– Дядя, мы пойдем, – сказала Вики. – Вы с Полом можете спуститься, когда будете готовы. Теперь, Эвадна, дорогая… – и посредством какой-то магии Вики сумела вывести всех из комнаты в холл. – Она так мила, – заметил Пол. – Ох, ненавижу вести себя словно ребенок. Но самоубийство! Его же можно было предотвратить. Нет ничего, что бы я не сделал для старины Тони – ничего, если бы я только знал! Он никогда не намекал на свои проблемы. Этим вечером его настроение казалось хорошим… А затем прибыть домой и обнаружить это. Суицид! – Есть вероятность, что это не было самоубийством, – сказал я. Пол был потрясен. Он схватил меня за руку, и на мгновение я решил, что он собирается последовать примеру Эвадны Парнхэм и упасть в обморок. – Я не понимаю, – промямлил он, позабыв об оксфордском акценте. – Ван Гартер, вы же не имеете в виду?.. Флип совершенно уверенно говорил о самоубийстве. – Мы не знаем. Не можем сказать. Мы оставили все нетронутым – для полиции. Но он, очевидно, застрелен – по словам миссис Бейли где-то там есть пуля, но возле тела нет револьвера. Насколько мы смогли увидеть, его нигде нет. Он оставил меня и снова вернулся к телу, остановившись возле него. Я предупредил Пола: – Лучше ничего не трогать! – А кто что-то трогает? – ответил он. Я был рад его дерзости. Моего терпения не хватило бы на еще одну истерику. – Конечно, – выпрямившись, сказал он, – мудро соблюдать осторожность. Но все хладнокровие… Прежде чем я понял, что он собирается делать, он успел сорвать покрывало с кровати миссис Бейли и накрыть им тело. Думаю, его следующие слова подтвердили, что он пытался сменить чем-нибудь гнев, горечь и напряжение. – Я воспитан проявлять уважение к ушедшим, – сказал он. – По всей видимости, это старомодно, но хоть что-то. – У вас хорошее воспитание, – сказал я. – Думаю, дамы ждут нас в холле. Пол дошел до двери, но там он снова остановился. – Это было самоубийство, – сказал он. – Когда они передвинут тело, то найдут под ним револьвер. – Надеюсь, что так, – ответил я. – Вы… надеетесь! Надеетесь? – он резко повернулся, и я убежден – только моя лысина и седины спасли меня от падения на пол и от того, что он бы меня «уделал», как сказала бы Вики. – Минуточку, – сказал я. – Вы неправильно меня поняли. – Думаю, что понял. Надеюсь, что нет, – бросил он через плечо и вышел в холл. Это прозвучало словно насмешка. Но дерзкий старый Кадуолладер последовал за ним. Глава XIII Я удостоился сомнительного везения быть знакомым с женщиной, которая пишет детективные истории. Я обратился к ней за советом, когда мне пришла в голову мысль опубликовать книгу об убийствах в Меривезере. Ее интерес был слаб, а сомнения – выражены. Опасаясь, что я посчитаю такое отношение проявлением профессиональной ревности, она поспешила объясниться:[23] – В написании вещей такого рода труднее всего быть честным. Я имею в виду, что вы должны честно сообщить все, что думаете, но при этом не сболтнуть лишнего, и одновременно быть более чем честным по отношению к читателю. Укажите на каждую улику как минимум три раза. Выделяйте их. Осторожно все объясните, а затем перепишите это место еще осторожнее. Конечно, поскольку вы пишите о реальном преступлении и о невымышленных персонажах, вам будет легче. Но не держите ничего в секрете: указывайте, подчеркивайте и не скрывайте улик. Впоследствии я узнал, что она прекратила писать детективы. Ее медсестра все мне объяснила. По ее словам, эта женщина во вторник получила еще одно письмо о ее романе «Следы». Это был уже семьдесят третий вопрос о том, кто же совершил убийство, и тридцать второй о том, как виновный смог выстрелить, если спальня была заперта. Это временно взбодрило писательницу, и, несмотря на болезнь, она казалась лишь слегка прихворнувшей. Но на следующий день, в среду, она получила другое письмо, от девочки по имени У. Тедди Гоинс. В письме говорилось: Я всегда разгадываю детективы к третьей главе. Но я не понимаю, как кто-либо может о чем-либо догадаться, если на 61 странице девушку душат, а потом это повторяется на 85 странице. Пожалуйста, больше так не жульничайте. Ваша У. Тедди Гоинс Ради честной игры, да и собственного благополучия, я решил принять ее совет, указать, подчеркнуть и выделить улики. Думаю, у меня найдется время для этого, пока мы сидим в гостиной