— Так что ты мне можешь рассказать о себе и других духах, которых знаешь? — А-а-й! — протянул летун и махнул рукой. — Другие скучные… с ними не интересно. У них вечно какие-то свои дела, заботы… ну их! О себе летун сказал так: — Со мной не заскучаешь… да и многое я могу… всё что захочу! А больше Стенсер ничего нового вытянуть не смог, только те же высказывания, но другими словами. После уже летун допытывался, зачем же человек полез его травы рвать. И Стенсер, не сразу решившись, прошёл и показал скрытое за травами окно. — А-а-а! — протянул летун. — Так вот в чём дело? И всего-то? — и уж чуть ли не смеясь, добавил. — Мне, конечно, верхушки нужны, но ведь можно их и срезать… это не станет такой уж великой бедой! — Но ведь я уже успел попортить твой дом, — мужчина кивнул в сторону вырванных трав. — Ай, да ладно тебе! Срежь верхушки, так, чтобы тебе удобно было, и забудем об этом! «А ведь старается держаться разбойником… да-а-а, а сердцем добрый… славный он, малый!» — решил для себя Стенсер. — Нет, так не пойдёт… я напакостил, и нужно что-то взамен сделать. Чем могу помочь? Какое-то время летун отнекивался, но уже темнело, да и человек был настойчив: — Ладно, ладно… есть, знаешь ли, одна чудная трава… прямо чудо чудное, волшебная трава! Стенсер пообещал раздобыть эту траву, старательно запомнив её описание. И хотел было уйти, но летун потребовал, чтобы человек в тот же вечер подрезал траву рядом с окном. — А не то… ух, разозлюсь! — обещал летун. 20 Уж совсем стемнело. Стенсер сидел перед окном и впервые глядел через него на улицу. И то, как лунное сияние заполонило сумрак деревни, как преображало мрачные старые дома и брошенные, одичавшие садики, его удивительным образом волновало. Набегавший ветер покачивал травами, которые он до конца не срезал, и получалось так, словно тёмно-зелённые волны пробегались у самого окна. Мысли вяло перетекали. Мужчина пытался собраться с духом и подумать о том, что его давно беспокоило, но… в печи жарко, с шумом горели дрова. В доме было теплее нужного. Усталость говорила о себе подкатывавшей сонливостью. А за окном было чарующе красиво. Особенно удивительно для Стенсера выглядел тёмный дом, напротив, с растущими рядом пушистыми деревьями. Он пытался начать думать: «Так, не отвлекаться, не отвлекаться! Это никуда не убежит!» — говорил он себе, но всякий раз мысли обрывались. Стенсер впервые по-настоящему наслаждался ночью. Такая светлая и располагающая к нежным мыслям ночь… Человек не мог ничего с собой поделать и его мысли уносились в мир чарующих грёз и видений. И в какой-то момент, положив голову на руки, он попросту уснул. Проснувшись немногим после, Стенсер отбросил идею потратить свободное от труда время на размышления. Поплёлся в сторону своей нехитрой лежанки, рассудив: «Время ещё будет, а приятный сон можно и потерять!» * * * Готовя завтрак, и чувствуя, как заметно стало легче, Стенсер размышлял о том, каким он видит своё будущее. И, не находя причин, почему деревня оказалась брошена, решил, что: «Было бы не плохо тут задержаться, попробовать обжиться. Глядишь, чего и вспомню». Но ему не давало покоя понимание, что он почти ничего не знает об окружении, о духах и местности. В мыслях он рассуждал: «Будимир навряд ли поделиться чем-то… то «не знаю», то «забыл»… ведь не договаривает, плут! Летуна спрашивать толку особого нет… — Стенсер вспомнил, как тот отзывался о других духах, — не думаю, что он хоть что-то знает… однако, попробовать можно. Кто же знает, наверняка, что ему известно? Речник, — подумал он и в его уме возник не самый приятный образ, — его ведь интересовали только его любимчики, но это касаемо земли и деревни… а что если попробовать расспросить о реке и… есть ли тут ещё реки, или, скажем, озёра?» И подобные мысли не покидали его, даже когда, окончив завтрак, Стенсер вышел на улицу. Там был приятный ранний день. Не жарко, но и не холодно. В воздухе звучали птичьи трели. Шелестели травы, да листва деревьев. И тонкий посвист ветра вплетался в общее звучание. А Стенсер, ничего не замечая, шагал в сторону реки и пытался для себя уяснить: «Много ли здесь духов обитает?», «Как бы мне осторожней быть, чтобы на чужие ноги, по глупости и не знанию, не наступить?» — и многие другие. Придя на знакомое место, сев там же, где и в прошлый раз, заброс в реку крючок с червяком. А мысли всё равно продолжали скользить с одного на другое. И когда рядом раздался булькающий голос, Стенсер на пару мгновений растерялся, а после, подумав: «Ну, что ж? Надеюсь, по итогу