До сих пор не могу понять, почему так у нас с тобой получилось. Какие силы вмешались, чтобы разлучить нас? Ты всегда радовала меня своей умненькой головкой, милыми кудряшками, очаровательными глазками, так похожими на глаза твоей мамы, которую ты никогда не видела. Я очень любил ее, но Бог забрал ее при родах, зато он дал мне тебя. Я всегда жил тобой и только для тебя. Мне казалось, что ничто нас не сможет разлучить. Ты выросла умной, красивой, образованной, заботливой. И вдруг покинула меня. Я думал, ты вернешься, но оказалось, мы расстались навсегда. Знай, что ты всегда была и остаешься для меня самым дорогим человеком на свете. И я покидаю этот мир в надежде, что Бог нас соединит вновь после смерти, и я еще порадуюсь вместе с тобой. Солнышко мое! Я уверен, что, узнав о моей смерти, ты посетишь отчий дом и обязательно заглянешь в наш с тобой тайник в письменном столе, куда мы иногда прятали письма, желая донести друг другу то, что не могли сказать вслух. Именно здесь я оставляю для тебя свое последнее послание. Доченька! Я не успел тебе отдать то, что хранил для тебя, ведь ты упорхнула из гнезда неожиданно. Знай, все, что было в моей жизни, – это для тебя, все, что я сберег – все твое! Мне это досталось неожиданно, во время пожара в 1879 году, и оно не имеет цены. Меня попросил сохранить это до лучших времен уважаемый человек из Географического общества, который на пожаре потерял всех своих близких, а сам не смог перенести их потерю. У него это находилось со времен А. Н. Радищева. Ты найдешь это в углу подвала нашего дома, за камнем с отколотым краем в фундаменте. Ты не спутаешь его ни с каким другим камнем из-за его желто-коричневого пятна причудливой формы в виде выступа посередине, напоминающего человеческое лицо. Это самое дорогое, что у меня есть. Распорядись им по своему усмотрению, как подскажет твое сердце. 15.05.1985 г. Твой папа». – Это подтвердило мое предположение, что вы искали не там, – сказал Краснощеков. – А где надо было? – вдруг заговорила девушка. – В соседнем доме. Но я думаю, чтобы проверить мою версию, нам лучше подождать до утра. Пока же давайте попьем чаю. Он явно остыл за разговорами. Наутро выяснилось, что подвал как таковой в двухэтажном доме не сохранился. Цокольный этаж при советской власти переделали в квартиры, где в настоящее время проживали две семьи. Пришлось на неопределенное время поиск отложить. – Вы обратили внимание в письме на ссылку о Радищеве? – спросил я Краснощекова. – Конечно. Я думаю, надо эту версию проверить. – Какую версию? – удивился я. – Вы думаете, речь идет о том Радищеве, который написал «Путешествие из Петербурга в Москву»? – Непременно. Я другого не знаю. – Но какое отношение он имеет к Иркутску? – Самое непосредственное. Ведь за изданную книгу, которую вы упомянули, Екатерина Вторая сослала его в Сибирь на десять лет в Илимский острог. Так что он мог тогда побывать в Иркутске и что-нибудь оставить. Что ж, придется мне опять пойти в архив. А вы поработайте в областной библиотеке Молчанова-Сибирского. Вечером в нашем офисе мы собрались уже вчетвером. – Давайте я зачитаю, что мне удалось выяснить в библиотеке, – начал я, открыв свой блокнот. – Александр Радищев родился в тысяча семьсот сорок девятом и жил до тысяча восемьсот второго года, затем покончил с собой. После издания книги «Путешествие из Петербурга в Москву» суд и Сенат приговорили его к смертной казни, но затем по помилованию императрицы казнь заменили ссылкой на десять лет в Сибирь. По дороге в Илимский острог он останавливался в Иркутске. Он много писал писем друзьям, родственникам и президенту Коммерц-коллегии графу Воронцову – его негласному покровителю, о том, что его окружало, и многие считали, что он начал писать «Путешествие из Петербурга в