и ждем появления полиции. Тогда я по многим причинам внутренне содрогался. Сейчас же я беспокоюсь, что от загадки и клочка не останется, поскольку теперь, когда виновник оказался прямо в круге света, все кажется совершенно очевидным. Конечно, я не стану все подробно расписывать. Я уже все старательно описал. Сейчас моя задача состоит в том, чтобы убрать излишние подробности, оставив лишь основные моменты, которые будут необходимы для разгадки тайны. В начале книги Вики прямолинейно призналась в убийстве и потребовала отозвать приглашение мисс Макдональд. Вскоре после этого Эвадна Парнхэм заявила, что она не желает найти убийцу и надеется, что он сбежал. Возможно, столь странное заявление заставило ее падчерицу умолять о сотрудничестве с Линн Макдональд – чтобы доказать невиновность Эвадны. Вскоре после этого последовал намек на то, что убийца будет обнаружен при помощи маленького круглого объекта – заметьте, он и маленький, и круглый. Решайте сами, стоит ли эта информация внимания, но она вам предоставлена. И не забывайте про жаркую погоду. Далее последовало предположение о том, что Дот была влюблена в Тони Шарвана, но тот не отвечал ей взаимностью. Потом мы узнали, что сначала он не смог встретиться с Дот, а потом – с Вики. Мы вполне можем заинтересоваться вопросом: что же помешало ему встретиться с ними? Что за недуг вмешался в его планы? Мы знаем, что он не был болен, ведь обедал он, как всегда – дома. Позже у нас даже появилась привязка к определенному времени: мы слышали, как он пел на радио с восьми тридцати до восьми сорока пяти. С ним был Пол Кизи – мы слышали, как он аккомпанировал на фортепиано, беседовал с Тони, а позже исполнял свои обычные обязанности диктора. Когда голос Пола стих, мы услышали, как Вики грозит убить его этой же ночью. Вскоре мы видим, как она сидит, уставившись на входную дверь и сжимая в руках ужасный разделочный нож. Но вскоре входит Кадуолладер собственной персоной, вынимает нож из рук племянницы и выбрасывает его во двор. А в детективах ножами обычно не разбрасываются без всякой причины. Далее мы видим Вики в слезах – как мы надеемся, слезах раскаяния. В то время пока она проливала слезы, мы с ней сидели на диване, с которого не было видно ни входную дверь, ни лестницу. Эта печальная сцена сменилась более легкомысленной: Вики напудрила нос и поднялась, чтобы умыться и сменить платье.[24] В течение этого времени она могла успеть сделать что-либо еще, не стану это снова пересказывать. Сам я тем временем направился к телефону, чтобы отправить Меркеля за ужином. Телефон здесь оказывается важнее ужина – он показывает, что с девяти и где-то до десяти вечера телефонный провод не был поврежден. Сразу после телефонного разговора я поднялся в ванную Вики, но прежде чем я вошел в ее комнату, я услышал стук – как мне показалось, это была кухонная дверь внизу. Как вы помните, Вики вышла, чтобы поставить машину в гараж. В следующем абзаце я вновь спустился и снова узнал точное время – ровно десять вечера, как объявил Пол Кизи в радиоэфире. Я не настаиваю, но, если хотите, можете обратить внимание на десять, двенадцать или даже пятнадцать минут, в течение которых я был наверху, а Вики ставила машину в гараж. Как я честно упомянул, сетчатая дверь от насекомых была не заперта. И да – Вики говорит, что у меня не получается держать что-либо в секрете, так что признаюсь: я пытался опустить эпизод с сетчатой дверью. Честно говоря, она не запиралась до того, как появился Меркель с едой. Так что по крайней мере до того момента войти мог любой, у кого был ключ от входной двери – как это сделали Дот Бейли и Эвадна Парнхэм. Эвадна поднялась наверх, взяв с собой шляпку и сумочку Дот,[25] а после спустилась и присоединилась к нам с Вики на крыльце – мы вышли туда, поскольку Дот включила радио в гостиной. Мне жаль, что я не могу сообщить вам, сколько времени мы провели на крыльце, а Дот – в доме с радио. Думаю, это было не очень долго (также вы можете вспомнить, что Эвадна рассказала нам о фильме, который тем вечером они с Дот смотрели). В конце концов появился Меркель, припарковавший автомобиль на слишком большом расстоянии от дома. Сдается мне, что я не описал его надлежащим образом, упомянув лишь его прекрасную дикцию и профессионализм. Он был плотным, круглолицым человеком с лопатообразным подбородком и глубоко посаженными нахмуренными глазами – мне кажется, что подобные глаза и подбородки всегда идут в одном комплекте. В повседневной жизни он вел себя по-светски, словно на свадьбе, и торжественно, словно на похоронах. У него не было криминального прошлого.