не утопит!» — Рад тебя видеть! — не кривя душой, поприветствовал человек. Спустя время, когда ведро мерно наполнялось рыбой, речник, по просьбе Стенсера, рассказывал о других водоёмах: — Немного ниже по течению, за каменным завалом, найдёшь пруд. Когда-то туда вливалась моя река, а уж после бежала в огромное озеро… Там у меня дядька обитает… У-у-ух, а не характер! Чуть что не по его, так сразу такое устроит! Стенсер, по одному только виду речника понял, что тот его дядька действительно внушает трепет: «Раз уж он так отзывается… должно быть там ужаснейшее создание какое-то!» — а воображение услужливо нарисовало громадного озёрного монстра, способного топить целые корабли. — Но понимаешь… и на тот пруд, и на великое озеро мне больше не попасть. — с явной грустью сказал рыболюд. — Чего так? — Да, — печально сказал речник, и махнул ручищей. — Завалы… Человек непонимающе посмотрел в глаза собеседника. Впервые обратил внимание на цвет глаз, — тёмные, с глубоко синим отливом. — Клюёт, — сказал речник, и, видя, что человек не отрывается от него глаз, махнул рукой в сторону поплавка, — тяни! — А? — удивился Стенсер. — Да-да, тяну! На крючке сидела совсем мелкая рыбёшка, с мизинец длиной. Стенсер с тоской подумал: «Малёк», — а в слух сказал. — Может выпустить? Мелкий ведь! Вздохнув, речник сказал: — Ладно, только с тебя одна услуга. Стенсер замер, с протянутой, в сторону воды, рукой. Рыбка даже не пыталась шевелиться, лишь жабры раздвигались, да рот разевала. — Какая услуга? — Для тебя это сущий пустяк, — отвечал речник. — А мне никак с этим не справиться. Мужчина молчал и внимательно глядел на рыболюда. — Да не пугайся ты так, — речник так рассмеялся, что сердце у человека замерло. — Всего-то и нужно завал один разобрать. — Так ведь ты говорил, что в пруд один завал, а от него ещё один в то, великое озеро, так? — Так оно так… только скажи, на что мне с дядькой видеться? Пусть там, у себя командует! А мне и без него хорошо. «Зачем же тебе на тот пруд надо? Не договариваешь!» — подумал Стенсер, но озвучивать не стал. После, глянув ещё раз на речника, задумался. — А зачем ему завал убирать? Ведь ноги… лапы… что у него там? Может и сам ведь перебраться… в чём беда?» Не найдя решения загадки, решился спросить: — Скажи мне, а то ведь не пойму никак… зачем разбирать завал, если ты можешь так, своим ходом перейти? Да и воздуха ты не боишься. Речник недобро так глянул, а после, с некоторой досадой, сказал: — Думаешь, стал бы я просто так, без нужды, да просить о помощи? Стенсер по его взгляду понял, что лучше не продолжать расспрашивать. Пообещал, что в ближайшее время возьмётся за дело. Но всё же думал, что: «Таиться, не договаривает что-то!» 21 Стенсер проснулся раньше, чем думал. Он не мог вытерпеть, не получалось совладать с собой и ушёл из дома, прихватив ведро да сеть, задолго до рассвета. Солнце ещё не обозначилось первыми всполохами на горизонте, но уже светлело. А он шагал вниз по течению реки. Обходил овраги, боясь свалиться в них, поднимался на пологие холмы, с которых мог видеть окружение. А дыхание вырывалось густыми клубами пара. И по коже бежали мурашки. Стенсер размышлял о том, как удачно, что надел свитер. И всё же его заметно пробирало неожиданной, для лета, прохладой. В пути он встретил рассвет, который забрезжил на горизонте яркими красками. Продолжая шагать, жмурясь и поглядывая на выглянувшее солнце, слышал щебетание проснувшихся птиц. И тело двигалось так не привычно легко, что не обращал внимания на плутающую реку: «Немногим больше пройду, немногим меньше… не велика беда!» Вниз по течению оказалось много, очень много холмов и холмиков, вокруг которых обегала река, собиралась, и вновь разбегалась, разделяясь на мелкие ручьи. Стенсер, забравшись на самый крупный из холмов, на котором росло несколько молодых, в два его роста, берёзок, внимательно оглядел округу. На силу отыскал деревню, из которой держал путь. Увидел обширные, брошенные поля, которые заполоняли собой почти всю равнину, и местами наползали на холмы. Отыскал и пруд, к которому шагал, такой далёкий, к нему с одной стороны подступал густой лес. Посмотрел дальше, ведь где-то, как говорил речник, «великое озеро». И его Стенсер углядел, — по-настоящему огромный водоём, который почти полностью окружили молодые леса, а рядом невероятно могучий, дремучий лес. И так удивительно выглядела яркая озёрная синева с близкой зеленью, рядом мягкой, а дальше глубокой и насыщенной. — А ведь красиво, — не сдержав своих чувств, сказал Стенсер.