Казефикис был в отчаянии. — Мне была нужна работа и деньги, вы понимаете? Они понимали. На неделе десятки самых разных людей десятки раз говорили им то же самое. — Когда я получил место официанта в ресторане, моя жена была очень рада. На второй неделе меня послали обслуживать ленч в номере отеля. Единственная сложность была в том, что просили прислать официанта, который не понимает по-английски. Говорю я по-английски, как видите, плохо, и поэтому хозяин сказал, что я должен идти туда, но объясняться только по-гречески. Мне было обещано двадцать долларов, и я сказал «да». Мы подъехали к черному ходу — я думаю, это где-то в районе Джорджтауна — и меня направили на кухню, она помещается в подвале здания. Я переоделся и стал носить заказанное в гостиную этого номера. Там сидело шесть человек, и я слышал, как хозяин сказал, что я не понимаю по-английски. Они продолжали беседовать. Я не слушал. Когда я подавал кофе, они говорили о Президенте. Мне он нравится, и я стал слушать. Я услышал слова: «Мы должны попробовать снова». Другой человек сказал: «Я согласен с сенатором, пора избавиться от него». А потом я услышал: «Самым лучшим днем по-прежнему остается 10 марта, как мы планируем». Кто-то посмотрел на меня, и я вышел. Когда я умывался внизу, в комнату ворвался человек с пистолетом. Мне удалось выбежать на улицу. Он выстрелил в меня, и я почувствовал резкую боль в ноге, но все же смог убежать, потому что он был старше и тяжелее меня. Я слышал, как он кричал, но знал, что он меня не поймает. Я очень испугался. Я сразу же прибежал домой, и мы с женой с того дня скрывались у наших друзей, тоже греков, за городом. Я надеялся, что все будет в норме, но нога болела все сильнее, и Ариана сказала, что я должен идти в больницу и звонить вам, потому что наш друг сказал, что они выследят меня и тогда обязательно убьют. Это я и сделал… Казефикис замолчал, тяжело переводя дыхание и умоляюще глядя на двоих мужчин; его небритое лицо было покрыто каплями нота. — Где вы живете? — спросил Конверт; голос его звучал столь же спокойно, словно он выписывал квитанцию за нарушение правил движения. — Теперь в Блу-Ридж Менор, 11501, Элкин-стрит, Уитон. Это дом моего друга, он хороший человек, и пожалуйста, не беспокойте его. — Когда этот инцидент имел место? — В прошлый четверг, — сразу же ответил Казефикис. — Двадцать четвертого февраля? Грек пожал плечами. — В прошлый четверг, — повторил он. — Где находится тот ресторан, в котором вы работали? — Рядом со мной, на соседней улице. Он называется «Золотой утенок». Колверт аккуратно записывал его слова. — А где тот ресторан, куда вас приглашали? — Не знаю, где-то в Джорджтауне. Может быть, я смогу вам его показать, когда выйду из больницы. — А теперь, мистер Казефикис, постарайтесь припомнить, был ли среди обслуживающего персонала еще кто-нибудь, кто мог слышать то же, что и вы? — Нет, сэр. Я был единственным официантом, который заходил в помещение. — Рассказывали ли вы кому-нибудь еще о том, что услышали? Вашей жене? Своему другу, у которого вы живете? — Нет, сэр. Только вам. Даже жене не говорил. Колверт продолжал беседу, стараясь получить описание внешности тех, кто был в номере. Он заставил Казефикиса несколько раз повторить свой рассказ, дабы убедиться, что тот ничего не путает. Казефикис раз за разом повторял то же самое. Марк хранил молчание. — О'кей, мистер Казефикис, это все, что вечером мы можем для вас сделать. Утром мы зайдем к вам и по просим написать письменное заявление. — Но они найдут и убьют меня. Они найдут и убьют меня. — Прошу вас, не волнуйтесь, мистер Казефикис. Как только будет возможно, мы поставим полицейский пост у ваших дверей. Казефикис прикрыл глаза, и на лице его выразилось сомнение. — Утром мы увидимся с вами, — сказал Колверт, закрывая блокнот. — Теперь вам надо отдохнуть. Спокойной ночи! Колверт взглянул на захваченного телезрелищем Бенджамина: тот явно ничего не слышал. На