[26] А его рекомендации от предыдущих нанимателей пестрели именами пэров. Вики шла впереди, Меркель с корзинами следовал за ней, а мы с Эвадной Парнхэм были в конце процессии. Меркель опустил корзины на стол и покинул кухню через заднюю дверь. Если бы мы остановились и прислушались, то смогли бы услышать, как отъезжает машина, но пришла Дот, так что никто из нас и не подумал прислушаться. Эвадна Парнхэм снова поднялась наверх – теперь за сигаретами. Вики на мгновение исчезла из поля зрения, но тут же вернулась, и мы начали накрывать на стол. Дот наблюдала за нами. Наконец, когда все было готово к ужину, Вики выключила электрическое освещение и зажгла свечи. Я сходил выключить радио, но прежде чем я сделал это, я услышал, как Пол Кизи вещает точное время: одиннадцать вечера. Потом Эвадна вновь спустилась к нам, и освещенная свечами комната заполнилась сигаретным дымом; мы услышали ее жалобу насчет ксилофона; далее последовала шпилька об украденных гостиничных копирках, прискорбная сцена и пощечина. Свечи погасли. Дот убежала. Эвадна вскрикнула и ударила меня по колену, проявив склонность к насилию. Вики попыталась успокоить ее. Дым и запах свечей заполнили темную комнату. Прибыли Сара Парнхэм и миссис Бейли, они прошли через кухню и выразили беспокойство происходящим. Как вы можете догадываться, после того, как было найдено тело, следовало обратить особое внимание на лиц, которые в течение вечера подымались на второй этаж, или же могли подыматься. Должен признать: по лестницам ходили много, и это может легко превратить мое повествование в рекламу одноэтажной архитектуры. Итак: Дот ушла наверх, а Вики, миссис Бейли и я поднялись вслед за ней и нашли ее, но не в ее комнате, а в комнате Эвадны Парнхэм. Вы можете придать значение поломанным ксилофону, пилочке для ногтей, ножницам и согнутому ножу для бумаги. К счастью, там был нож для бумаги – криминальной истории требуется приправа такого рода. Но, к несчастью, он был из мягкой латуни – рождественский подарок от страховой компании, – и такой же безопасный, как детская погремушка, что значительно уменьшает его интересность с криминальной точки зрения. Побывав наверху, мы вновь вернулись к домашним делам внизу: мытье посуды и уборка на кухне, где нас застал смущенный Освальд Флип, вошедший через гараж. Я уже описывал коридор из гаража, а также упоминал о том, что им пользовались все автомобилисты Меривезера. Но я хочу рассказать больше. Рискуя испортить интригу, я признаю: то, что Меркель припарковал машину вдали от дома, не имеет никакого отношения к преступлению, а вот с коридором из гаража в дом связан некий подвох. Вы давно это поняли? Ну, я так и думал. Подробности, связанные с ним, выпирали настолько, что не могли остаться незамеченными. И если, как я опасаюсь, в результате убийца оказался просто очевиден, и теперь он буквально маячит перед вашими глазами, то мне остается лишь просить прощения и рассчитывать на милость читателей. До сих пор я избегал вопросов; но теперь, когда дело сделано, я могу поставить их. Было ли что-то странное в действиях Освальда Флипа, когда тот вошел на кухню? Вы заметили, что снова было указано точное время – без четверти полночь? Что представлял собой услышанный мной стук в кухонную дверь? Кто включил радио, пока я был наверху? Тот же, кто закрыл входную дверь? Почему Вики дольше обычного ставила машину в гараж? Было ли что-то зловещее в беседе об астрологии, которая состоялась перед тем, как я отправился к телефону? Был ли телефонный провод перерезан в то время, пока я ждал что голоса утихнут? И мог ли я не заметить этого из-за того, что я немного глуховат? Наверное, от меня ожидается, что я самостоятельно отвечу на последний вопрос. Но будь я проклят, если я знаю ответ. Кто запер дверь в спальню Хелен Бейли? Зачем? Была ли она заперта мастер-ключом, который я впоследствии нашел на телефонной стойке? Ведь обычный ключ был внутри комнаты – на вырванной книжной странице, не так ли? Или Энтони Шарван