Йоахим выжидающе кивает. — Эдмунд Сёдерберг. — Кто? — Человека, пришедшего к вашей любимой, зовут Эдмунд Сёдерберг. Он директор «Сёдерберг Шиппинг», крупной судоходной компании в Силькеборге. Вы наверняка слышали о ней? — Разумеется. — Йоахим откидывается назад и ощущает жесткую спинку стула. Он удивлен и не может этого скрыть. Семья Сёдерберг — одна из известнейших и богатейших семей в стране. — Мне нужно знать, где вы познакомились с фру Луизой. — А какое отношение она имеет к «Сёдерберг Шиппинг»? — Давайте сначала займемся моими вопросами, — решительно заявляет полицейская. — Итак, как долго вы знакомы с Луизой? Йоахим делает глубокий вдох, хочет было снова запротестовать, но осознает, что это бесполезно. — Я познакомился с ней примерно два с половиной года назад, — отвечает он, поднимая руки в знак согласия, и все же не выдерживает: — Это совершенно смехотворно. Это что, допрос? — Так вы не можете вспомнить, когда вы встретились с ней? — спрашивает раздраженная женщина. — Подождите, черт побери! Я как раз вспоминаю, когда я с ней встретился… Это было сразу после… дайте подумать; да, это было в марте, а сейчас у нас что, июль? Ну вот, два года и четыре месяца? Ибен все время кивает, не проявляя никаких эмоций. Йоахим терпеть не может разговаривать с такими людьми. Людьми, которые совершенно не эмоциональны. Он садится так же, как она, широко расставив ноги и упираясь локтями в колени, и копирует ее интонации. — Я встретился с Луизой во время своих чтений, в том самом кафе, которое ей сейчас принадлежит. Я уже тогда понял, что в ней есть что-то особенное, и да… с того дня мы больше не расставались друг с другом. Я переехал к ней практически сразу. Это все? — Где вы жили в то время? — В пансионе, если вам это нужно знать. — В пансионе? — Да, я как раз развелся. Йоахим внимательно рассматривает Ибен Хансен Хансен, ее толстое обручальное кольцо: оно такого размера, что больше похоже на гайку. Может, ей тоже нужно поскорее развестись? — Вы, наверное, знаете, как это бывает… Когда человеку нужно просто уехать? — говорит Йоахим, понимая, что ведет себя несколько по-детски. Но именно такую реакцию полиция или вообще любая власть часто провоцирует в нем: он становится строптивым, он не любит, когда ему отдают приказания. — Мне следовало убраться из Копенгагена, и я бежал как можно дальше на восток, — слышит он свои собственные слова. Зачем так много рассказывать этой Ибен? Чтобы вдохновить ее. Вдохновить на то, чтобы она занималась дальше не им, а этим больным человеком, который крепко подцепил ее на крючок. — Семья моей бывшей жены с запада, поэтому восток был очевидным выбором. Мне надо было просто бежать. У меня никогда не получалось обустроиться по-настоящему, и тогда, да, тогда я принял решение, что мы будем вместе. Такое бывает, когда человек встречает самую большую любовь своей жизни, Ибен, — продолжает он, подняв брови и стараясь выглядеть назидательно. — Луиза была замужем до этого? — Нет. — Вы уверены? — Да. Она бы об этом рассказала. — А что она рассказывала? Например, о своей семье? — Она не поддерживает отношений с семьей. — Где живет ее семья? — Понятия не имею. — А есть ли у нее братья, сестры? — Нет… не думаю. — Вы не думаете? — Нет. Она бы упомянула о них. Ибен выпрямилась: — Чем занималась Луиза до того, как вы с ней встретились? — Она много путешествовала. — Где? — О-о, да просто, по-видимому, рюкзак на плечи и вперед. Тишина. Ибен не сводит с него глаз. Йоахим хмурит брови. Он и сам понимает, как нелогично звучит то, что он говорит. Неожиданно пришел его черед сомневаться. Как это, собственно говоря, произошло? Он жил в пансионе, в маленькой комнатке. Он был настолько измотан этой борьбой, продолжавшейся несколько лет до его развода с Эллен. Сложнее и быть не могло. Она саботировала любую его попытку переехать. И еще дети. Дети, которых у них никогда не было, и от которых, как утверждала Эллен, она отказалась из-за него. Она пожертвовала собой, только чтобы он мог спокойно писать. Он был ошеломлен: никогда не думал, что она хотела иметь детей. А теперь она уже была слишком стара для этого. Она бесилась от злости, обвиняла его в том, что он отнял у нее лучшие годы, что уничтожил ее, требовал слишком многого, был настоящим тираном. Мысль о том, что он мог уйти от нее, найти себе женщину помоложе и создать семью, от которой она сама отказалась, привела ее к полному душевному расстройству. Когда он уходил от нее, было такое чувство, словно он уходил от ребенка: не от взрослой женщины, а от маленькой пятилетней девочки. Малышка, преподающая в Академии изящных искусств. Йоахим попросту не приехал в аэропорт на встречу, о которой они договорились. Они должны были отправиться в Сан-Себастьян на