Я зарычала, стиснув зубы, вдавливая колени в его позвоночник и отклоняясь всем весом назад, чтобы ускорить процесс. Дракон попытался зарычать, но моя хватка была слишком крепкой, чтобы позволить ему выпустить воздух. Он вцепился когтями в мою руку, пытаясь вырваться из моей хватки, пошатываясь в одну сторону, а затем в другую. Улыбка натянула уголок моего рта, и я сжала его сильнее, победа запела в моих венах с таким сладким обещанием, что я почти почувствовала ее вкус. Двести крутанулся на месте, его руки вцепились в меня, и ему удалось схватить в кулак мои волосы, освободив их из завязанного мною пучка. Я выругалась под нос, когда он почти оторвал меня от себя, но вместо этого ему удалось лишь вырвать клок волос из моей головы. Я вскрикнула, но не ослабила хватку, еще сильнее вдавливая колени, так как весь мой вес повис на его шее. Он рухнул на колени, и сила столкновения с землей почти отбросила меня, но я не отпустила. Я уперлась ногами в бетонный пол и зарычала, сжимая его еще крепче, и борьба покинула его конечности. Я почувствовала момент, когда он потерял сознание, по тому, как обмякло его тело, и отпустила его за секунду до того, как он упал на пол лицом вперед. Я обхватила рот руками и завыла на луну, которая была спрятана далеко над крышей здания, звук эхом разнесся вокруг меня в тишине, которая последовала за моей победой. Через несколько мгновений все остальные Волки в комнате присоединились ко мне и завыли хором о моей победе, обращаясь к звездам, которые не могли нас видеть. Мы были забытыми фейри, погребенными под землей за наши преступления, словно наши тела были равны трупам. Но во мне было еще так много жизни, и когда я покончу с этим местом, никто никогда не забудет имя Розали Оскура. Я снова посмотрела на Двухсотого и закусила губу, заметив густой локон черных волос, накрученный на его пальцы. Кто, блять, дергает за волосы во время драки? Что за маленькая сучка. Следовало врезать ему по яйцам. Я прикоснулась пальцами к больному участку кожи на голове и с усмешкой посмотрела на бессознательного Дракона-перевертыша, а затем отвернулась от него, словно он ничего для меня не значил. Но это была чушь. Ведь он был моим билетом в это место. Теперь никто больше не будет меня недооценивать, и, несмотря на то, что из моей распухшей губы на язык сочилась кровь, и я была уверена, что он сломал мне ребра, я не собиралась никому давать понять, что это было не так просто. — На что ты уставилась, Двадцать Семь? — огрызнулась я, когда расширенные глаза Сирены привлекли мое внимание. — Иди и застели мою койку и избавься от его дерьма, пока ты здесь. Она повернулась и скрылась в толпе без малейшего намека на жалобу, а я двинулась за ней в неторопливом темпе. Глаза провожали меня взглядами, а Оборотни в толпе тянулись, чтобы провести ладонями по моим рукам в знак молчаливого предложения. Но у меня не было никакого желания приглашать их с собой. Если кто-то хотел присоединиться к моей стае, он мог заслужить свое место в ней. Я не стала бы брать просто так любого фейри. Но это уже вопрос завтрашнего дня. Сегодня я просто хотела отдохнуть в своей блестящей, новой камере. Глава 4 Роари Я опирался локтями на перила самого верхнего этажа, глядя вниз, на нижнюю часть блока камеры, где Розали Оскура только что уложила на задницу десятитонного Дракона. Это тот самый вздорный маленький щенок, которого я знаю и люблю. Она даже не заметила меня, когда поднималась по лестнице и прошла мимо меня с толпой аплодирующих придурков за спиной. Даже не удостоила меня взглядом, когда я откинул свою длинную темную гриву с лица. Она просто вплыла в камеру рядом с моей, где Двадцать Седьмая заканчивала выносить вещи Кристофера. Розали прошла мимо нее, и Сирена, собрав в кучу последнее Драконье дерьмо, поспешила покинуть камеру. Я пальцем поманил ее к себе. Ее брови изогнулись, и она, ни секунды не раздумывая, бросилась ко мне. — Выброси это, — приказал я, указывая на перила. — Но если Кристофер увидит меня… — начала она, и я закатил глаза. Я сунул два пальца в рот, резко свистнул и заставил всех посмотреть на меня снизу вверх. Включая Кристофера с его выражением уязвленной гордости и надутым, покрытым