прощание он снова кивнул им и широко улыбнулся. — Все это какая-то чушь, — сказал Барри, как только они вышли в коридор. — С его знанием английского он вполне мог ухватиться не за тот конец. Скорее всего там было совершенно невинное сборище. Люди ругают Президента. Мой отец поносит его, но это не значит, что он собирается его убить. — Может быть. Но что ты скажешь о его ранении? Такой факт со счетов не скинешь, — сказал Марк. — Понимаю. Это единственное, что меня беспокоит, — сказал Барри. — Возможно, тут скрывается нечто совсем другое… — Колверт подошел к платному таксофону рядом с лифтом и вытащил два дайма монеток по десять центов. Все агенты таскают с собой горсти таких монеток; когда в 1981 году плата за разговор возросла до 20 центов, оперативные работники перестали пользоваться по этой части какими-либо привилегиями. — Он что, ограбил Форт Нокс?[6] — Голос Элизабет Декстер заставил вздрогнуть Марка, хотя он подсознательно все время ждал ее появления. На ней уже была красная куртка, сменившая белый халат. — Нет, — ответил Марк. — Но мы собираемся заглянуть к вам завтра утром, чтобы он подписал письменное заявление, и мы снимем у него отпечатки пальцев. — Ясно, — сказала она. — Завтра вам поможет доктор Дельгадо, а я свободна от дежурства. — Она улыбнулась. — Доктор вам тоже понравится. — Похоже, что в этой больнице весь персонал состоит из обаятельных женщин, — сказал Марк. — Не примете ли меня в качестве пациента? — Что ж, — сказала она, — в этом месяце самая модная болезнь — грипп. Даже Президент подхватил его. Колверт бросил на нее быстрый взгляд. Элизабет Декстер изучала циферблат своих часов. — Сверхурочные мне не оплачивают, — сказала она, — а я провела здесь уже два лишних часа. Если у вас ко мне нет больше вопросов, мистер Эндрью, я бы предпочла отправиться домой. — Улыбнувшись, она двинулась к выходу. — Есть, есть один вопрос, доктор Декстер, — крикнул Марк, последовав за ней подальше от насмешливых глаз Барри Колверта. — Что вы скажете, если я приглашу вас поужинать со мной сегодня вечером? — Что я скажу? — поддразнивающе сказала она. — Видите ли, я принимаю ваше предложение с благодарностью, но не могу отнестись к нему слишком серьезно. Просто интересно посмотреть, что представляют собой джи-мены в нормальной жизни. — В десятку, — сказал Марк. Они улыбнулись друг другу. — Сейчас семь пятнадцать. Если желание вас не покинет, я мог бы подъехать за вами в восемь тридцать — стоит только сказать, где вы живете. Она набросала свой адрес и телефон на клочке бумаги. — О, так вы левша, Лиз? Темные глаза моментально ожгли его холодным пламенем. — Только мои любовники зовут меня Лиз, — сказала она и исчезла. — Босс, это Колверт. Никак не могу понять, с чем мы столкнулись. То ли он водит нас за нос, то ли в самом деле что-то стоящее, но я хотел бы с вами потолковать. — О'кей, Барри, валяй. Барри кратко изложил суть разговора и добавил, что есть еще несколько деталей, о которых он не хотел бы говорить по телефону. — О деталях мы поговорим на моем бракоразводном процессе… Ибо чувствую, что мне придется вернуться в контору, — сказал Ник Стеймс, избегая рассерженного взгляда жены. — О'кей! А я как раз добрался до муссаки. Увидимся через полчаса, Барри. Колверт нажал рукой на рычаг таксофона и сразу же набрал номер Метрополитен-полис. В щель нырнули очередные две монетки, но в кармане у него оставались еще шестнадцать. Порой он думал, что самый легкий путь изобличить агента ФБР — это заставить его вывернуть карманы; и если у него в наличии окажется двадцать даймов, то тут уж все ясно. — Лейтенант Блейк. — Говорит специальный агент Колверт. Мы виделись с вашим греком, и нам бы хотелось, чтобы вы поставили пост у дверей его палаты. Было бы нежелательно, если с ним что-то случится. — Это не мой грек, черт бы его взял, — сказал Блейк. — Неужели вы не можете использовать кого-нибудь из ваших суперменов? — В настоящий момент