Через несколько часов Жак Вермон собрал всех людей и озвучил свое видение текущего момента. – Вы отлично сражались, граждане свободной Франции и других стран, – заявил он не без пафоса. Потом смущенно покашлял и заговорил нормально: – Нас осталось мало, а рано или поздно каратели придут опять. После такого позора они обязательно вернутся. Еще хуже то, что они знают, где находится наша база. Им нужно только подкопить силы. Мы не можем вести за ними постоянное наблюдение, нас слишком мало. Если нас окружат, мы отсюда не выберемся. Есть предложение оставить базу и идти на запад к деревне Конте и горе Манжино. Действовать самостоятельно мы уже не можем – людей нет. Предлагаю объединиться с партизанами того отряда, который дал отпор карателям. Думаю, они не будут возражать. Про них известно только то, что отрядом командует русский офицер и под его началом дерутся несколько десятков бывших советских военнопленных. – Вермон отыскал взглядом Павла и как-то странно на него уставился. – Мы знаем, что русские дерутся отчаянно, у них есть дисциплина и они ненавидят нацистов… Возражающих нет? Учтите, я это предлагаю не от хорошей жизни. – Вермон исподлобья оглядывал своих партизан. – Как это мило, черт возьми, – пробормотал Брянцев, выслушав перевод. – Командир интересуется мнением своих людей, спрашивает, согласны ли они выполнить его приказ. Как же падки они на эту пагубную демократию! Ах, Франция! – Да не, нормальная страна, – возразил Генка. – Они тут варят бесподобно вкусный сыр, никогда такого не пробовал. Вино очень вкусное, особенно домашнее, а я ведь раньше не любил вино, считал его бесполезной кислятиной. – Ага, ты еще про коньяк скажи, – проворчал Брянцев. – О нем не говорить – его пить надо, – прыснул Генка. – Нет, серьезно, наши армянские коньяки – это, конечно, вещь. Но то, что делают местные, – это пальчики оближешь. Мы тут недавно полицейский обоз тормознули – везли продукты по поручению командования СС. Лучше бы не пробовали. Как он назывался, Николай? «Камю»? – «Камю», – проворчал Брянцев. – А еще есть «Курвуазье», «Мартель», «Наполеон», «Реми Мартен»… Я, пока во Францию не попал, и названий-то таких не слышал. Вермон смотрел на них с укоризной, как на студентов, отказывающихся слушать лекцию. Потом вздохнул и продолжил: – Это мера вынужденная, в противном случае мы погибнем. Русские коллаборационисты – это полбеды. Поступали сведения, что в департамент переправляют части дивизии «Шарлемань», а это значительно хуже. Это действительно было хуже, если означенные сведения имели под собой основу. Части РОА формировались из русских, малознакомых с особенностями французских реалий. Дивизия СС «Шарлемань» формировалась из французов, разделявших идеи Гитлера, и прославилась как сборище жестоких головорезов. Ее солдаты уничтожали не только жителей оккупированных стран, но и собственных граждан. Дивизию сформировали из 7-й гренадерской бригады войск СС и легиона французских добровольцев. Недостатка в рекрутах не было. Во Франции плодотворно работал Комитет друзей войск СС. Вербовку французских добровольцев официально поддерживало французское правительство. Партизаны зароптали – новость не осталась без внимания. – Биться с ними малыми силами – просто глупо, – сказал Вермон. – Мы должны объединить усилия, пока нас не прикончили порознь. До горы Манжино два дневных перехода. Расстояние небольшое, но в горах мы завязнем. Предлагаю завернуть по пути в Соли, взять еду, теплую одежду, а потом продолжить путь. Но для начала выясним, ушел ли противник из деревни. Бойцы живо обсуждали «предложение». Одним оно не