заперся в комнате при помощи этого ключа? Имеет ли значение то, что Дот пошла за другими ключами? Или упоминание Вики о том, что несколько месяцев назад у Эвадны был мастер-ключ? И, раз уж речь пошла об Эвадне, вы заметили, что она осталась внизу, тогда как все остальные пытались отпереть дверь миссис Бейли? В это время у Эвадны Парнхэм была возможность перерезать телефонный шнур. Но она ли это сделала? И зачем? Пусть это нарушает последовательность событий, но я должен отметить: хотя в комнату женщины вошли втроем, но тело первой увидела миссис Бейли. Она наступила на пулю, пошатнулась, и та укатилась из-под ее ноги. Она захотела посмотреть, что это было, увидела тело и завопила: «Батюшки! Что это?». Как она сказала мне на следующее утро, сначала она подумала, что это манекен – как жестокое продолжение шутки с запертой дверью. А Дот, бедняжка, наклонилась, коснулась его руки, и ответила: «Мам! Он мертв. Он совершил самоубийство». Почему все мы сразу же решили, что он пошел на суицид? Я не знаю. Возможно, от того, что наши интеллигентские умы более готовы принять суицид – трагичный и обескураживающий, нежели убийство. Значит ли это, что рассудок Эвадны Парнхэм превосходит наш? Она ведь первой поставила под сомнение версию самоубийства. На столь прямой вопрос следует ответить прямо. Эвадна Парнхэм не рассудительнее никого из нас. Как ни прискорбно, но Освальд Флип отправился вызывать полицию, не успев услышать вопрос: «Откуда вы знаете, что это был суицид?». Также он не заметил пустого пространства между правой рукой покойника и окном – там должно было находиться оружие, но его там не было. Здесь я сделал паузу в написании рассказа и позвонил узнать, как здоровье у моей знакомой. Мне ответили, что вряд ли стоит ждать полного выздоровления, я повесил трубку и посовещался сам с собой. «Что такое один детектив для издательского мира, переполненного детективами? – подумал я. – Стоит рассказать об отпечатке на наручных часах». Я не видел этого отпечатка ни тогда, ни когда-либо после. Он оставался незамеченным, пока Линн Макдональд не обнаружила его. Тогда почему я решил предоставить его читателям? Сперва я рассудил, что поскольку сам я видел лишь размытый фотографический отпечаток ничего не значащей кляксы, то приведи я его хоть здесь, хоть в любом другом месте повествования, это может быть воспринято лишь как попытка запутать читателя. Это мнение было подкреплено, когда я обратился в полицию Сэтори-Бэй за разрешением на репродукцию фотографии и получил в ответ плохо скрытую усмешку. Мне сообщили, что фотография была уничтожена, так как не имела никакой ценности. Ее можно описать, как маленький круг с лучами – наподобие того, как дети рисуют солнце, или маленького жука с причудливыми лапками на фоне из тонких полосок… боюсь, мне его не описать. Так что представляю вам собственный неумелый набросок, сделанный по памяти: Да, он очень похож на ту фотографию. Без ложной скромности могу заявить: из-за четкости он даже сильнее похож на оригинал, чем та несфокусированная фотография. Вы можете заметить на нем еще один маленький круглый объект, а мы перейдем к рассказу о том, как Пол Кизи поднялся по лестнице и постучал в дверь. Мы отклонили домыслы Эвадны Парнхэм об убийце-вентрологисте. Ее заявления о том, что он пришел домой слишком рано, не были рассмотрены, хотя позднее следовало разобраться с этим моментом. Ее разговорчивость в то время, как она якобы свалилась в обморок, может вызывать сомнения. Здесь я вынужден сделать неподкрепленное доказательствами утверждение или, вернее, предположение: за все это время ее притворные обмороки не обманули никого, кроме бедняжки Сары Парнхэм. Дверь была открыта. Пол помешкал, вошел, и мы невольно увидели его горе,[27] и старый толстый Кадуолладер вмешался в дело, не дав как следует утешить мистера Кизи. Мы увидели горе и скорбь последнего. Мы заметили его почтительный, но импульсивный жест, когда он накрыл покрывалом тело друга. Он кратко пояснил свои действия: «Я воспитан проявлять уважение к ушедшим». И вскоре мы увидели, как его скорбь переросла в гнев. Вместо надгробных речей он стал задираться, затем спустился по лестнице, я пошел за ним, и присоединившись к остальной компании, мы ждали возвращения Освальда Флипа с полицейским и носилками.