Мое сердце разбивается. И я не принимаю решения, основываясь исключительно на том, как они повлияют на меня. Я сделала выбор, на который повлияла любовь, и я не могу поступить по-другому. Моя рука весит тысячу фунтов, но я беру телефон со старого стола отца и набираю номер, указанный на визитной карточке адвоката. Он отвечает на третий звонок, его голос звучит устало. Ожидаемо. Солнце едва взошло. Я даже не знаю, который час. Знаю только то, что мне нужно вернуться в Новый Орлеан прямо сейчас, прежде чем Бутч проснется и убедит меня остаться. Он легко мог бы убедить меня. Он мог уговорить меня вернуться в постель, пообещав удовольствие — такое, о существовании которого я даже не подозревала, — и я с радостью вернулась бы. Я могу потерять себя здесь. Я могу потеряться в одержимости и похоти, и проснуться через несколько лет с осознанием, что время идет без меня. Как человек, который ценит жизнь во всех ее моментах, я не могу это сделать. Не могу предать себя. И не могу попросить Бутча пойти со мной. Не могу видеть его боль и панику, которую увидела вчера вечером. Воспоминание об этом — словно нож между ребер. — Привет? — повторяет более нетерпеливо адвокат — Даа, здравствуйте. Это Синди Картер, — сглатываю ком в горле — Не могли бы вы организовать для меня вертолет сейчас? Всего через несколько мгновений, как я повесила трубку, я начинаю трястись. Это еще больше доказывает, что мне пора уходить. Одна ночь с Бутчем, и я никогда не смогу вернутся назад. Он уже овладел моими костями, моим сердцем и желанием. Он оставил свой след всюду. Дрожащей рукой я пишу записку и оставлю ее на столе рядом с визитной карточкой юриста. Возможно, он никогда ее не увидит. Возможно, после паники, которую он испытал из-за меня прошлой ночью, он больше никогда не захочет подниматься так высоко. Но, кажется, я не могу просто уйти, не оставив часть своего сердца. Я выхожу на палубу со слезами, сажусь, скрестив ноги, и смотрю на океан. Вчерашний шторм давно утих, но вода все ещё неспокойная. Соленый ветер развивает мои волосы, хотя это не имеет большого значения. Он был в смятении из-за того, что прошлой ночью я была под Бутчем. В его власти. У меня перехватывает дыхание, и плоть между ног сжимается. Больше. Я хочу большего. Хочу вернуться в его постель. Пульс быстро бьется в моем теле, а мышцы живота дрожат. Я больше никогда не найду такого, как он, и я не хочу уходить. Я буду остаток жизни наслаждаться воспоминаниями о нашей единственной близости. Для меня не будет других мужчин. Никогда. Когда я вижу вдалеке приближающийся вертолет, я смотрю на стальную дверь, ведущую под лестницу, и шепчу: — Я люблю тебя. Я прижимаю юбку, чтобы она не взлетела от вихря, создаваемого винтами вертолета. И когда он, наконец, приземляется в назначенном месте, я бегу и забираюсь на борт, а мое сердце бешено колотится в горле. Я поступаю правильно. Мне нужно уйти сейчас же, иначе я никогда не уйду. Хуже того, я заставлю Бутча сделать что-нибудь, что усугубит его травму. Я не буду этого делать. Не могу. Это единственный выход. Пилот искоса смотрит на меня, и я показываю большой палец вверх. Во время взлета, установка становится меньше и меньше. Но не настолько, чтобы я не увидела, как Бутч выбегает на палубу без рубашки. На его лице читается отрицание. Агония. Безумие. Все, что я могу сделать, это согнуться пополам и спрятать голову между коленей и плакать. Пожалуйста, пойми, Бутч. Я не могу остаться и люблю тебя слишком сильно, чтобы заставить тебя уйти. Я долго не могу перестать плакать. Не тогда, когда буровая установка становится крошечной точкой позади меня. Не тогда, когда я вернусь в Новый Орлеан. И не тогда, когда я забираюсь в кровать, рыдая его имя, а мое тело горит и жаждет того, что больше никогда не сможет получить. Жизнь кажется сном. Вчера я вернулась с буровой установки. В моей почте были запросы на работу, и я приняла первый попавшийся. Решила заняться