Пролог Таких, как я, называют раянами. Когда-то нас было много. Нам поклонялись, словно богиням, нас почитали и приносили дары. В те времена мы сами выбирали, кого почтить своей благосклонностью, кого одарить чудом нашей любви и подарить наслаждение. Люди строили для нас храмы и рядили в сияющие одежды небожительниц. Тогда мы сами решали, для кого расцветет лори. Но люди переменчивы и мстительны. Когда-то одна из нас отказала темному императору, не пожелав разделить с ним ложе и подарить любовь. И владыка решил свергнуть богиню с ее пьедестала, решил покарать и заставить упасть ниц перед собой. Мужчина… Даже сильнейшие из них, обладающие магией и властью, бессильны перед болью и желчью разбитого сердца. Император повелел разрушить наши храмы, сжечь наши святыни, а нас объявить вне закона. Я родилась в то время, когда раяны уже два века были отверженными. Мне не повезло. Родиться с бутоном лори на спине – это смертный приговор. Потому что теперь нас убивают. Нас почти не осталось… Как мне рассказали, моя мать не смогла собственноручно перерезать горло новорожденной малютке, или задушить меня, прижав к лицу тюфяк, набитый старой соломой. Она не смогла сделать так, как велит закон. Но и оставить меня у себя тоже было не в ее власти. Все на что ее хватило, подкинуть корзину с младенцем к воротам святой обители в скалах Скорби, туда, куда не ступает нога здравомыслящих людей, потому что в обитель приходят умирать. Возможно, моя мать решила, что там, где царит лишь смерть и мука, у меня будет шанс, и бутон лори не расцветет. А может, она просто выкинула меня по пути, и обитель лишь оказалась рядом. Я не знаю… Я выросла в окружении полусумасшедших старух, гнойных трупов и духов мертвецов, которых в обители было больше, чем живых людей. Я даже научилась с ними общаться, ведь маленькой девочке, тоже нужны друзья, пусть эта девочка и отмечена смертельной печатью еще спящего цветка. Долгие годы бутон не раскрывался, лишь плелись по позвоночнику тонкие ветви с узкими листьями, оплетали мою спину черным рисунком. Говорят, что когда-то цветы лори на телах раян цвели живыми красками. Но после проклятия темного владыки они лишь исчерчивали тело тонким черным рисунком… Еще болтали, что краски вернуться, если раяна сможет полюбить. Но это, конечно, лишь глупая сказка. Потому что раяны не любят. У раян нет души, нет сердца, у раян есть только тело с цветком лори, и это тело столь желанно для любого, кто к нам прикоснется, что способно свести с ума. Когда-то раяна означало желание. Теперь это значит яд. И когда мой цветок расцветет, меня найдут. Сумеречные псы, слуги темного владыки, самые страшные инквизиторы и маги, они придут за мной, чтобы уничтожить. Стереть с лица земли смертельную отраву, способную поработить мужчину. Раяна означает смерть. * * * Утром возле обители появился умирающий. Наверное, его просто сбросили у поворота дороги с обоза, оставили в осенней грязи, не пожелав озаботиться, как потащат тяжелое мужское тело скрюченные от времени старухи. Оникс увидела его из окна, вернее, заметила что-то темное на подъездной дорожке. Она привычно повязала на лицо платок, покрывающий волосы, привычно закрыла лицо маской. Надела длинные, до локтей, перчатки, и фартук поверх старого черного платья. Трогать умирающих опасно, можно заразиться какой-нибудь гадостью. В дорожной грязи лежало тело, и поначалу Оникс решила, что мужчина мертв. Она привычно перевернула труп, осмотрела на предмет ценных вещей. Увы, почти всегда в обитель привозили либо нищих, либо обездоленных, у которых за душой нечего не было. Все, кто был побогаче предпочитали умирать под присмотром целителей, сила которых могла если не удержать