– Ладно, забудьте, – вздохнула Зина, убирая обратно за последнее время изрядно потрепанное семейное фото. – Так вот я о чем, – казалось, ей хватило Зининого «забудьте», и она перешла к главному, зачем подсела к ней, – зачем Дарья Дмитриевна хотела меня убить. Зачем был нужен пожар. Так подставить себя с машиной. И в конце концов, она бы не сожгла свою добычу, свой трофей, свою крысу. – Она не могла, – сказал Никита громко, когда Даниил перестал петь, словно вторя Марте Виссарионовне, – не могла она, – повторил он чуть тише, ища поддержки, но все молчали, сочувствуя парню, и только Зина была готова с ним согласиться. Слишком много фактов, словно кто-то очень хотел подставить Снежную королеву. Шаман Ванжур пришел в себя в маленькой, но новой, недавно торжественно открытой больнице Хужира. Врачи сделали много уколов, капельница и вовсе до сих пор торчала из его руки. – Ну вот, Ванжур Агванович, – молодой врач, которого он знал с рождения и даже раскидывал ему камни на судьбу, бережно померил шаману давление, – все будет хорошо. Напугали вы всех, вам бы полежать у нас немного, подлечиться. Хочу сразу успокоить, правнук ваш нашелся, с ним все в порядке. Врач поспешил успокоить своего больного, зная, что именно это послужило причиной для приступа. – Вот ваш телефон, можете позвонить дяде Алтану, а то он уже всем надоел своими звонками. Звонит, ругается, будто мы виноваты в вашем приступе. Грозился приехать, врачи уже боятся трубки брать, – говорил он больше с какой-то нежностью, нежели злом. Ванжур улыбнулся. В этом был весь Алтан, его невозможно было не любить. Он был настолько искренен в своих чувствах, что невольно человек уважал их и располагался к мужчине. Он был другом его сына Николая. Дружили они с детства, по-настоящему, как сейчас уж и не дружат. Поэтому, когда Николай с женой погибли, Алтан стал для Ванжура сыном, а для маленькой Светочки дядей. Ванжур вспомнил, что когда этого шведского журналиста занесло на Ольхон и он без памяти влюбился в Светлану, Алтан переживал, как отец за свою дочь, и долго плакал, когда Ванжур благословил их и разрешил молодым уехать в Швецию. Каждое утро у Алтана начиналось с того, что он звонил Светлане и спрашивал, какая у них погода сегодня. Ванжур как-то сказал Свете, что поговорит с ним, чтоб не беспокоил постоянно, на что та лишь засмеялась и сказала, что ей это нужно не меньше, чем ему. Это был ритуал, который продолжался постоянно, но однажды Света не взяла трубку. Ванжур не хотел это вспоминать, сердце только от осколков воспоминаний начинало стучаться сильнее. И чтоб отвлечься от грустных мыслей, позвонил Алтану. Разговор был длинным и тяжелым для Ванжура, потому что известие о том, что эти ужасы вытворяла дочка любимого младшего брата, стало ударом для шамана. Он не верил в это, хотя, возможно, просто не хотел верить. Огромная круглая луна светила в окно больницы, она словно окутывала Ванжура пеленой воспоминаний. Потому что луна не меняется, какой была она пятьдесят лет назад, такой и остается. Нет уже брата, а она по-прежнему хранит тот разговор. «– Знаешь, Ванжур, – говорил тихо Димка, глядя в окно на луну, – я только тебя люблю. Ни мамку, ни отца не люблю, только тебя. Вот по тебе буду скучать, знай об этом. – Глупости не говори, – сказал недовольно Ванжур. Ему было приятно признание, но он не мог понять, как можно не любить родителей, – мамка с папкой тебя очень любят. – Не-а, – очень спокойно сказал Димка. Времена его истерик прошли, он словно что-то решил про себя и теперь с этим жил. – Они меня предали, а детей предавать нельзя, они не прощают предательства. После того как они поняли, что во мне нет дара, я стал им неинтересен. Поэтому я закончу школу и уеду в Москву. – Да