— Само собой. Сколько вы возьмете за свои услуги? Бертрам сказал. Он назвал такую сумму, что я едва не рухнула с кровати. — Пап, ты что! — Это вызвало возмущение даже у Роберта. — Милорд ясно дал понять, что деньги его не волнуют, — ничуть не смутился тот. — Я выпишу чек. Вы сможете забрать деньги в банке, как только вернетесь в столицу, — спокойно заметил Ричард. Я почувствовала укол совести. Это же сколько проблем я ему доставила! Кому вообще нужна такая жена? Из-за дурмана проспала до самого вечера. Когда проснулась, увидела, что у постели суетится матушка. — Марита! — воскликнула та. — Наконец-то! Сколько же можно спать! — А где Ричард? — это был мой первый вопрос, который вызвал у родительницы крайнее негодование. — Герцог должен волновать тебя в последнюю очередь! У нас бал, а ты до сих пор глаза продрать не можешь! — Но… — Без всяких «но». Твои сестры уже давно выбирают украшения, а ты даже платье не надела. Я позвала служанок. Поднимайся скорее! — А где Ричард? — настойчиво повторила вопрос. — Не знаю я, дорогая! Сказал, что отлучится по делам. Вставай же, Марита. — Отлучится? По делам? — переспросила подавленным голосом. Каюсь, я решила, что он сбежал. Герцог мог. Дождаться наступления сумерек, вызвать дракона и улететь как можно дальше — в этом нет ничего сложного. Я бы сама так сделала, если бы не хотела куда-то идти. И вроде очевидно, что он мне ничего не должен. К тому же если учесть, сколько он уже заплатил за мое лечение, то просить его пойти в ненавистное место было верхом эгоизма. Тем не менее стало как-то по-детски обидно. Помимо всего прочего мне весь вечер пришлось отбиваться от матушки, которая настаивала, чтобы я приняла ванну. И хотя шва уже не было, порез все равно мог вызвать множество ненужных вопросов. Магия, которую наложил Бертрам, действовала до сих пор. Украдкой приподняв сорочку, увидела, что кожа покрылась синевой. Этого служанкам и матушке тоже не стоило показывать. Врач предупредил, что долго держать кожу в охлажденном состоянии нельзя, но я не решилась сейчас снять воздействие стихии. Мало ли, вдруг из-за боли я не смогу ходить? В итоге сборы лишили меня сил едва ли не больше, чем лихорадка. Примерка затянулась, несмотря на то что мне всего лишь нужно было пришить кружева, чтобы скрыть глубокий вырез. Особенно нелепо выглядела попытка с достоинством объяснить, почему я вдруг схватила корсет, скрылась в будуаре и вышла оттуда уже в нем. Волосы мне укладывали чуть ли не дольше, чем одевали, примеряли и подшивали платье. Матушка настаивала на высокой прическе, мне хотелось оставить локоны распущенными, но спорить уже не было сил, поэтому я уступила. В какой-то момент стало казаться, что эти сборы мне точно не пережить, но неожиданно в дверях появился Ричард. Я сидела перед зеркалом и задумчиво разглядывала собственный преображенный облик, пока служанка укладывала последние непослушные пряди. — Добрый вечер, ваша светлость, — поздоровалась матушка и сделала книксен, увидев герцога. Его силуэт отражался в зеркале. Ему невероятно шел темно-синий фрак, он приглушал привычную мрачность мужчины своим более светлым тоном. Черные бриджи, черные сапоги… волосы забраны в хвост. Элегантность и аристократичность невольно заставляли смотреть на него с восхищением. Все видели в нем холодного герцога, который идеально держится на людях. — Я пришел сообщить, что карета уже ждет, — с некоторым величием, присущим только особам высшего света, сообщил супруг. Я завороженно глядела на его отражение и видела почему-то совсем не одетого с иголочки герцога, а скрывающегося за маской отстраненности Тима Донга в черных штанах, высоких сапогах, с распахнутым воротом рубахи. — Спасибо, ваша светлость, мы сейчас спустимся, — поблагодарила матушка, слегка удивленная тем, что Ричард Бёме пришел сообщить об этом сам, а не послал лакея. Я сидела спиной к нему и видела мужа только в зеркале. Он не остался стоять в дверях. Вместо этого неспешно прошел в комнату, держа руки за спиной. Ричард смотрел на меня, а я — на его отражение. Он приблизился к спинке стула, наклонился, а затем его рука оказалась перед моим лицом. В ней была длинная темная коробка, обитая бархатом. — Примите этот скромный подарок, герцогиня Бёме, — тихо сказал он. Я неторопливо протянула руки в белых перчатках к коробочке