душу, то хотя бы облегчить страдания. В Обитель приползали лишь те, кто не мог себе позволить и этого. Но практичные монахини с детства научили Оникс внимательно осматривать даже этих бедолаг, потому как, и у них можно было раздобыть уже ненужные телу вещи, или сапоги, которые потом менялись в долине на еду или мыло. И сейчас Оникс собиралась сделать именно это. Она вскрикнула от радости, поняв, что под слоем грязи видит хорошие, кожаные сапоги, и вполне добротные штаны. Странно, что возница, доставивший труп, не раздел его. Или побоялся заразиться? В долине свирепствовала марь, косившая жителей пачками, зловонный дым пожаров, в которых сжигались трупы, долетал даже до обители на скале. Оникс задумчиво рассмотрела труп. Брюнет. На щеке запеклась кровь от длинного рваного пореза, одет в обычную одежду странников. Со вздохом девушка присела, провела руками в грубых перчатках по телу брюнета. Вдруг повезет и у него окажется поясной кошель? Хотя надеяться на такую удачу было чересчур глупо… И вскрикнула от неожиданности, когда ее ладонь перехватила жесткая рука, а глаза брюнета распахнулись. На удивление эти глаза оказались не темными, а светлыми, зелеными. Мужчина смотрел на нее напряженно, сжимая запястье так крепко, что Оникс испугалась, как бы ни сломал. – Отпустите, – прошептала она, – вы делаете мне больно. – Кто ты? – выдохнул сквозь зубы мужчина. Он попытался подняться, и Оникс ясно увидела на его боку рану, длинную прореху, разорвавшую кожу и мясо, со странным, словно оплавленными краями. Удивительно, что с такой дырой в боку он все еще жив. – Послушница обители Скорби, – ответила Оникс, осторожно освобождая руку. С умирающими лучше поостеречься, порой люди сходят с ума на пороге сумрачных врат и норовят забрать кого-нибудь с собой. А этот полутруп и сейчас выглядел слишком опасным, чтобы приближаться к нему ближе, чем на десяток шагов. – Помоги… – сквозь зубы, сказал брюнет, не спуская с нее тяжелого взгляда. Оникс с сомнением покосилась на его рану. Она удивлялась, что он все еще дышит, но помочь ему? Что она могла сделать? – Заплачу… – снова короткий вдох. – Я… постараюсь, – кивнула Оникс, не сомневаясь, что, несмотря на любые старания, мужчина не дотянет до утра. Поднявшись с колен, она крикнула старой Марвее, чтобы помогла дотащить мужчину до обители. * * * Удивительно, но путник, который, казалось, уже открыл сумрачные врата, через несколько дней заметно пошел на поправку. Оникс пораженно рассматривала длинную рану на поджаром сильном теле, которая затягивалась с поразительной скоростью. – Почему он так быстро исцеляется? – удивленно спросила она у Марвее, – никогда такого не видела. Старая монахиня не ответила, покачала головой, но в блеклых глазах, окруженных сетью морщин, застыли беспокойство и тревога. Оникс знала, что старуха не одобряет появление в Обители мужчины, и даже то, что раненный пообещал заплатить, сохрани они ему жизнь, монахиню не задобрило. Напротив, огорчило еще больше. – Как бы не вышла боком нам его плата, – ворчала она, меняя на груди брюнета влажные тряпицы. – У него точно есть деньги, – жарко шепнула Оникс, – смотри, какая одежда хорошая! А в Обители крыша течет так, что легче на улице спать! Если он нам заплатит, мы сможем ее починить! Ну же, Марви, не хмурься! Ну, что он нам может сделать? Кому нужны старые монашки? – Это мы старые монашки, – тихо сказала Марвея, – но не ты, – она потянула девушку в сторону от лежанки с раненным, и спросила, тихим сиплым шепотом. – Цветок не расцвел? Оникс покачала головой. Именно Марвея была той, что подобрала ее у порога обители двадцать лет назад. И только она знала ее тайну. Всю свою жизнь Оникс носила закрытую