физической работой под солнцем, чтобы отвлечься. Может быть, если я вымотаю свое тело достаточно, то пульсирующая боль между ног утихнет. Я не могу нормально дышать. Моя кожа настолько чувствительна, что утром после того, как я случайно задела дверной косяк, пришлось скрестить ноги и потереть киску. Но я не смогла довести себя до оргазма. В душе я представляла, как Бутч сидит на мне сверху, я пыталась представить, как его вес прижимает меня, как этот огромный член входит и выходит, пока он рычит и хрюкает. Без возможности двигаться. Без возможности убежать. Его рука на моем горле. Я дошла до того, что задыхалась и сжималась, но облегчения не наступало. Без него я не смогу избавиться от этой боли. Пульс громко стучит в ушах, а грудь болит. Солнце с таким же успехом могло быть в двух футах от меня, учитывая пот, который оно оставляет на моей коже. Я стою на четвереньках возле таунхауса с небольшим участком сада. Здесь нужны гладиолусы. Или лилии? Я не знаю. Я даже не могу вспомнить, что купила сегодня утром в детскую. Вся поездка как в тумане. Когда мои пальцы погружаются в грязь, это похоже на чувственный акт, и я останавливаю стон, желая, чтобы пальцы Бутча зарылись в мои волосы и потянули их. Дергали. Нет возможности избежать этого. Мне нужно достичь оргазма. Сейчас же. От моего грубияна. И я не знаю, как проживу один день, не говоря уже обо всей жизни. У меня на глазах наворачиваются слезы из-за того, что я скучаю по его рукам, мои соски торчат и пульсируют, умоляя о посасываниях его рта. Я в агонии. Как я пристрастилась к нему так быстро? Что происходит со мной? Шов моих джинсовых шорт промок, и он трется об меня, как будто я на большой скорости наехала на кочку, но не съезжаю с нее, а просто вишу там. Мои половые органы опухли и горят желанием. Остановись. Пожалуйста, остановись. Но страсть не угаснет. Я оглядываюсь на тихую улицу перед домом, затем беру лопату, прижимаю ее длинный конец к расщелине и тру киску через джинсовую ткань. Я издаю стон и падаю вперед на локоть в грязь, работая ручкой лопаты у клитора, представляя, что это член Бутча. Я не должна делать этого с собой. Я только усугублю страдания, доведу себя до края и не смогу переступить и достичь оргазма. Боже. О Боже. Я рыдаю от разочарования, роняю лопату, зарываюсь пальцами в грязь и набираю пригоршни. Земля просачивается сквозь мои пальцы, когда я слышу знакомый рев. Мои легкие сжимаются, все тело замирает. Это мое воображение играет со мной злую шутку? Или это Бутч зовет меня по имени? Здесь, в Новом Орлеане? Я все еще стою на коленях в грязи, когда он появляется в поле зрения. В конце улицы. На улице тихо, но люди на тротуарах отходят, уступая ему дорогу. И это неудивительно. Он пойдет на все. Весь в поту, без рубашки и обуви, с оскаленными зубами, как у дикого зверя. Он идет перед машиной, не глядя, и крик застревает у меня в горле, но в последнюю секунду машина останавливается, и я падаю набок, замирая. Не могу поверить в то, что вижу. Он на буровой установке? Он покинул установку? Ради меня? Бутч дошел до тротуара и остановился перед домом, где я работаю. Он видит меня и бьет себя в грудь несколько раз, дикий блеск в его глазах становится еще ярче. С каждым шагом, который он делает в моем направлении, моя плоть пульсирует все сильнее. Пока я не ползу к нему на четвереньках по грязи, моя грудь вздымаются, испарина покрывает мои щеки. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — хнычу я, умоляя его понять, о чем я прошу, хотя не могу сформулировать мысль полностью. Или как-то. Мне просто нужно почувствовать его кожу на своей, почувствовать биение его сердца. Почувствовать его дыхание на шее, лице. Нужно, чтобы он доминировал, подчинил, прижал и взял. Мне нужно быть с ним любыми возможными способами. — Я скучала по тебе — кричу я. — Скучала по тебе. Пожалуйста. Намек на безумие исчезает в его глазах, его шаги замедляются, грудь вздымается.