нравилось, другие его горячо поддерживали. Здравый смысл уверял, что надо идти, и неважно, хочется или нет. Недовольно хмурился английский майор Энди Грир, озадаченно чесал затылок поляк Ковальский. Во Франции действовал не один партизанский отряд, состоявший из советских граждан. Даже названия у них были русские: «Надежда», «Отряд имени Чапаева». Бывшие военнопленные действовали эффективно, доставляя оккупантам серьезные хлопоты. – Ну наконец-то хоть наших увидеть, – бормотал Кривошеев. – Надоели эти бестолковые европейцы. Отряд в количестве двадцати штыков выступил в два часа пополуночи. Дозорные проверили тропу – засады не было. Уходили в восточном направлении – пусть дальше, но безопаснее. Луна освещала спуск, заваленный камнями. Ступали осторожно, тянулись вереницей, страхуя друг друга. В низине долго шли через кустарник, светя фонарями, потом свернули направо и двинулись по дну пересохшей речки. Воздух был напоен свежестью – незадолго до полуночи прошел дождь. В дороге не разговаривали, берегли дыхание. Спины людей мерно покачивались. Долго карабкались на каменную гряду, потом опять спускались. Перекурили, продолжили путь. Открытые пространства обходили стороной, подолгу лежали в высокой траве, проницая сонную округу. Бойцы зевали, жаловались на хроническое недосыпание. К Соли подошли незадолго до рассвета, когда в природе был самый сон. Отряд собрался в дубовой рощице. Вермон сидел на коленях и разглядывал в бинокль восточную окраину деревни. Слева располагался небольшой холм – с него бы открылся лучший вид. – Месье, рекомендую занять эту возвышенность, – предложил Павел, подобравшись к командиру. – С нее лучше видно, да и в плане обороны она значительно выгоднее. Мы ведь не уверены на сто процентов, что в деревне нет засады? Вермон недовольно покосился в его сторону и проворчал: – Не знаю, как у вас, Поль, но мы привыкли доверять своим источникам. В деревне только полицейские, они спят в своих домах со своими женами, причем половина этих полицейских сотрудничают с нами и не будут рваться в бой. В деревне нет никого, там все тихо. Мы не пойдем в центр Соли, ограничимся крайними участками. Все, что нам нужно, люди соберут быстро. Отправим в деревню несколько человек, остальные подберутся ближе и будут ждать. В паху подозрительно защекотало. Смутные видения забрезжили в памяти. – Разрешите мне тоже пойти, месье Вермон? Я гостил у Бернара Дюссо, хотелось бы еще раз поблагодарить его за заботу. Темнота была кстати – скрыла румянец. Вермон не всматривался, пожал плечами. – Хорошо, Поль, не возражаю. Иди к Дюссо, а мы с десятком парней двинем дальше, к Анри Люберу. Это пенсионер, бывший сотрудник секретной службы. Четыре года назад бежал из Виши, люто ненавидит маршала Петтена. Он точно знает, у кого в деревне можно взять продукты. Остальные будут на околице, пусть страхуют. Глава 7 Осталось подспудное беспокойство – все было спланировано безграмотно, на основании сомнительных сведений. Но дело хозяйское, местным виднее. Отряд рассыпался по полю, двинулся вперед. Половина людей осталась в траве, остальные вошли в деревню. Стояла тишина, нигде не горел свет. Из полумрака вырисовывались очертания глиняных заборов, стен, непропорционально крупных печных труб. Партизаны двинулись дальше, прижимаясь к постройкам, а Павел свернул и перелез через ограду. Поколебавшись, он перебежал двор, затем нырнул в проем сарая. Дверь была приоткрыта. От знакомых запахов сухой травы закружилась голова. Он пожалел, что не взял фонарь (что за блажь околдовала?). Майор по памяти и на ощупь пробрался к двери в дальней стене, потянул