одежду, платок, перчатки и маску. Впрочем, так выглядели в обители все. Маски носили не только, чтобы защититься от заразы, но и чтобы дух смерти, забирая умирающих, не увидел лица монахинь. Не заинтересовался, не решил прихватить их с собой. Марвея кивнула с облегчением, зыркнула на чужака, и сплюнула сквозь зубы. – Ох, не к добру… – повторила она и ушла, тяжело шаркая ногами. Оникс посмотрела ей вслед и, не удержавшись, снова подошла к лежанке. Брюнет пару раз открывал глаза, осматривал помещение невидящим взглядом и снова проваливался в небытие. Оникс удивленно остановилась, рассматривая его тело. Конечно, мужское тело не было для нее откровением. Сколько их, этих тел она обмыла своими руками, прежде чем поднести факел к сухому хворосту, обложившему труп? Но все эти тела были тщедушными и страшными, болезненными телами стариков и бродяг, а вот такого она не видела никогда. Девушка внимательно посмотрела на его лицо. Глаза закрыты, и черные прямые ресницы не дрожат. И потянула вниз старое покрывало. Тело мужчины было… красивым. Даже сейчас, перевязанное серыми тряпками, оно таило в себе скрытую мощь и силу. Под кожей застыли тренированные мышцы воина, загорелая кожа даже на вид казалась гладкой. Темная полоска волос тянулась по его накаченному животу и разрасталась вокруг мужского естества. Оникс заинтересовано наклонила голову. Естество тоже было совсем непохожим на то, что было между ног у стариков. Совершенно не похоже. Девушка воровато оглянулась на дверь, и с любопытством исследователя опустила руку в перчатке на живот мужчины, провела пальцем, с легким недоумением ощущая желание прикоснуться к нему обнаженной ладонью. Просто, чтобы понять действительно ли его тело на ощупь такое, как ей представляется? И изумленно вздрогнула, увидев, что мужской член дрогнул и стал подниматься. Оникс хотела отскочить, но не успела, перехваченная тяжелой рукой. В одно мгновение, брюнет перевернулся, прижал девушку к лежанке, придавил своим телом, всматриваясь в ее глаза в прорезях маски. – Отпустите… – пискнула она, испуганная этими злыми глазами, этой силой, так легко скрутившей ее. – Зачем? – он не отрывал от нее взгляда, – ты, кажется, хотела познакомиться поближе? – Нет… я просто… – Оникс замялась, отворачиваясь и радуясь, что под маской не видно, как она покраснела, – у вас кровь… – тихо закончила она. Мужчина опустил глаза. От его движения рана раскрылась, и тряпицы сдвинулись, стали густо и быстро пропитываться кровью. – Архар! – выругался мужчина и оттолкнул Оникс, лег на спину. Однако глаз от нее не отвел. Прижал ладонь к своей ране, и девушка с изумлением увидела, что кровь остановилась и больше не выплескивалась толчками. – Сними маску, – сказал брюнет. Нет, не сказал. Приказал. Привычно, потому что привык именно приказывать. Оникс отступила на шаг и качнула головой. – Мое лицо обезображено марью. Не стоит на него смотреть. Простите, но я никогда не снимаю маску. К тому же, монахиням скорби это запрещено, вы должны знать. Мужчина медленно кивнул. – Как долго я здесь нахожусь? – Мы нашли вас восемь лун назад. Брюнет осмотрелся и попытался сесть. – Вам лучше остаться лежать. Рана может снова открыться, – предупредила Оникс. Но мужчина не обратил внимания на ее слова и сел, совершенно не смущаясь своей наготы. – Восемь лун, – задумчиво повторил он, – долго. На его лице не отразилось ни одной эмоции, он размышлял, рассматривая застывшую посреди комнаты девушку. – Где мои вещи? Оникс кивнула на деревянный сундук в углу. – Вы обещали заплатить, если мы поможем вам, – напомнила она. – Разве монахини скорби не обязаны помогать страждущим? – с легкой насмешкой спросил он, – без вознаграждения?