Сара хотела отнестись к его словам с презрением, но не могла сдержать взрыв клокотавшей в ней злости. Это было слишком. Она держалась, пока надеялась, что Людмила совершит третье разоблачение. Она сохраняла хладнокровие и профессионализм, потому что верила: ее расследование приведет к торжеству справедливости. — Слишком поздно… инспектор… вы проиграли… а мы выиграли. Сама природа возвращает ваш пол на то место, которое он должен занимать… Яд слов убийцы разливался по сознанию Сары. Этот яд разъедал барьеры разума, оттесняя куда-то далеко голос профессионала-полицейского, оставляя звучать только голос гнева, не перестававший нарастать в ней с самого начала расследования этого дела. Скоро она стала просто женщиной, ненавидящей всех этих мужчин в сутанах, проповедующих добро и любовь, при этом официально отталкивая половину человечества. В ее голове звучали все эти службы, в которых осуждалось грехопадение Евы, вдалбливавшееся в голову всем, в том числе детям, и указательный палец медленно лег на спусковой крючок винтовки. Прижав приклад к плечу, она нагнула голову, прильнула глазом к оптическому прицелу, приняла устойчивую позу, раздвинув ноги. В ее власти положить конец, пусть временно, нескончаемой давящей власти церкви на женщин. У нее есть возможность выполнить задачу, которую Людмила, похоже, не сумеет довести до конца: устранить папу, который еще больше ухудшит положение женщин. Впрочем, больше чем просто возможность — ответственность. От имени всех женщин. Пожертвовать своей жизнью? У нее пересохло в горле, она представила себе Кристофера, и то, в чем она до сих пор не решалась признаться даже самой себе, предстало жестокой правдой: он понял, что жизнь с нею никогда не будет совместима с безопасностью и покоем, которые он хотел дать Симону. На глаза набежали слезы, которые она с яростью смахнула. Сара вела страшную борьбу против сомнения. Она задержала дыхание. Указательный палец дрогнул на спусковом крючке. Глава 56 Даже до дома долетел вопль ужаса, раздавшийся, когда голова папы разлетелась на куски. Перед базиликой Святого Петра началась паника. Из толпы, собравшейся на большой площади, звучали крики. Человеческое море качнулось в паническом движении, разрываемом оглушительными молниями страха. Сотня сотрудников службы безопасности была буквально затоплена потоком перепуганных женщин, мужчин и детей, пытающихся любым способом удрать с площади. Крики радости превратились в испуганный рев. Стоявшие на балконе церковники, окружавшие нового понтифика, окаменели от страха. У их ног лежал с разорванным на куски черепом труп того, кого они только что интронизировали. Сутаны и лица у них были забрызганы кровью. Некоторые пребывали в таком ступоре, что телохранителям пришлось силой тащить их в безопасное место. В комнате перед балконом не понимали, что произошло. Никто не мог поверить, что папу убили. Тем более что никто не слышал выстрела. Но при виде приведенных с балкона заляпанных кровью двух мужчин, всех присутствующих охватила паника. Одни сотрудники ватиканской службы безопасности кричали, чтобы все отошли, другие связывались со своими коллегами на площади, призывая локализовать позицию снайпера. — Я же вам говорила! — завопила вдруг какая-то женщина. Это была София, которая во время общего замешательства сумела ускользнуть от своих стражей. — Я же говорила, что видела отблеск оптического прицела, а вы не дали мне вмешаться! Это вы его убили! Вы его убили! Она подбежала к балкону, отдернула красную штору и замерла. Глухая к воплям происходящей у нее под ногами давки, она опустилась на колени перед неподвижным и изуродованным телом своего кардинала и провела дрожащей рукой по его запачканным кровью волосам. Потом она встала и, смертельно бледная, устремила взгляд на далекую башенку, в которой заметила подозрительный отблеск. По ее щекам текли слезы. Глава 57 Родители Сары жили в симпатичном коттедже на западе Осло. К нему вела аллея с норвежскими кленами, а широкая лужайка перед домом была обсажена вишнями. Скоро Симон должен был вернуться из школы, и Кристоферу не терпелось увидеть радость на лице его мальчика. Но, прежде чем насладиться этим моментом, он должен был освободить свой мозг. С того момента, когда оставил Сару в аэропорту и позволил ей улететь одной, он испытывал чувство вины, смешанное с тревогой. Конечно, находясь рядом с ней, он подвергался опасности, но зато хотя бы постоянно знал, как она и что происходит. А теперь мучился от тревоги и своего