Сибирь». Однако труд его никто не увидел и после возвращения. Многие материалы Радищева безвозвратно утеряны, некоторые исследователи его творчества считают, что часть из них, вероятно, таится в недрах сибирских архивов. Известно точно, что какие-то свои работы Радищев оставил в Иркутске, перед возвращением из сибирской ссылки. – Интересная информация! – похвалил меня Краснощеков. – Возможно, ссылка на Радищева в письме незнакомца имеет отношение к утерянным документам. Я тоже кое-что разыскал в архиве. В переписке графа Воронцова подтверждается, – он посмотрел на меня, – что Радищев оставил у тогдашнего иркутского генерал-губернатора Нагеля на временное хранение несколько ящиков своих бумаг и книг. В июне тысяча семьсот девяносто восьмого года Воронцов писал Нагелю и просил его выслать из Иркутска ящики с книгами Радищева, но тот покинул Иркутск ранее этого письма, успев передать книги на хранение иркутскому комиссару Новицкому. В тысяча восемьсот втором году Воронцов просил еще и вице-губернатора Тобольска Селифонтова помочь переправить из Иркутска вещи Радищева, но и он сделать этого не смог. Дальнейшая судьба указанных ящиков с бумагами Радищева нам не известна. – Очень странное поведение официальных лиц, – заключил я. – Их просил граф, который был не последним человеком в России, а они проигнорировали. – Да, много в этой истории загадочного. Ведь документы можно было переслать и позже. – А может, они боялись это сделать? – предположил я. – Император Павел I, когда взошел на престол, вызвал Радищева из ссылки, возвратил ему чины и дворянство, но взял с него обещание не писать ничего противного духу правительства. – А позже мог интерес к творчеству Радищева уменьшиться из-за критики его поэтом Александром Пушкиным, – неожиданно вмешалась в наш диалог Оксана, девушка Льва. Она раскрыла свою тетрадь. – Он писал: «Мы никогда не почитали Радищева великим человеком. Поступок его всегда казался нам преступлением, ничем не извиняемым, а «Путешествие в Москву» весьма посредственною книгою, не говоря даже о варварском слоге… Сетования на несчастное состояние народа, на насилие вельмож и прочее преувеличены и пошлы. Порывы чувствительности, жеманной и надутой, иногда чрезвычайно смешны… Они принесли бы истинную пользу, будучи представлены с большей искренностию. Ибо нет убедительности в поношениях, и нет истины, где нет любви». Как видите, – улыбнулась Оксана, – мы тоже время зря не теряли. Не удивляйтесь, я по образованию филолог. – Приятная неожиданность! – вымолвил я. – Да, возможно, вы правы, – продолжил Краснощеков. – Этим можно объяснить, почему его документы не пересылались, а потом просто про них забыли вовсе, предав забвению. Политическая обстановка в России всегда выполняла роль фильтра культурной жизни, из-за чего новым поколениям россиян всегда есть чем заняться в поисках правды истории нашего отечества. – Но, не получится ли так, что самое ценное, про которое пишет в письме незнакомец своей дочери, есть рукописи Радищева? – разочарованно спросил Лев. – Честно говоря, если это так, я не стал бы напрягаться в поисках бумажного клада. Разве можно за них что-нибудь выручить? Кому они могут быть сейчас нужны, если наш великий поэт обгадил творчество литератора? – Вы торопитесь с выводами, – успокоил его Краснощеков. – В письме незнакомца говорится, что он оставил самое ценное, что сберег и что имел. Да и рукописи могут оказаться бесценными не в смысле их дешевизны, а безграничной стоимости. Отношение к Радищеву наших современников изменилось. Кроме того, он вел записи своего пребывания в Сибири. Через Илимск везли пушнину и золото, правда, это было несколько позже. Так что возможны сюрпризы. Давайте лучше подумаем, как нам безболезненно добраться до клада, ведь это