синяками лицом, когда он пришел в себя. Я выхватил сверток с вещами из рук Двадцать Седьмой и перебросил через край, позволив им рассыпаться, как конфетти. — Повеселись с другими потерпевшими в курятнике, Кристофер! Я не буду скучать по звуку твоих подстриженных ногтей, отскакивающих от стен, и по твоему громкому храпу, который не дает мне спать по ночам, — рассмеялся я, а он показал мне средний палец и хмуро принялся собирать свое дерьмо. Я действительно не возражал против переезда моего нового соседа по сотне причин. Я вытянул руки над головой и неспешным шагом направился к ее камере. Я прислонился плечом к дверному проему, зарешеченная дверь которого в настоящее время была настежь открыта для дневного света. Не то чтобы у нас здесь был дневной свет. Мы находились под землей на глубине только звезды знают скольких футов, поэтому все, что ниже Орденского Двора, освещалось искусственным светом. А Немейский Лев нуждался в солнце, как Оборотень в луне. Так что эти дурацкие флуоресцентные лампы не были заменой. Розали склонилась над своей кроватью, разглаживая складки только что смененного постельного белья. Мой взгляд скользнул по округлости ее задницы, прежде чем я вспомнил, что она на десять лет младше меня и является младшей кузиной моего друга. — Ну, если это не маленькая Розали Оскура, — промурлыкал я, и она резко поднялась, удивленно повернувшись ко мне. Она вытерла окровавленную губу и выпрямилась, как бы показывая мне, что ей не больно. Но мои внутренности скрутило от осознания того, что ей было больно. Но я не мог выразить ей сочувствие. Она была слишком горда, чтобы вынести, если кто-нибудь укажет ей на ее слабости. Ее щеки порозовели так, как они всегда розовели при виде меня, затем она скорчила гримасу, и я постарался не ухмыльнуться. Она была влюблена в меня в детстве. Наши семьи были близки, Оборотни Оскура и Львы Найт. И похоже, что она все еще неравнодушна ко мне. Последний раз я видел ее вне посещений в ночь, когда меня арестовали. Я работал с ней и ее кузеном Данте в поместье Лайонела Акрукса. Оглядываясь назад, могу сказать, что выступить против Небесного Советника, одного из правителей Солярии и самого могущественного фейри в мире, было ужасной идеей. Сказать, что это была буря дерьма, значит преуменьшить умопомрачительные масштабы. — Ты не выглядишь удивленным, увидев меня, — сказала она, сузив глаза и положив руку на бедро. Она пыталась одержать верх, поэтому я шагнул в ее камеру, доминируя в пространстве и ухмыляясь ей, чтобы убедиться, что любые мысли, которые у нее были на этот счет, быстро улетучились. — Мой брат сказал мне, что ты прибудешь, — сказал я. — Но он не сказал, почему… Я не считал тебя грабителем банков, Роза. Но даже если это так, то почему Леон так мало верил в то, что ты справишься с работой, а? Она шагнула ближе, вместо того чтобы трусить, приподняв подбородок, и ее аромат омыл меня. Мой маленький щенок никогда не пользовалась духами, она всегда пахла озорством и клубникой. Но сейчас в ее запахе появилось что-то новое, что-то манящее и чистое Альфа. — Может, я была небрежна, — она пожала плечами и отвернулась от меня, но я поймал ее руку, прижал спиной к стене и положил ладони по обе стороны от ее головы. Ее дыхание сбилось, и я широко улыбнулся. Возможно, мне втайне нравилось, как она смотрит на меня. Это не было похоже на то, как если бы я использовал свою Львиную Харизму на девушке, и она превратилась бы в бездумную рабыню c наивными глазами. Нет, когда Роза смотрела на меня, я практически видел, как кровь бурлит в ее жилах, чувствовал прилив адреналина, который когтями впивался в кожу. Возможно, она слишком молода для меня, но Розали расцвела в греховно красивую девушку, и я не переставал упиваться ее вниманием. — Оборотни Оскура не бывают небрежными, — низко прорычал я. — Как насчет того, чтобы рассказать мне правду? Потому что мы семья, Роза, я заслуживаю большего, чем ложь. — Мы не семья, — холодно произнесла она. — И если ты не возражаешь, меня ждет пожизненное заключение, так что я бы хотела поскорее приступить к его отбыванию, — стремительно двигаясь, она проскочила под моей рукой и бросилась на кровать. Она поджала губы от