Я стиснул зубы и выдавил: — Я очень аккуратно, мама. — И я тут подумала — сегодня будут выдавать учебники, а ведь они не влезут все в твою сумку! Надо было всё же тебе кейс купить — они такие вместительные. — Ничего, мама, я возьму с собой пакет. Мне не нужен кейс, мы это уже обсуждали. Мама расстроенно вздохнула и умчалась собираться дальше, и я позволил себе закатить глаза. — Женщины… — ухмыльнулся отец. Но вот завтрак был съеден, зубы почищены, пакет уложен в кармашек сумки, и я мог отправиться в школу. Отец пожал мне руку, мама поцеловала в щеку, я наконец-то вышел из квартиры, и вздохнул с облегчением. Никак не могу привыкнуть. Но уже хотя бы «мама» вылетает без запинки. Для двух недель в чужом теле и это казалось мне неплохим результатом. *** Да, я попаданец. В пространстве и времени. Сначала-то я думал, что просто ясновидящий, но нет. Расскажу по порядку. Из 2020 примерно года я попал в 1996. Из небольшого, видимо, города в Москву. Из примерно сорока лет в тринадцать. Вообще-то то, что мой прежний город был небольшим и про сорок лет — единственное, что мне удалось выяснить про себя. Маловато, но хоть что-то. Сначала-то я вообще решил, что сошёл с ума, и мне всё это кажется. Дико болела голова, знобило и ломило всё тело, перед глазами плавали чёрные мушки и цветные размазанные пятна. Через головокружение я смутно воспринимал плачущую женщину, приезд бригады скорой и укол, благодаря которому цветная туманная размазня в голове наконец-то стала проясняться. Разрывающая голову боль стала нудной и тупой, и я смог заснуть. А когда проснулся, сразу понял, что что-то не так. То есть даже хуже — не так было ВСЁ! Не такая комната, не такое время года за окном, не такой, как надо я. А какой надо — не помню. И какой я сейчас — не знаю, но был-то другой! Странные, вообще-то, мысли какие-то. Ну хоть они мои. Справа послышалось шевеление — оказывается, в кресле у окна сидела женщина в цветастом халате. — Ванечка, ты очнулся? То есть проснулся? — шёпотом спросила она, с тревогой наклоняясь ко мне. «Я не Ванечка», — хотел сказать, но губы еле разлепились от сухости, и вышел невнятный хрип. Может, и к лучшему, потому что ответ на вопрос, кто я, если не Ванечка, я не смог сформулировать даже мысленно. Пока женщина наливала воду в стакан, я успел это понять. Ладно, пускай пока так. Я попил из поднесённого стакана, чуть приподняв голову, и откинулся обратно. Не так уж плохо, ничего вроде не болит, но сил нет. — Что случилось? — нейтрально спросил я. Вышло сипло. — У тебя был приступ, — женщина всхлипнула. — Я с работы пришла, а ты лежишь и мечешься в жару, и в бреду. Скорая приезжала, помнишь? — Смутно. И что они сказали? Скорая? — Укол поставили, температуру сбили, и в больницу хотели, но я не согласилась. Сегодня педиатр должен прийти. — Педиатр? — не дошло до меня. — Ну да, участковый. Всё равно не понял. Но на всякий случай промолчал. — Ну и напугал ты меня, Ваня, — продолжала женщина. — Главное, папа в командировке! — И сама себя перебила: — Ты что-нибудь хочешь? Пить, есть? В туалет? Я хочу узнать, кто я и где я, и кто ты вообще такая. Но тебе я этого не скажу. Пока что. Или может, вообще никогда. — Нет, ничего. Я прикрыл веки, типа, устал. — Тогда отдыхай пока, а я пойду кофе попью. Зови, если что. Дождавшись, пока она выйдет, я стянул одеяло и стал себя разглядывать. Зеркала в комнате не было, поэтому пришлось довольствоваться тем, что увижу сам. А увидел я худое тело мальчика-подростка в семейных трусах. Не, реально, не в боксерах, не в плавках, а прямо в семейниках. Оттянув резинку, я заглянул и в трусы — русый блондин. Посгибал руки-ноги — всё шевелится, как надо, согласно сигналам мозга. Почему я себя не помню? Была травма, приведшая к амнезии? Я ощупал лицо и голову — никаких следов ран, шишек и тому подобного не ощущалось. Взгляд упал на полированный шифоньер в углу — в таких раритетах часто бывали зеркала с внутренней стороны дверец, надо проверить. Кстати… я более внимательно оглядел комнату. Действительно, мебель вся как из бабушатника: письменный стол и полки над ним, деревянный стул с мягким сиденьем, массивная тумбочка и уже упоминавшийся шифоньер. Только кресло у окна выглядело поновее, но ненамного — уже не советским, но а ля девяностые, плюшевое такое, пухлое. Торшер рядом с ним тоже соответствовал — с круглым желтым абажуром и маленьким столиком посредине ножки. Я машинально взглянул на потолок — ага, люстра с пластмассовыми висюльками в три ряда. А потолок очень высокий. Ладно, сначала свой экстерьер, интерьер потом, — с этой мыслью я распахнул шкаф и вуаля — вот и зеркало! Я замер, разглядывая отражение — это лицо я видел первый раз в жизни! Это не я! Ой-ой. — Ванечка, зачем ты встал? — голос за спиной заставил вздрогнуть. — Да я это… Одеться хотел, участковая же придёт. Вот почему педиатр, оказывается — Ванечка явно несовершеннолетний. А женщина тогда вполне может быть Ванечкиной