на себя. Дверь была заперта. Он стукнул пару раз, чертыхнулся. Вот уж воистину дурная голова не ведает, что творит! Через главное крыльцо надо было идти! Но в том и состояло дело, что Бернара и Рене Дюссо можно было и не беспокоить. Девушка словно почувствовала, что он рядом. С обратной стороны двери послышался шорох, хриплый от сна голосок опасливо вопросил, «кого там носит в ночь глухую». – Это я, – волнуясь, сообщил Романов. – Поль. Беглый русский… Дверь отворилась. В руке у девушки горел фонарик. Обрисовались скомканные волосы, длинная ночная рубашка. Павел зажмурился от яркого света. Девушка застыла, раскрыв рот, – мужчина, с которым она недавно провела ночь, выглядел совсем иначе! Приодет, в глазах мужественный блеск, на поясе подсумки с магазинами и гранатами, за плечом карабин… Мирабель издала берущий за душу стон, схватила его за шиворот и втащила внутрь. Павел растерялся, споткнулся о порог. Запашок в сельскохозяйственной подсобке был еще тот, но это вообще не имело значения. Ох уж эта любовь по-деревенски! Он бормотал: «Мирабель, подожди», но она не обращала внимания на его лепет, осыпала его поцелуями, тащила за собой. Как же здорово, что она услышала этот робкий стук в дверь! До ее комнаты была коломенская верста, путь пролегал через родительскую спальню – это было сложно и нестерпимо долго! Она втащила его в какой-то темный закуток, бросила на пол фонарь. Урезанный свет озарял дощатые стены и наваленные в углу мешки с тряпьем. – Какой же ты нынче бравый, Поль, – она сдавленно смеялась. – Тебя сегодня просто не узнать!.. Какой же ты молодец, что зашел! А я сегодня одна, совсем одна… «А вчера была не одна?» – промелькнула резонная мысль. Но ураган страстей уже захлестнул. Девушка стащила с него карабин, куда-то его отбросила. Все остальное он стаскивал сам. Разве не этого он подспудно желал? Легким движением Мирабель скинула с себя сорочку, снова вцепилась в него. Оба рухнули в неприятно пахнущие мешки. Теплое тельце обвило его, страсть накрыла с головой. Это продолжалось недолго, но казалось, прошла маленькая жизнь. Павел опомнился – да, он шел за этим, но пора и честь знать! Партизаны в деревне, выполняют боевую задачу, а он тут нежится! По законам Советского Союза он точно заслужил трибунал. Расслабились на заграничном курорте, товарищ майор! – Мирабель, все, хватит, я еще приду. Девушка смеялась, целовала его. Потом неохотно отстранилась и встала с мешков. Лежавший на полу фонарь освещал ее стройные ноги. Павел поднялся, прижал ее к себе и крепко поцеловал, чтобы не обижалась. Но та и не думала обижаться. Прильнув к нему, судорожно гладила ему плечи. Приятная истома ползла по утомленным членам. – Ты хороший, Поль, – прошептала Мирабель, поднимая блестящие глаза. – Приходи чаще, я буду тебя ждать. И не бойся, что отец может что-то подумать – мы сделаем так, чтобы он думал только хорошее. Последние слова остались загадкой. Что она хотела сказать? Оторваться от девушки было трудно, но не навек же они расстаются? Павел лихорадочно одевался, ползал по полу, отыскивая карабин. Рядом ползала Мирабель и смеялась, когда они ударялись лбами. Он привел себя в форму, она тоже натянула сорочку, пригладила волосы и уже не дышала, как после марафона. Послышались встревоженные голоса, звучал то мужской голос, то женский. – Ой, – воскликнула Мирабель. – Кажется, родители проснулись. Сделаем вид, что ничего не было? «Вот именно, не будем подрывать мою репутацию», – подумал майор. Порой он поражался своему поведению – достукались, товарищ контрразведчик, нет на вас товарищеского офицерского суда! Мирабель