— Волнуешься? — Конечно. Кому хочется быть замужем за сумасшедшим герцогом, — охотно ответила я и хмыкнула, протянув руку. Муж вложил в нее бутылку и проговорил: — От тьмы с ума еще никто не сходил. Она как соединение огня и воздуха, может обжигать, может просто обволакивать темной поволокой. Я вернула ему вино, а сама принялась отрывать виноградинки. — Это тьмой ты оградил мою комнату, чтобы я не попала на гонки? Ричард кивнул и тоже потянулся к винограду. — И это тьмой ты защищаешь свой замок? Его рука замерла на полпути. — Откуда ты знаешь? — Стражники обходят только сад, а к замку не приближаются. Но ты бы не оставил его без охраны, я и подумала… Муж хмыкнул и схватил гроздь винограда. — Не мог же я допустить, чтобы они видели, как некто неизвестный выбирается из покоев герцога. Еще? — Он протянул мне бутылку. Я взглянула на его слегка опустившиеся уголки губ и поняла, что за словами стоит что-то другое. Нахмурилась, пытаясь сообразить, что именно. Потом как-то неожиданно даже для самой себя вспомнила про урков. Возможно, это дополнительная защита, установленная после нападения. — Сейчас, правда, замок не защищен, — чуть громче, чем следовало бы, сказал Ричард, словно привлекал мое внимание. — Я могу поддерживать стихию на расстоянии, но это слишком тяжело. Марита. — Он потряс бутылкой. Я смущенно улыбнулась, забрала ее, отпила немного и поморщилась от горьковатого привкуса. — Ты решил меня напоить, да? — спросила иронично. — Идея с вином была твоя, — открестился муж от несправедливого обвинения. Я перестала улыбаться и снова ушла в себя, уставившись на простыни. То ли алкоголь так на меня подействовал, то ли что-то еще… но я грустно вздохнула. Поймала на себе озадаченный взгляд мужа. Вздохнула еще грустнее. — Что-то не так? — осторожно уточнил Ричард. Я пожала плечами, вернула ему бутылку и разлеглась на кровати, запихнув голые ступни под простыню, чтобы не мерзли. А потом сказала: — Во всем виноват хлеб. Повисла пауза. Я задумчиво разглядывала потолок, пока настороженное лицо мужа не загородило весь обзор. — Что это значит? — Ну, твой хлеб, который ты скормил Феньке. Из-за этого я называю тебя заклинателем драконов. Потому что мой хлеб Фенька не ест! Ричард посмотрел на меня с легким удивлением, переварил мои слова и вдруг улыбнулся. — Во всем виноват хлеб? — уточнил со смешинкой в глазах. — И ничего смешного в этом нет, — обиделась я. — Ты управляешь чужими драконами. Я, может, и мало о них знаю, но уж об этом-то всем известно: драконом управляет его всадник. Никто больше. И тут ты! — И хлеб. Я зло прищурилась, намекая, что за такие шуточки могу и в глаз дать. Ричард засмеялся, пришлось отвести взгляд, чтобы не улыбнуться в ответ. — Дорогая, я не управляю чужими драконами. Просто обладаю у некоторых авторитетом, а это заставляет их расценивать мои приказы как беспрекословные. Для Феньки я был именно авторитетом. К тому же у меня есть хлеб. — Был авторитетом? — не поняла я. — Он мелкий еще и очень ранимый. А я покусился на то, что, возможно, только его. — Это на меня? — польщенно спросила я. — Нет, на хлеб, — с каменным лицом ответил Ричард. Я возмущенно ударила его по груди. И зачем только вообще сказала про этот хлеб?! — Что ты в него подмешиваешь? — спросила, обиженно надувшись. — Ничего, — ответил муж, и выглядело это вполне честно. — Как это ничего? Почему твой хлеб он ест, а мой нет? — Потому что дело не в хлебе. Ричард склонился ниже и очень нежно, совсем слегка, прижался к моим губам. Я только-только приоткрыла рот, чтобы ответить, как поцелуй прекратился. Пришлось недоуменно открыть глаза и услышать блаженное: — Мм… как вкусно, это лучшее, что я пробовал в своей жизни, боже, мне нужно еще… — Ты жулик, — хмыкнула я, досадуя, что мой Фенька мог повестись на подобную провокацию. — Вообще-то сейчас я не врал, — притворно возмутился мужчина. — Предлагаю доказать это еще раз. Ричард посмотрел на меня уже без прежней веселости. Взгляд был пристальным, изучающим. Мужчина облокотился на правую руку и подтянулся повыше, чтобы его лицо оказалось напротив моего. Склонился ниже и прошептал: — Отгораживайся от Феньки. Мы с тобой немного поиграем. — Во что? — не сообразила я и только после этого заметила, как темнеют глаза мужа. Пояснений не последовало. У герцога Бёме оказалось необычное понятие об играх. Еще были свежи впечатления нашей первой брачной ночи, поэтому, как только его губы коснулись моих, я судорожно выдохнула, почувствовав сладкую негу внизу живота. Словно толчок к действиям. Приподнялась и, обхватив Ричарда за плечи, слегка надавила, призывая лечь на спину. Но он вновь сделал все по-своему. Холодные руки коснулись моих пальцев, заставили их разомкнуться. А затем уверенным движением Ричард обхватил меня за талию и заставил плюхнуться на живот. — Ты чего? — опешила я. — Мы играем в игру. Он уселся у моих ног, сжал бедра и потянул на себя, приговаривая хрипло: «Иди сюда». Я чувствовала себя слегка растерянной и не имела ни малейшего понятия, что надо делать. Только когда его ладони легли на попу, стало понятно, в чем заключается игра. Ричард провел руками вверх, задирая ночную сорочку, надавил на поясницу, заставляя прогнуться. И продолжил снимать с меня одежду. Как только камиза полетела в сторону, муж собрал мои волосы в хвост и осторожно, видимо опасаясь причинить боль, потянул их на себя, заставив задрать голову. Он прижался ко мне сзади. А до меня дошло, что нужно делать. Ухватиться за что-нибудь, пока не опьянела от того, что происходит за закрытыми дверями герцогской спальни. …время уже близилось к рассвету. Распаленные, тяжело дышащие, вспотевшие, мы совсем не по-благородному распластались поперек кровати. Эмоции готовы были вырваться наружу или смехом, или слезами, но пока я глядела в потолок и с наслаждением чувствовала, как постепенно расслабляются перенапряженные мышцы. Спать не хотелось совершенно, а думать о том, какой уставшей и невыспавшейся я буду выглядеть сегодня днем, казалось бессмысленным. — Ричард, — позвала тихо. — Мм? — Ведь рано или поздно я стану старой, толстой и некрасивой. Вот что ты тогда будешь делать? Муж повернул голову — я с трудом различила это боковым зрением. — То же, что и сегодня. Только накрою тебя простыней. — Ты очень заботливый муж, — хмыкать уже не осталось сил, поэтому постаралась передать свои эмоции ироничной интонацией. — А ты очень заботливая жена, — не остался в долгу тот. Правда, иронии в его голосе не было. — Знаешь, о чем я подумала?