мамой, и из этого следует, что «папа в командировке» — это Ванечкин папа, а не её. Вроде логично. — Ох, горе моё, — пробормотала возможная мама, протискиваясь мимо меня к шкафу. Оттуда она достала спортивные штаны и белую футболку. — На, надевай и ложись снова. Есть точно не хочешь? — Ну можно, — неуверенно сказал я. Есть не хотелось, но вдруг бы отказ выглядел подозрительно? — Сейчас принесу, — обрадовалась женщина и поспешно вышла. На этот раз дверь она не закрыла, и я выглянул в коридор. Планировка квартиры была мне незнакома — справа в конце коридора была видна прихожая и входная дверь, прямо напротив моей — ещё одна дверь, а налево коридор загибался, и что там за углом располагалось, было не понятно. Оттуда как раз раздалось звяканье посуды, значит, кухня точно там. Всё так же держа в руках штаны с футболкой, я осторожно заглянул за угол. Так, вот эти узкие двери — явно ванна с туалетом. Я потянул первую на себя — упс, не угадал — это кладовка: какие-то коробки, на переднем плане вёдра и веники. Я быстренько захлопнул её, и потянул следующую — ага, ванная, отлично. Я снова завис перед своим отражением, но сразу отдернул себя — пока не время, надо составить картину целиком, подробности потом. В стаканчике на зеркале две зубные щётки, обе сухие. И какая из них моя? Блин, а зубы-то почистить хочется. Я оскалился в зеркало — хорошие зубы — ровные и белые. Ладно, после еды. На стиральной машине (ого, «Вятка-автомат-12», неужто действующая?) — таз с сухим бельём, видимо, для глажки. Верёвки над ванной — прошлый век, опускающиеся сушилки куда удобней. Я не увидел полотенец, кроме маленького для рук, и поэтому решил пока душ не принимать, а просто умылся над раковиной, уделив особое внимание вонючим подмышкам. Надел, наконец, выданную одежду — футболка нормально подошла, а вот штаны оказались мало того, что коротки, так ещё и жутко растянуты в коленях, не говоря уж о том, что были слишком тёплыми для домашних. Покончив с водными процедурами, я посетил ещё и туалет, где висящий выше моего роста бачок с цепочкой слива произвел на меня неизгладимое впечатление. Вспомнился фильм «Стиляги», там такой же был. А странная квартира, можно музей советского быта открывать. Женщина-возможно-мама как раз несла понос в комнату, когда я вышел. — Как ты? Голова не кружится? Иди ложись скорее. — Вроде нормально, — неуверенно ответил я. Может, действительно притвориться больным? А то начнёт лезть с разговорами, спалит на раз. — Так, голова немного побаливает. И слабость. — Ложись, ложись. Слабость от голода может быть. Покушай. Я сел в кровати, она вместо салфетки укрыла мне колени полотенцем и подала миску с куриным супом. Вкусно! Я съел всё, хотя голода и не ощущал. — Спасибо! — На здоровье, сыночек! Всё-таки мама… Ой-ой. Точно нельзя признаваться, что тело её Ванечки занято теперь… э-э… мною. Не могу вспомнить, как меня зовут на самом деле. Надо подумать, как быть — она же меня на мах раскусит! Необходимо хоть что-то узнать о Ванечке. Надеюсь, у него фейс ай ди или отпечаток, и графический ключ сбрасывать не придётся. — Мам, а где мой телефон? Что-то не вижу. — В смысле — где? В гостиной телефон, до сюда провод всё равно не дотягивается. А второй аппарат мы и не распаковывали ещё, забыл, что ли? А кому это ты звонить собрался? — Провод? — тупо переспросил я, проигнорировав последний вопрос. Мама обеспокоилась. — Так тут розетки телефонной ведь нет, ты что, правда забыл? Ванечка… — «Телефонной розетки?!!» — я еле успел подавить вопль, пришлось имитировать кашель. До меня начало доходить. Боже, боже, куда я попал! Или правильнее спросить — в когда я попал? — Ах да, точно, — промямлил я. — Слушай, мам, а число сегодня какое? — Тринадцатое, среда. Или нет, четырнадцатое уже. — А не пятнадцатое? — подыграл я, для правдоподобия добавил. — У меня ощущение, что я больше суток спал. — Фу, запутал, сейчас проверю, — нахмурившись, мама вышла, а я подошёл к окну. Зелень деревьев было видно и так, но я жаждал подробностей. А высоко тут, этаж восьмой-девятый, если не выше. Окно выходило во двор, раскидистые тополя закрывали обзор, но вроде детская площадка есть, и ряд гаражей, что ли, виднеется. Листья на деревьях большие, лето, значит. Тем лучше, у Ванечки каникулы должны быть, а там уж мало ли кто как изменился за лето. Ох, я так рассуждаю, будто навсегда уже тут остаюсь. Может, есть шанс вернуться? Я лёг в постель и сосредоточился из всех сил, крепко зажмурив глаза, пытаясь вспомнить, кто я на самом деле. Пусто. — Сынок, ты что? Что-то болит? — шурша газетой, появилась мама. — Да, — слабым голосом ответствовал я, — голова… В этот момент раздался дверной звонок. — Ну наконец-то врач! Мама упорхнула встречать, и я цапнул брошенную ей газету с программой телепередач. «Российская газета № 32 (112)», «Программа радио и телевидения на следующую неделю»… Да где же? А, вот, совсем мелкий шрифт — «пятница, 9 августа 1996 года».