нет ни одного свободного супермена, лейтенант. — Ради бога, поймите, что у меня тоже людей в обрез. Мы же не вахтеры! Ладно, через пару часов подошлю полисмена. — Благодарю за содействие, лейтенант. — И Барри повесил трубку. Барри Колверт и Марк Эндрью стояли у лифта, который должен был столь же неторопливо спуститься вниз, как и поднимал наверх. Никто из них не проронил ни слова, пока оба не оказались в своем темно-синем «форде». — Стеймс приедет, — сказал Колверт. — Не представляю, что он будет делать с этой историей, но лучше, чтобы он был в курсе… Тогда сочтем наш день завершенным. Марк посмотрел на часы; еще час сорок пять минут — и будет достигнут тот максимум, в течение которого агент может плодотворно работать без отдыха. Пока Барри подробно записывал состоявшийся разговор, Марк добрался до нижней части города. Когда они подъехали к зданию старого почтамта, на его часах было 19.40, и он без труда нашел место, где припарковаться. В это время все нормальные люди сидят по домам и занимаются нормальными вещами, например, едят муссаку. Машина Стеймса уже была здесь. Они поднялись на пятый этаж и вошли в приемную. Без Джулии она выглядела пустоватой. Колверт осторожно постучал в дверь шефа. — Итак, Барри, начни все с самого начала, не торопясь и с подробностями, — сказал Стеймс. Барри исчерпывающе и без запинки изложил то, что произошло с момента, когда они явились в больницу Вудро Вильсона, и до звонка в Метрополитен-полис, откуда должны прислать полицейского для защиты напуганного грека. На Марка произвела впечатление скрупулезная память Барри. Все детали были приведены в точном соответствии с действительностью. Барри воздержался от изложения своего отношения к рассказу и не торопился вносить предложения. Тем более что его мнения пока и не спрашивали. Стеймс, задумавшись на несколько секунд, внезапно повернулся к Марку. — Ну, а ты что думаешь, Марк? — Не знаю, сэр. Все это несколько мелодраматично. Но он в самом деле напуган, да и у нас он нигде не проходит. — Ладно, ребята, будем исходить из того, что сомнения толкуются в пользу подозреваемого. Давайте считать, что рассказал он нам правду и что нас ждет серьезное расследование. Барри, я хочу, чтобы завтра утром ты отправился в госпиталь и снял у него отпечатки пальцев; они нам нужны на тот случай, если он назвался вымышленным именем; прогони их через компьютер вдоль и поперек и позаботься, чтобы он подписал письменное заявление. Затем просмотри в Метрополитен-полис все оперативные сводки о происшествиях со стрельбой за двадцать четвертое февраля, которые могли бы иметь к нему отношение. И как только это будет возможно, я хотел бы посадить его в «скорую помощь», чтобы он показал нам, где проходил тот самый ленч. Нажми там в больнице на врачей, чтобы они согласились на завтрашнее утро, если возможно. Кстати, не забывайте, что он не под арестом и не находится в розыске, так что особенно не жмите на него, а то потом придет с претензиями относительно его прав! А сейчас ты, Марк, немедленно отправляйся в больницу. Если полисмена еще нет, оставайся там до его прибытия. Утром посмотрим, что представляет собой «Золотой утенок». Я попробую договориться о встрече с Директором, скажем, на десять утра, так что у вас будет время что-то еще разнюхать. Ну а если отпечатки пальцев после компьютера ничего нам не дадут и выяснится, что и отель, и ресторан существуют на самом деле, это значит, что ситуация серьезная, и нам предстоит большая работа. И тогда каждый наш шаг должен быть санкционирован Директором. До завтрашнего утра писать я ничего не буду. И кроме того, никому не рассказывайте, что тут замешан какой-то сенатор. Даже Грент Нанне. Возможно, что завтра после встречи с Директором нам не останется ничего другого, как передать все дело целиком Секретной Службе. Стеймс поднял трубку красного телефона, который напрямую соединял его с Директором. — Ник Стеймс, Вашингтонское отделение.