подняла фонарь и потянула Павла из закутка. Он спотыкался, ни черта не видел. Она вела его, как слепого, по запутанным переходам. В кухне горел приглушенный свет, занавески были задернуты. Подслеповато щурился едва одетый Бернар Дюссо, куталась в платок заспанная Рене. В этот час ничто не мешало хозяину вооружиться ружьем и влепить в проем порцию дроби, но он не стал этого делать. – Святой Иисусе, как вы нас напугали… – забормотала Рене. – Мы слышали, что в подсобках кто-то есть, хотели уже бежать туда… Бернар был крайне удивлен. Он с сомнением посматривал то на Павла, то на дочь. Мирабель весьма усердно делала невинное лицо, Павел тоже создавал себе должный образ, но чувствовал, как краска заливает лицо. А ведь этот мужик имеет полное право угостить его дробью. – Он постучал, я услышала, открыла… – потупилась в пол Мирабель. – Прошу прощения, мадам и месье, – вежливо сказал Павел. – Опасался стучать в дверь, решил зайти с черного хода. Там было заперто, хорошо, что Мирабель услышала. – Да, у нашей дочки неплохой слух, – помявшись, допустил Бернар и расслабился. – Правильно, Поль, что вы не пошли через двор. Сейчас это делать опасно… А вас не узнать, – Бернар улыбнулся. – Тот измученный, испуганный оборванец, что спрятался в нашем сарае, и тот, кем вы стали… – хозяин отступил на шаг, смерил посетителя с ног до головы. – Вы воюете в отряде Жака Вермона, я слышал об этом. Посыльный сообщил, что у них новый боец из России. Рад за вас, Поль, значит, мое мнение о вас не оказалось ошибочным. Передавайте привет Вермону. – Можете лично передать, – улыбнулся Романов. – Вермон здесь, в деревне. От этих слов смертельно побледнела Рене, Бернар насторожился, а Мирабель испуганно прижала ладошку ко рту. – Что вы хотите сказать, Поль? – пробормотал Бернар. – Мы думали, вы пришли один, тайным образом… Волосы зашевелились на затылке – в чем дело? – Я не один, Бернар. – Павел невольно понизил голос. – Вы, наверное, слышали, что мы отбили нападение карателей в Зеленом ущелье. Вражеский отряд был полностью разгромлен. Но Вермон принял решение сменить место пребывания отряда. На это имеются резонные причины. По дороге он решил зайти в Соли – запастись продуктами и теплой одеждой. Часть отряда пошла к дому Анри Любера, другие остались в поле, а я завернул к вам. Нам сообщили, что каратели ушли из деревни. – Вот черт… – Бернар схватился за голову. – Это неправда, – побледневшая Рене едва расклеила губы. – Солдаты СС только сделали вид, что уходят. Когда стемнело, они вернулись в деревню и разместились в здании управы и в нашем магазине. Мы побоялись туда заходить – представляем, во что они его превратили. – В доме Анри Любера может быть засада, – прошептал Бернар. На него было страшно смотреть, мужчина позеленел от ужаса. – Любера сдали соседи. Его не стали арестовывать, но к его дому приставили стражу… Господи Иисусе, что же вы наделали… – Подождите, но уже прошло минут пятнадцать! – встрепенулся Павел. – Они уже дошли до Любера! «Или попали под наблюдение», – уколола мысль. Каратели не спешат, окружают, уменьшают риски. Он впал в оцепенение. Не может такого быть! Вермон не ребенок, чтобы клюнуть на такую удочку. Надо бежать, предупредить! Далеко в деревне взорвалась граната. Мирабель ойкнула. Захлопали ружейные выстрелы, застрочил пулемет. Павел застонал – какого черта, товарищи партизаны?! Он бросился бежать, но Бернар схватил его за руку: – Остановитесь, Поль, ваше присутствие ничего не изменит, вас убьют. – Останься! – ахнула Мирабель и схватила майора за вторую руку. – Пожалуйста, останься, не ходи туда, мы тебя спрячем!