и, открыв ее, затаила дыхание. Это было колье. Когда-то папа привозил нам разные украшения из столицы, да и в маминых я любила покопаться, поэтому определить, из чего оно сделано, оказалось нетрудно. Белое золото. Цепочка состояла из нескольких крупных колец, скрепленных между собой и сплошь усеянных множеством маленьких блестящих бриллиантов. Посередине — литой тигр, передние лапы которого сливались с кольцом с одной стороны, а хвост — с другой, словно животное являлось своеобразным мостиком. Выполнено на заказ. Тигр тоже был весь в бриллиантах, но на его теле помимо прочего расположилось несколько ромбиков из оникса, а в глазах сияли изумруды. Рука дрогнула, когда я представила, сколько должно стоить это великолепие. Ричард, заметив мое замешательство, взял колье и приложил его к моей шее. Неспешно застегнул цепочку. Металл обжег кожу холодом. — Тебе нравится? — спросил муж, внимательно наблюдая за моим лицом. Я же во все глаза смотрела на свое отражение, силясь понять, что за статная прекрасная женщина сидит передо мной. Это была не я. Кто-то другой. — Оно прекрасно, — выдохнула сущую банальность, не зная, как описать все те эмоции, что странным образом смешались внутри. Передо мной сидела незнакомка. Это была герцогиня Марита Бёме. — Я жду тебя внизу, — сказал Ричард. Внезапно почувствовала, как он слегка коснулся губами моего плеча, которое не прикрывала ткань нежно-голубого платья. Дышать стало трудно. Я трепетно дотронулась до колье, с сожалением наблюдая, как муж покидает комнату. Затем посмотрела на притихших служанок, на модистку. И на маму. Она почему-то улыбалась. Бал. Это праздник, на который мечтают попасть девочки, девушки и женщины самого разного возраста. Само слово «бал» звучит как музыка для наших ушей. С рождения мы грезим им. Мечтаем приехать в столицу, фантазируем по ночам, в каком платье будем, когда принц закружит нас в первом танце. В наших собственных головах мы настолько прелестны, что можем очаровать его с первого же взгляда, и он с радостью помчится за нами на край света. Потом мы попадаем на реальный бал, сталкиваемся нос к носу с жестокой действительностью, но ощущение сказочности происходящего никогда не проходит до конца. Это ощущение живет в каждой девушке, которая надевает пышное платье и ступает в бальную залу, ловя на себе заинтересованные взгляды собравшихся. Я стала маленькой девочкой, чья мечта внезапно осуществилась. Светское мероприятие, множество пестрых, сияющих нарядов вокруг, сотни удивленных лиц и личный принц, ведущий под руку. — Герцог и герцогиня Бёме, — громко объявил дворецкий, как только перед нами открылись массивные двери залы. Я больше не была леди Хорвин, дочерью разорившегося графа и «той самой, которая скоро выйдет замуж за герцога». Я была герцогиней. Осознание собственного статуса что-то изменило во мне, добавило столь недостающих гордости и достоинства. Это заметили и окружающие. Пока мы спускались по лестнице, я ловила на себе удивленные, восхищенные и даже завистливые взгляды. Марита и Ричард Бёме теперь станут главной темой недели для всех сплетников округи. Когда мы спустились, рядом с нами возник хозяин огромного поместья. Граф Вудбрайт. — Герцог, герцогиня. — Мужчина поклонился и поцеловал мне руку. — Для меня честь, что вы почтили нас своим присутствием на этом скромном приеме. Я приложу все усилия, чтобы вам было весело и вы ни в чем не нуждались. — Благодарю вас, граф, — слегка склонил голову Ричард. — Надеюсь, не слишком дерзко с моей стороны предложить вам станцевать главный танец с герцогиней? — заискивающе спросил мужчина. Это был своего рода знак уважения. Главный танец предлагают станцевать только той паре, на которую указывает сам хозяин. Если о нем просят, как только молодые люди появляются в дверях, это указывает на их особый статус. Ну, или на подхалимство со стороны хозяев. — Почту за честь, — нейтрально отозвался Ричард, не выказывая ни радости, ни огорчения от поступившего предложения. — Скажите музыкантам, что мы будем танцевать курдон. Он заявил это с таким видом, словно дом принадлежал ему. Я начала понемногу понимать, почему все считают герцога Бёме мрачным, нелюдимым, неприятным человеком. И наладить с ним отношения хотят исключительно из-за денег. — Как пожелаете, ваша светлость, — поклонился граф Вудбрайт.