теперь непросто сделать – там проживают на законных основаниях люди. – Думаю, – сказал я, – что неплохо было бы расспросить Клавдию Илларионовну о человеке, написавшем письмо. Это бы нам очень помогло в оценке значимости его тайника. Наутро мы с Краснощековым встретились с бабушкой Риты и показали ей письмо. Она, прочитав его, прослезилась. – Клавдия Илларионовна, вы что-нибудь можете нам рассказать про этого человека? Вы знаете, кто он? – Думаю, что да. Это грустная история. У моего дедушки был приказчик. А у него была очень красивая дочь Клара, которую он воспитывал сам. И когда ей исполнилось девятнадцать лет, в нашем доме остановился сын известного московского купца – он налаживал связи с поставщиками пушнины из Аляски. У нас они познакомились. Не знаю, как получилось, но девушка влюбилась в него по уши и уехала с ним в Петербург, не попрощавшись с отцом. Он сильно горевал и вскоре слег. А с ней приключилась беда – по дороге в столицу она простудилась и умерла. Но отец так и не узнал об этом. – А что он мог оставить ей в тайнике? – поинтересовался я. – Мне трудно сказать. Думаю, что он был состоятельным человеком. В письме он упоминает, что ему кто-то оставил на хранение какие-то ценности. Могли и от жены остаться украшения. Да мало ли что. – Она вопросительно посмотрела на нас. – Вы же не думаете, что они до сих пор сохранились? – и, улыбаясь: – Я бы вам не посоветовала начинать их искать. Очень много с тех пор переделано, и если что-то и было, давно уже безвозвратно потеряно. Давайте я вас лучше чаем напою. – Она подошла к электроплите и поставила чайник, который вскоре протяжно засвистел. Вечером мы опять встретились вчетвером. Настроение у Льва и Оксаны было приподнятым. – Мы придумали, – радостно сказала девушка, – как законно проникнуть в квартиры. У меня подруга работает в управлении капитального строительства городской администрации. Оказывается, по программе сноса ветхого и аварийного жилья обследуются старые дома. Мы можем сказать, что из администрации, и нас пустят посмотреть. – А как вы планируете начать стену разбирать? – иронично спросил я. – Об этом мы пока еще не думали. По крайней мере, мы будем знать, что нас ждет. – Хорошая идея, – согласился Краснощеков. Хозяева квартир оказались дома. В одной проживали пенсионеры. В комнате побеленные неровные стены и потолок, старенький диванчик, сервант и круглый стол, окруженный табуретками. Контуры фундамента просматривались небольшим выступом под толстым слоем штукатурки. Во второй квартире, поделенной на две комнаты и кухню, проживала семья учителей с двумя детьми. Стены были заделаны гипсокартоном. По-видимому, ремонт был проведен недавно, пахло свежей краской. Хозяева неожиданно радостно встретили известие о том, что их дом может быть снесен. Им давно уже хотелось переехать в благоустроенную квартиру. Мы предупредили, что, возможно, придем еще раз, для более тщательной проверки состояния стен, потолков и фундамента. Они согласились без колебаний. Дело оставалось за малым – придумать способ, как с минимальными разрушениями найти клад в фундаменте. – Давайте металлоискатель где-нибудь достанем? – предложил я. – А что, это идея! Тогда мы быстрее найдем, если что-нибудь там вообще есть, – поддержал Лев. – Только я что-то не слышал ни разу, чтобы их где-нибудь в аренду давали. – Я решу этот вопрос! – уверенно сказал Краснощеков. – У меня с прежней работы немало знакомых осталось. Они помогут нам его найти. – А что, если металлоискатель окажется бесполезным? – размышлял я вслух. – Ведь в фундаменте и стенах может оказаться арматура. Наверное, ее использовали и раньше. – За это не беспокойтесь, – возразил Краснощеков. – В старину обходились без армирования, и все крепко держалось. Дай бог каждому сегодня