пессимистического воображения. Прислонившись спиной к белому забору и не отрываясь от телефона, он видел в прямом эфире еще пустой балкон базилики Святого Петра. Комментаторы говорили о всеобщем нетерпении, и вдруг он заметил в кадре три фигуры, появившиеся на балконе, господствующем над заполненной народом площади Святого Петра, на которой некоторые верующие ждали уже более семи часов. Овация, начавшаяся в публике, приобрела такую мощь, что у Кристофера по коже побежали мурашки. Он сделал глубокий вдох, чтобы как-то справиться со своим лихорадочным состоянием. Удалось ли Саре остановить убийцу? Все ли с ней в порядке? Как Людмила собиралась вмешаться и сделать третье и последнее разоблачение? Кристофер присел на землю, потому что у него ноги стали ватными. Лицо кардинала Клещинского появилось крупным планом на экране смартфона Кристофера и всех телевизоров мира. Вид торжествующий, но, главное, недоверчивый, подумал Кристофер. Как будто этот человек никак не может поверить, что он находится там, где находится. Этого выражения Кристофер ни разу не видел у его предшественников, чьи лица выражали скорее серьезность и благородство. Человек в безукоризненно белой сутане и таком же пилеолусе на голове поприветствовал толпу, ответившую ему оглушительной волной криков и аплодисментов. На мгновение за его спиной мелькнул приближающийся к нему силуэт, но почти тут же исчез, а понтифик поднял вверх обе руки, призывая к тишине. Кристофер затаил дыхание. И вдруг шок. Камера осталась неподвижной, как будто папа еще оставался на месте, тогда как его голова, с силой отброшенная назад в фонтане крови, раскололась надвое. Окаменев от увиденного, Кристофер услышал крики ужаса, доносившиеся из охваченной паникой разбегающейся толпы. Сотрудники службы безопасности выскочили из тени и утащили двоих церковников, также стоявших на балконе. Телекомментатор не находил слов. Проронив «Боже мой!», он, как и все, онемел от изумления. Слышались крики вокруг него в студии. Вынужденный все-таки снова взяться за микрофон, он пробормотал несколько слов об ужасном происшествии, в которое сам с трудом верит, и объяснил, что папа стал жертвой выстрела, судя по всему, в голову, и что в Ватикане царит полнейшее замешательство. Страшно бледный Кристофер поднес руку ко рту, сначала не в состоянии думать вовсе, потом чувствуя, как в нем поднимается жуткий страх: с Сарой что-то случилось. Он схватил телефон и нарушил запрет, наложенный им на себя: никогда не звонить ей, чтобы не помешать. Он попал на автоответчик. — Твою мать! — заорал он, еле сдерживаясь, чтобы не грохнуть телефон о землю. Прошло несколько минут, прежде чем Кристофер вернулся к просмотру прямой трансляции, одновременно шаря по разным новостным сайтам в поисках малейшей информации о том, что происходит. И вдруг журналист произнес упавшим голосом: «Только что нам сообщили, что… папа умер в результате пулевого ранения в голову. Кажется, стреляли с большого расстояния. Простите меня, я никак не могу поверить в это… На данный момент у нас нет никаких сведений о виновных в этом преступлении. Но, я повторяю: кардинал Клещинский, только что избранный верховным понтификом под именем Павел VII, умер». Кристофер снова позвонил Саре и снова нарвался на автоответчик. Он тут же перезвонил в полицейское управление Осло. Его сразу соединили с директором Крипо, который сообщил, что не имеет никаких новостей об инспекторе Герин-ген и ему неизвестно, находится ли она в Ватикане. Еще сорок минут прошли в мучительной неопределенности и панике. А потом немыслимое превратилось в невероятное. На экране одного из круглосуточных новостных каналов появилась трясущаяся картинка: оператор быстро приближался к объекту съемки. Камера показала выходящих из маленького домика бойцов штурмовой группы спецназа в балаклавах, ведущих человека с опущенной головой. Кристоферу словно полоснули по сердцу ножом, он чуть не потерял сознание. Он увидел, как мотается слева направо рыжая шевелюра Сары, которую спецназовец заставлял почти бежать к бронированному фургону. Неожиданно на экране появился титр: задержание подозреваемой, которая, предположительно, уже созналась в убийстве папы. Когда спецназовцы сажали ее в машину, на мгновение, прежде чем металлические дверцы захлопнулись и бронированный фургон пулей сорвался с места, в кадре мелькнуло лицо Сары, Кристофер не прочел на нем ни страха, ни растерянности, но то, что он увидел, поразило его: это было лицо не той женщины, которую он любил. До