боли в теле, и я стиснул челюсти, борясь с желанием позвать стражника, чтобы тот ее исцелил. Но она бы возненавидела меня за это, и как бы я ни заботился о маленьком щенке, я слишком уважал ее, чтобы позорить перед всем блоком. Она закрыла глаза, притворяясь спящей, и я вскинул бровь от того, с какой легкостью она отмахнулась от меня. Мне не хотелось признаваться, насколько это меня волновало, но в груди зародилось раздражение. Но я не собирался сдаваться. — Тогда позволь мне сделать несколько разумных предположений, — я опустился на край ее кровати, приподнял ее ноги, освобождая место, и опустил их себе на колени. Из ее горла вырвался рык, но она ничего не сказала, когда я положил руки на ее икры. — Тебе не нужны деньги, чтобы утруждаться работой с банком, и ты, конечно, не просрешь ее, если возьмешься. Так что… ты здесь не просто так. Я внимательно следил за выражением ее лица, но она держала глаза плотно закрытыми. Улыбка натянула уголок моего рта. — Ну же, избавь меня от страданий, маленький щенок. Ее глаза распахнулись, и она нахмурилась на меня, отчего в моей груди вспыхнуло тепло. Я получил реакцию, так что я определенно выиграл. — Я больше не щенок, Роари, — угрожающе произнесла она. — Для меня ты всегда будешь щенком, — поддразнил я, и ее щеки сердито надулись. Было слишком приятно дразнить ее. Она резко поднялась, поймав в кулак воротник моего комбинезона. — Я только что победила Дракона, и у меня достаточно энергии, чтобы справиться еще и с Львом-перевертышем. Моя ухмылка расширилась. — Пожалуйста, попробуй. Это сделает мой день. Ее верхняя губа оттопырилась, и я почувствовал, что она действительно собирается попробовать, поэтому я протянул руку и притянул ее к себе, намереваясь обнять, тем самым окончательно ее обезоружив. — Рад тебя видеть, Роза. Я бы сказал тебе держаться подальше от неприятностей, но ты и так уже в самой опасной тюрьме в Солярии, так что я не думаю, что ты сможешь залезть еще глубже. Она вырвалась из моих рук, улыбка украсила ее губы и привлекла мое внимание на слишком долгое мгновение. Когда это у маленького щенка появились такие полные, удобные для облизывания губы? — Поверь мне, Рори, — сказала она хриплым голосом, от которого у меня запершило в горле. — Я могу попасть в гораздо большие неприятности, чем сейчас. Я прочистил горло и столкнул ее со своих колен, уложив на кровать, обращаясь с ней, как с юным Волком, с которым я раньше затевал драки без единой неуместной мысли. Хотя я немного пожалел об этом, когда она снова вздрогнула. — Ну, тебе повезло, потому что у тебя здесь один из самых крутых парней, который прикроет твою спину. — Правда? Где он? — невинно спросила она, поднимаясь на колени, и ее темные волосы рассыпались вокруг нее. Я фыркнул от смеха, поднялся на ноги и наклонился так, что мы оказались нос к носу. — Я вижу, ты все еще остроумна, маленький щенок. Здесь тебе это не поможет. В этих стенах живут поганые твари, которые выпотрошат тебя и за меньшее. — Я могу сама о себе позаботиться, — закатив глаза, сказала она. — Почему бы не позволить твоему детскому влечению воплотить твои фантазии в жизнь? Я правда хорошо позабочусь о тебе, щенок. Она поднялась и с рычанием толкнула меня в грудь. — Я не щенок. И я никогда не была влюблена в тебя. Я тихонько хихикнул, схватив ее за запястья. — Все в порядке. Половина кузин Данте были влюблены в меня. Это моя Харизма. Однако сейчас ты все еще краснеешь, а я не могу использовать свои дары Ордена, пока они подают подавитель через вентиляцию. Так что, по-твоему, это значит? Как перевертыш Немейского Льва, я обладал силой, способной побудить других фейри исполнить любое мое желание. Мне нужно было только включить обаяние, и люди стекались ко мне, словно я был богом. Я использовал это, чтобы собрать здесь приличное количество последователей, но мне приходилось укреплять свою власть над теми, кого я собрал, каждый раз, когда я входил во Двор Ордена. Если у тебя не было банды в этой тюрьме, ты автоматически оказывался в невыгодном положении. Численность означала власть. А без власти в Даркморе ты быстро опускался на самое дно пищевой цепочки. Она надулась, выдергивая свои запястья из моей хватки.