так надежно строить. На следующий день, вооружившись большим набором инструментов, лопатами, стамесками, пилой, захватив с собой мастерок и мешок цемента, мы с нетерпением перешагнули порог квартиры пенсионеров. Сантиметр за сантиметром металлоискателем обследовали основание дома, затем стены квартиры. Несколько раз мы замирали при появлении звука в наушниках. Сердце наше выскакивало из груди от возбуждения. Но результаты поиска принесли нам только два ржавых кованых гвоздя и металлическую пластинку небольшого размера с отверстием. Пенсионеры внимательно наблюдали за нами, не понимая, что мы делаем. Затем старик не выдержал. Он подошел ко мне и тихонько отозвал в сторону. – Вам что, моя бабка стуканула? – О чем вы? – удивился я. – Ну я же понимаю, что вы никакие не строители. Вы из полиции. Если я добровольно признаюсь, может, обойдется? Я бывший фронтовик, ранен на войне был. – Это конечно вам зачтется, – поддержал я его порыв откровения. – Рассказывайте. – Моя жена из деревни, из раскулаченных. Когда ее в четырнадцать лет в девки отдали прислуживать какому-то врачу в Иркутске, мать вшила ей в лямки лифчика несколько золотых червонцев. Часть она истратила во время войны, когда совсем есть нечего было. Я с ней в то время и познакомился в госпитале. Она санитаркой работала, а я из-за ранения в ногу там долечивался. Тогда у нас и завязалась любовь, мы поженились. Как-то она мне рассказала про свои червонцы. Ну что с меня возьмешь? Когда выпить хочется, и не на то пойдешь. Одним словом, я несколько раз заглядывал в ее копилку, она не знала. А потом как обнаружила, тут началось. Так вот, последний червонец я не брал. Клянусь перед Богом! – он перекрестился. – А кто взял? – Колька, сосед. – Но как он узнал? – Да черт меня попутал. Я ему по пьянке рассказал. – Так у него он сохранился? – Да какой там! Мы с ним вместе его пропили. Так что не ищите вы его понапрасну. Его там нет. – Спасибо за ценную информацию! – важно сказал я. – Я думаю, что мы учтем ваше чистосердечное признание. – Спасибо вам большое! – Пенсионер посмотрел на меня с благодарностью. Выходили мы из квартиры уставшими и разочарованными. – Зато теперь можно спать спокойно, – горько пошутил Лев. – Как раз наоборот! – бурно отреагировала на Левино замечание Оксана. – Теперь нужно пахать и днем и ночью, чтобы хотя бы частично вернуть наши деньги, потраченные на поиски клада. Ведь говорила же тебе, не надо заниматься не своим делом! – Зато квартиру в центре города купили, – горько отшутился Лев. Тем не менее мы решили продолжить обследование дома, ведь специально из-за нас хозяйка другой квартиры пришла раньше с работы. Не успели мы включить металлоискатель, как он запищал. Стены снизу доверху давали положительный сигнал. – Он что, сломался? – разочарованно спросил я. – Не думаю, – возразил Краснощеков. – Ведь гипсокартон крепится на металлический каркас. Чтобы воспользоваться прибором, нам придется разобрать стены. А для этого надо получить согласие хозяев. Так, что называется, приехали! – И как вы собираетесь это сделать? – спросила Оксана. – Я бы никогда не разрешила. – Пока не знаю, – озадаченно ответил Краснощеков. – Для начала давайте обследуем кухню, где гипсокартона нет. Но и там звук в наушниках появился сразу, как только мы включили прибор, направив индикатор на стену. – Может, все же сломался? – не выдержал я. – Теперь я уже не могу столь уверенно вам возразить, – признался Краснощеков. – Видно, я не совсем хорошо разобрался, как с ним работать. – Он выключил металлоискатель и вновь включил, и опять появился низкий звук в наушниках, который при приближении к стене усилился. Но, когда Краснощеков переместил держатель, звук растворился в тишине. – Все же здесь что-то есть! – Лицо его просияло улыбкой.