такой степени она стала неузнаваемой. — Папа! Оглушенный, Кристофер не сразу услышал голос сына. Усилие, предпринятое им, чтобы изменить свой настрой, пока он поворачивался к мальчику, забрало столько энергии, что в тот момент, когда Симон бросился ему в объятия, он почувствовал тошноту, поднимающуюся из живота. Он думал, что его вырвет, но прикосновение ребенка какой-то необъяснимой магией принесло ему такое счастье, что ничто другое больше не имело значения и не трогало его. Откуда шли эти волны тепла, которые он ощущал, которые обвивали его тело и тело Симона. Как он раньше жил без них? — Мой дорогой, я так счастлив тебя видеть! — сказал он, а его горло перехватило сильнее, чем он хотел. — Да ладно!.. — воскликнул Симон, видя, что Кристофер пытается скрыть слезы за улыбкой. Они молча посмотрели друг на друга, и Симон, не спрашивая объяснений, обнял Кристофера. — Я немного устал, мой дорогой, а потом, ты же знаешь, что иногда люди плачут потому, что гиперсчастливы. Не отпуская плеч того, кто теперь стал его папой, Симон отступил, чтобы посмотреть Кристоферу в глаза, с улыбкой уже не маленького ребенка, которому можно соврать. Он наклонил голову и прижался щекой к плечу своего приемного отца. — А Сара когда вернется? — спросил он разочарованно. Кристофер ждал и боялся этого вопроса, который непременно должен был быть задан. По сути, он вернулся домой, чтобы сообщить дурные новости своему сыну, которому обещал спокойную и счастливую жизнь в семье. Он разозлился на себя за то, что причинил ему столько страданий, и с удивлением заметил, что злится и на Сару. Раздосадованный на самого себя за такую слабость, он собрал все мужество и в последний раз соврал Симону: — Мы поедем за ней вместе… согласен? Симон не получил желаемого ответа, но Кристофер был благодарен ему за то, что он не стал настаивать. И вот когда он собрался войти в дом, на пороге появились родители Сары. Мать прикрывала ладонью рот и плакала. Отец с пепельного цвета лицом обнимал ее. И оба смотрели на Кристофера, как будто он был единственным, кто мог спасти их от катастрофы. Глава 58 Как и некоторые другие юристы Рима, мэтр Росси де Лука знал инспектора Геринген по материалам в СМИ в связи с «делом пациента 488», а также, совсем недавно, в связи с возглавлявшимся ею расследованием убийства норвежского премьер-министра Катрины Хагебак. По фотографиям и кадрам на экране, она казалась ему женщиной хладнокровной, взвешенной, профессионалом высокого класса, то есть полной противоположностью портрета предполагаемой убийцы папы римского, который он мог себе нарисовать. Так что назначенному адвокатом этой женщины мэтру Росси де Луке не терпелось познакомиться с ней, чтобы она помогла ему выстроить линию защиты на процессе, обещавшем стать супермедийным. С серого неба валил сильный снег. Адвокат припарковал свою машину на стоянке тюрьмы Регина-Коэли и направился к канцелярии. Он толкнул тяжелую двустворчатую деревянную дверь тюрьмы, бывшей когда-то монастырем, и попал в тесный двор, окруженный желтыми стенами с зарешеченными окнами и с колючей проволокой по гребню. На крышах прохаживались вооруженные винтовками часовые, а в башенках, господствующих над двором, были видны неподвижные силуэты охранников, осуществлявших визуальный контроль за территорией. Мэтр Росси де Лука, не прибегая к помощи табличек с указанием направления, направился по бетонной дорожке в блок D, в котором содержались вновь прибывшие. На часах было 9.55, время для визитов адвокатов начнется через пять минут. Он поздоровался с полицейским, сидевшим за стойкой дежурного, и наконец предстал перед двумя охранниками, стоящими по сторонам двойной бронированной двери. Сдав на хранение свои личные вещи и оставив исключительно дело своей клиентки, он вошел в кабинет номер три отделения свиданий, где его уже ждала подзащитная. Он вел много разных дел и, следовательно, встречался с большим количеством правонарушителей и, разумеется, преступников. Но эта инспектор обладала такой аурой, а преступление, в котором ее обвиняли, было настолько громким, что он ощущал почти недопустимую для адвоката робость при мысли, что ему придется ее защищать. Он надеялся, что она согласится хотя бы поговорить с ним. Собравшись с духом, он вошел в комнату. С осунувшимся лицом, с темными кругами под глазами, но с прямой спиной, Сара около четверти часа ждала в этой тесной комнате, ощущая присутствие за спиной надзирателя, приставленного следить, чтобы она не покончила с собой.