несколько дней. Эту поездку организовала Эллен после грандиозной ссоры. Это должно было быть очередным путешествием, в котором они снова обрели бы друг друга. Таких встреч у них было много. Но на этот раз он не поехал. Заставил ее стоять во втором терминале, не сказав ни слова. Это было жестоко, но он все же выбрал этот вариант. Если бы он появился, чтобы попрощаться с ней, она бы разрыдалась, и тогда он не смог бы оставить ее одну. Поэтому он без предупреждения бросил маленькую девочку. Он убегал, путешествовал, ездил и ходил под парусом столько, сколько возможно было в пределах Королевства Дания, пока не нашел себе место на Кристиансё. Единственное, что держало его в тонусе, — это возможность писать. Несмотря на всю скромность быта, он обрел невероятную свободу. Он стал писать, как одержимый, как маньяк. Возможно, он несколько злоупотреблял спиртным, полностью изолировал себя, никуда не выходил из пансиона и ни о чем не думал, кроме как о следующей странице. Но в тот вечер, когда он встретил Луизу, все изменилось. Эта женщина сияла. Он ясно помнил, как стоял посреди кафе и читал вслух то, что написал в тот день, иногда поднимал взгляд и видел ее лицо. Она стояла далеко, возле самой двери в кухню. Ее полностью захватило то, что он читал, и, когда он встретился с ней взглядом, она не отвела от него глаз. Не стала смотреть в сторону. Она была вся совершенно открытая, подумал он тогда. Будто у нее не было никаких шор, будто она смотрела на мир по-новому. — Итак, вы встретились с Луизой два с половиной года тому назад, и вы не знаете, чем она занималась до этого, и вам ничего не известно о ее отношениях с семьей? Голос Ибен словно оторвал его от мыслей. Он посмотрел мимо нее, на опущенные жалюзи, надежно защищавшие комнату от солнечного света. — Да, это можно рассматривать и так, — ответил он. — У меня было такое ощущение, что нам, двоим, дан новый шанс. — И вы ни о чем ее не расспрашивали? — Вопросы Ибен были так разумны и естественны, что начинали раздражать его. — Конечно же, я интересовался ее прошлым. — Но вас не удивляло то, что вы не получали никакого ответа? Удивляло ли это его? Он действительно расспрашивал ее, будучи любопытным и желая знать все о женщине, которая теперь принадлежала ему. Они лежали совершенно голыми, прижимаясь друг к другу, в его постели. Он отчетливо помнит: Луиза была такой оживленной. Из-за нее у него перехватывало дыхание. После разрыва с Эллен он считал, что уже никогда больше не сможет быть близким с другим человеком. Интимные отношения были связаны для него с долгом и тяжким бременем. Но именно это с Луизой складывалось совершенно по-другому. Она никогда не расспрашивала его о прошлом. Единственное, к чему она стремилась, была близость, близость с ним. Нет, он не задавал ей много вопросов. Он знал лишь одно: это его женщина. Он задавал вопросы, потому что полагал, что следует это делать. Так бывает. Но когда она сказала, что не поддерживает отношений с семьей, он ощутил облегчение. Облегчение — потому, что она не была ничем связана, потому что она оказалась полной противоположностью Эллен. Он смотрит на Ибен, и теперь на ее лице есть какой-то намек. Сочувствие? Она откашливается. — Вы хотите узнать о Луизе еще что-нибудь? Йоахим покорно кивает, при этом ему больше всего хочется крикнуть «нет». Он не хочет копаться в старом белье: мужчине не нужно ничего знать кроме того, что его женщина любит его. — Луиза Андерсен выросла в детском доме под Раннерсом. Ее мать была наркоманкой, и Луизу отняли у нее, когда она еще была совсем ребенком. Мать умерла, когда девочке было примерно шесть лет, но они никогда не встречались. По-видимому, она об этом так ничего и не узнала. Кто ее отец, неизвестно. Она жила в однокомнатной квартире в Раннерсе до девятнадцати лет. С этого момента у нас очень мало информации о ней в архивах. — Например? — Один арест, после которого ее довольно быстро отпустили. — Арестовали за что? — На улице Скельбек в Копенгагене, — отвечает ему Ибен, и ей больше ничего не нужно добавлять. Все копенгагенцы знают, что на улице Скельбек ошиваются проститутки самого низкого пошиба, стоящие на самой низкой ступеньке в своей иерархии, иностранки или наркоманки, сидящие на игле. — О ней совершенно ничего не известно за эти последние пять лет. Йоахим опустил взгляд на пол. Такое ощущение, что все в нем налилось свинцом. Луиза? Его Луиза? — Ничего? — спрашивает он, почти не узнавая свой собственный хриплый голос. — Да, больше мы ничего не знаем о том, что она все это время делала. — Но разве можно так просто исчезнуть? Ибен пожимает плечами: — Она могла поехать в Гамбург на заработки. Так многие поступают, там больше клиентов. Или в Швецию, но нам об этом ничего не известно.