чего несешь-то, – сказал брату Ванжур, – у нас все поровну. И кормят нас одинаково, и одевают. Ты придумываешь то, чего сроду нет. – Кормят, одевают, это ты прав, – так же спокойно говорил Димка, и это его спокойствие выводило Ванжура из себя даже больше, чем его слова, – только любят лишь тебя. – Почему в Москву-то? – спросил брата Ванжур, стараясь перевести тему любви. – Потому что там все возможно, – быстро ответил Димка, словно обдумал это давно. – Москва – это город, где ты можешь стать кем ты хочешь, это город возможностей, город воплощения мечты. Я обязательно там всего достигну, чтоб родители читали газеты и видели, какой я гениальный, чтоб поняли, кого они посмели не любить. – Нельзя жить кому-то назло, – сказал Ванжур расстроенно, потому что видел, как искренен брат в своей вере, в своей ненависти. – А мне тебя даже жаль, – сказал Димка с особой нежностью, – тебе придется жить на острове. Как в каменном веке ходить с бубном и в клоунском наряде, и по камням читать чужие судьбы. Это вся твоя судьба, у тебя никогда не будет настоящего счастья. Я не пожелаю никому такой судьбы. Мне просто интересно посмотреть, как ты будешь запрещать своему ребенку жить обычной жизнью, говоря, что он должен жить ради других, ведь ты не такой, как наши родители, ты добрый, сможешь ли, не знаю. Знаешь, вот если у меня будут дети, я не расскажу им про тебя и родителей, ни за что, чтоб у них не было даже соблазна приехать сюда. Да и сам никогда не вернусь, просто знай, что я тебя люблю и всегда буду помнить». На этом воспоминании к Ванжуру пришло озарение. Он уже не хотел быть под властью луны, не хотел вспоминать, что ответил тогда любимому брату. Сожалеть, что это был их последний разговор по душам. Ванжур сейчас понял главное, и от этого стало страшно. «Он был не там», – звучало в его голове настойчиво. Шаман аккуратно сел на кровать, словно примеряясь к своему самочувствию. Комната, немного сымитировав карусель, остановилась, и четкость зрения стала возвращаться, показав очертания лунной дорожки по полу. Потихоньку, шаркая ногами, он вышел в коридор. Там в полумраке, под настольной лампой, молодой врач что-то записывал в толстую тетрадь. – Ты на машине? – спросил его шаман, без предисловий перейдя сразу к делу. – Да, – молодой человек был местным и знал, кто такой Ванжур и что с ним не спорят. Жители Ольхона до сих пор считали его главным шаманом, преклоняясь перед его даром, и в сложных ситуациях ходили именно к нему за советом. Некоторые делали это тайно, скрывая свой поход от Балта, потому что новый главный шаман был обидчив и по глупости своей эти обиды любил высказывать людям в лицо. – Ключи, – протянул руку шаман, и врач, не сказав ни слова, положил в огромную ладонь связку. Насколько мог быстро, Ванжур вышел на улицу. На острове Ольхон была холодная майская ночь. Звездное небо украшала огромная круглая луна, добавляя небу особой, не реальной, а какой-то сказочной красоты. Но самое главное, не было ветра. В мае они обычно изводят жителей огромного острова на Байкале, но сегодня его не было абсолютно. Другие люди порадуются данному факту, но только не старый шаман. Потому как полное отсутствие ветра говорит ему о том, что духи плачут. Глава 25 Зине не спалось, и она крутилась с боку на бок, словно царевна на горошине, в невозможности найти себе место на мягкой перине. Она беременна, так сказал он, значит все, это конец, это твердая точка. Ничего уже не может быть, нет выхода, он прав, ни Зина, ни Тимур не смогут быть вместе никогда, даже если любовь еще горит в них. Хотя, может быть, точка была поставлена не сейчас, а год назад, когда никто так и не позвонил, и беременность Ксюши совсем ни при чем. Возможно, это лишь повод для его пьяных истерик, и завтра, проснувшись в одной кровати, он нежно поцелует свою будущую жену и с сожалением вспомнит вчерашний день. Зина его вчерашний день. Это больно, но это правда, и ей надо это принять. Женщины так устроены, что не могут этого принимать просто, всегда оставляя надежду и глупое слово «а вдруг» остается до. До чего? Наверное, до появления новой любви, решила Зина. Именно поэтому некоторые вспоминают своих ушедших мужей до старости, а некоторые, встретив новых, даже не допускают мысли о предателях. До новой любви, ну что же, надо теперь только надеяться, что она заставит себя долго ждать. Где-то Зина слышала, что любовь – как упавший кирпич с крыши. Появляется неожиданно и выбивает все мозги, жестко, но правда в этом есть. Влюбленные люди глупы и наивны, какими умными и продвинутыми они бы ни были в жизни. Где же ее кирпич, возможно, уже рядом, а она со своим «а вдруг» просто не замечает его. Хуже всего, лежа в постели, переворачиваться с боку на бок, пытаясь уснуть. Поэтому Зина включила лампу и достала листок, что передала ей Вика, с расположением людей на пожаре. Конечно, пожар не то место, где ты смотришь на местонахождение других людей и наблюдаешь за ними. Особенно когда горят шесть вполне больших вагончиков и люди пытаются спасти хоть что-то из огня. Многие вообще не видели больше двух, некоторые могут вспомнить пятерых, и то не постоянное их присутствие, некоторые же смогли описать почти всех. Но одна странность зацепила Зину, одного человека видели абсолютно все. На этой мысли послышался тихий стук в дверь. Зина взволновано взглянула в зеркало и, убедившись, что все в порядке, открыла дверь, сработало опять пресловутое «а вдруг». Тихомир Федорович стоял за дверью и переминался с ноги на ногу. На нем не было его фирменных подтяжек и потому трепать было нечего. Зато полосатая пижама грозилась растянуться, натянувшись на выдающийся живот мужчины. – Простите, я опять не вовремя, – сказал он, видимо, вновь увидев разочарование на Зинином лице, – я просто увидел полоску света под дверью и решил рискнуть и постучаться к вам. – Проходите, – сказала Зина на этот раз спокойно, – я не спала. – Вы знаете, Зинаида, мне не дает покоя один вопрос. – Да вы счастливчик, у вас он только один, – усмехнулась Зина, – у меня множество вопросов и главный – почему Дарья Дмитриевна выбрала себе в компаньоны Миху. Такие, как она, не замечают парней типа Михаила, они для них просто работники. Могла бы взять Никиту или вообще без них обойтись. Мне участковый сказал, что у всех жертв в крови нашли нервнопаралитический препарат, они пока не определили, какого происхождения, но самое главное, вдохнув его, жертвы уже не сопротивлялись. Задушены они были просто приложенной плотно к их лицам не продуваемой тканью, что-то типа подушки или пуховика. Подвешены жертвы были невысоко, так что с ними могла справиться и женщина. Дарья Дмитриевна у нас спортивная, насколько я знаю, пробежки каждое утро и так далее, так что вполне могла. – Вот-вот, – поддержал девушку Тихомир Федорович, – а почему она мальчишку так не усыпила? Он сказал Алтану, что не видел, кто это сделал, ему накинули мешок на голову и скрутили руки. Да и вообще, она что, изверг, зачем она ребенка-то взяла. – Ну это-то как раз понятно, – сказала Зина, – ей нужен был невинный человек. На этих словах у Тихомира Федоровича пуговица отлетела от пижамы и со свистом ударилась в Зину. – Простите, – смутился он и прикрыл рукой часть своего тела, так бесстыже оголившуюся, – вот зачем делать прямые рубахи на большие размеры, ведь все знают, что, если в таком размере, непременно у мужчины живот, – бормотал он, – не все линии в этом мире прямые, есть и выпуклые. – Что вы сказали? – вдруг Зина встрепенулась и выпучила глаза так, словно только что ей на ум пришла гениальная мысль, которая с трудом умещалась в голове. Тихомир Федорович несколько испугался такой реакции и неуверенно сказал: – Я вообще пришел сказать про невинность, зачем ей был нужен Айк. – Нет, – рявкнула Зина, так что теперь пришла очередь округлять глаза Тихомиру Федоровичу, – что-то про линии. – Ну это не важно, – махнул рукой мужчина, забыв, что прикрывает ею оголенное предательницей пуговицей тело, – я про пижаму. – Вы сказали, что не обязательно делать прямую линию, а можно… – Зина сделала паузу, чтоб он мог вспомнить, что сказал. – Ну я сказал, что не все линии в этом мире прямые, есть и изогнутые, – растерялся от такой реакции и не понимая, что он мог сказать не то. – Так, точно, пойдемте, – она накинула поверх своей пижамы пуховик, на голые ноги натянула ботинки и, схватив за руку Тихомира Федоровича, потащила его по коридору мимо комнат других жильцов. – Мы куда? – поинтересовался Тихомир Федорович шепотом, боясь разбудить кого-нибудь в доме. – Мы к Даниилу Бровику, – сказала Зина, на ходу вспоминая комнату миллиардера и тоже боясь спутать и разбудить не того. – Зачем? – Тихомир Федорович не сопротивлялся, но упорно хотел знать смысл их странного поведения. – Мне нужна карта, – сказала Зина шепотом, найдя в темноте нужную дверь, – одна у Эндрю, но его положили в комнате Айка, а я не хочу будить мальчишку, он и так сегодня натерпелся, а еще такая же есть и у Бровика, ему Эндрю скидывал сегодня, – на этих словах она постучалась тихонечко в дверь. На их общее удивление дверь очень быстро открылась, и Даниил стоял на пороге свеж, словно он и не ложился, с фирменной улыбочкой на лице, которая уже не казалась Зинке столь отвратительной. – А зачем нам кузнец? – сказал вместо приветствия Даниил, показывая Зине на Тихомира Федоровича, которого она по-прежнему держала за руку, как мать маленького ребенка, словно боялась потерять. – Благословлять, – подыграла ему Зина на автомате и без приглашения зашла в его комнату, затащив за собой немного упирающегося мужчину, его смущала дырка, которая образовалась в пижаме от потери пуговицы, и он очень комплексовал по этому поводу. – Извиняюсь, – тихо сказал Тихомир Федорович, прикрывая свободной рукой оголившееся тело, – мне право неловко, пуговица отлетела. – Я не прихватил с собой швейные приспособления, так что помочь вам не смогу, – развел руками Даниил, а Зина, усадив в кресло своего коллегу, повернулась и, указав пальцем на него, сказала: – Мы идиоты. – Я тоже так подумал при первой встрече, – вздохнул Даниил, – но потом дал вам шанс, не надо быть столь самокритичной. – Мы с тобой идиоты, – повторила Зина. – Мне льстит, что мы все-таки перешли на «ты» окончательно, но то, что ты называешь меня идиотом, не очень мне нравится. Давай придумаем другое прозвище, я могу быть дурашкой, например, – Даниил был в прекрасном расположении духа. – Вот видишь, – Зина тыкнула в разошедшуюся на пузе пижаму Тихомира Федоровича. Сейчас, когда он сидел в кресле, она стала еще больше. Тот от такого внимания покраснел как рак и уже двумя руками прикрыл образовавшуюся дырку. – Ну согласен, печально, – махнул головой Даниил, – но тут спорт и диета, кстати, могу найти хорошего диетолога. Хотя вам идет, – сказал он Тихомиру Федоровичу, который не понял, что происходит и почему его пузо вызывает у Зины такой интерес, и очень смущался. – Да нет, – замахала руками Зина, – смотри, это полукруг. – Согласен, – сказал Даниил, было видно, что он уже тоже озадачен ее поведением. – Ну я бы не сказал, что это круг, – спохватился Тихомир Федорович и попробовал втянуть живот в себя, но у него ничего не вышло.