– Нет! Кошка падает в камни и пыль, а я оборачиваюсь: за моей спиной стоит Ирэя. – Зачем?! – Она бы убила тебя, – цедит слова элленари. – Но по этому поводу я вряд ли особо расстроюсь. На самом деле я просто хотела, чтобы ты это увидела. Ее глаза сверкают, волосы – один в один как у Золтера – бьются на ветру алым пламенем. Расстояние до меня она преодолевает в несколько резких шагов, останавливается, и детеныш с утробным рычанием прыгает на нее. Элленари рывком выдергивает кинжал, замахивается, и я бросаюсь вперед. Накрываю котенка собой, но в миг, когда сталь должна обжечь кожу, ничего не происходит. Поднимаю голову, оборачиваюсь: занесенную для удара руку сжимает Золтер. – Потрудись объяснить, что здесь происходит. Говорил он с ней, но смотрел на меня. Так, словно требовал объяснений: за то, что вытащил сюда, за то, что заставил меня на это смотреть. Все это всколыхнуло в груди такие темные чувства, что вряд ли я сумела бы их обуздать. – Твоя шлюшка, – процедила Ирэя, отменяя мой смертный приговор, – решила поиграть в спаси… Договорить она не успела: черная петля захлестнула ее шею, вздернула наверх. Раздались крики – изумленные, возбужденные, громкие, – к нам стянулись все участвовавшие в охоте элленари. – Ваше аэльвэрство. – От толпы отделился высокий темноволосый элленари. Кажется, именно он целовал Лизею, но я была не уверена, отметила только, что над его бровями тоже узор, знак принадлежности к высокому роду. – Ее аэльвэйство сказала правду. Смертная отозвала псов, она остановила… – Молчать. Короткий рубленый приказ прозвучал как удар хлыста. Ирэя билась в смертельных путах, пытаясь вырваться, хрипела. – Тот, кто еще хотя бы раз посмеет пренебрежительно отозваться об аэльвэйн Лавинии, будет казнен, – сказал Золтер. – Тебя это тоже касается, Ирэя. Плеть тьмы растаяла в воздухе, и кузина его аэльвэрства рухнула с высоты пяти футов прямо в пыль. Сейчас мне даже жаль ее не было: возможно, именно потому, что рядом с ней лежала убитая ею кошка, детеныш которой яростно шипел, вздыбив короткую шерсть. – Она остановила охоту, Золтер, – процедила Ирэя, пальцы ее сжались, собирая в горсти мелкие камни. – Она не имеет права, и ты это прекрасно знаешь. Это ты ей тоже спустишь? Тоже накажешь кого-то другого, как тогда наказал Льера за один поцелуй?! – Замолчи, Ирэя. – Его голосом можно было убивать. – Я не стану молчать! – Глаза рыжей сверкнули. – Ты убил его! Из-за нее! Из-за тебя он погиб, слышишь?! Она швырнула в меня горсть колючих камней, которые не достигли цели: ударившись о сорвавшийся с руки Золтера странный иссиня-черный щит, рассыпались прахом. – Арестуйте ее аэльвэйство, – коротко произнес Золтер. – Она будет наказана за неподчинение прямому приказу до первого слова. Ирэя широко распахнула глаза, но к ней уже шагнули элленари. В мундирах, точь-в-точь похожих на мундир Льера, они смотрелись в этой пестрой толпе чернильными кляксами. Стоило им приблизиться, как рыжая отпрянула. – Сама пойду, – прошипела она. Вскочив на ноги, метнула на меня ненавидящий взгляд, шагнула к толпе. – Аэльвэйн Лавиния, – жестко произнес Золтер, протягивая мне руку. – Надо его добить. – Кто-то кивнул на детеныша бъйрэнгала, который подошел к матери и лизал ее в морду. Как ни странно, ни слова Ирэи про Льера, ни приказной тон Золтера, ни все эти собравшиеся жадные до потехи нелюди не сумели выдернуть меня из оцепенения, в котором я оказалась, а эти слова – смогли. Я подхватила выпавший из рук Ирэи кинжал и взметнулась ввысь. Оттолкнув руку его аэльвэрства, шагнула вперед, закрывая малыша и его мертвую мать. – Тот, кто попытается к нему приблизиться, должен будет перешагнуть через меня. Толпа застыла, когда ко мне подошел Золтер. Одним движением перехватил мою кисть и вывернул так, что пальцы разжались сами собой. Металл звякнуло о камень. – Никогда не поднимай оружие, если не в силах его удержать. Оттеснил меня в сторону, рывком поднял шипящего котенка за шкирку. – Не надо, – прошептала я. – Не надо. Пожалуйста. Золтер метнул на меня убийственный взгляд, после чего резко развернулся к толпе. – Здесь только я решаю, – произнес, вскинув руку с отчаянно верещавшим зверенышем, пытающимся извернуться и зацепить его когтями или зубами, – кто будет жить, а кто умрет. Выкрикнувший призыв добить под его взглядом попятился, элленари склонили головы. – Возвращаемся, – коротко произнес он, кивнул в сторону, откуда пришла я и куда увели Ирэю. Толпа хлынула между скал, звереныша Золтер сунул в руки первому попавшемуся элленари, как выяснилось, прислужнику. – Отмоешь и принесешь мне. Целым и невредимым. Тот склонил голову, покрытую короткой разноцветной шерстью, и попятился. Спиной, продолжая удерживать котенка за шкирку и морщась от того, что защитные шипы бъйрэнгала впивались в кожу шестипалой ладони. – Руку. – Это уже относилось ко мне. – Немедленно. Ты сегодня достаточно испытывала мое терпение. Достаточно испытывала?! Я?! – Вы притащили меня сюда, – с трудом, из последних сил сдерживая клокочущие в груди чувства, ответила я. – Притащили на эту охоту, прекрасно представляя, что это для меня значит. Вы хотели для меня наказания?! Что ж, вам оно удалось! Я не повышала голоса, но смотрела ему в глаза, хотя давно уже поняла, что ничего человеческого в них никогда не найду. – Вы заставили меня смотреть на всю эту боль и смерть, заставили меня ее чувствовать. – Вся моя годами взращиваемая выдержка трещала по швам. – Вы хоть представляете, каково это? Чувствовать смерть, будучи жизнью?! Что вы чувствуете сейчас, ваше аэльвэрство? Мне казалось, что он и сейчас ничего не ответит, но Золтер неожиданно вплотную шагнул ко мне. – Боль, – произнес он, глядя мне в глаза. – Я чувствую твою боль, Лавиния. Я не успела больше сказать ни слова, когда меня подхватили на руки и под сотнями хлынувших на нас взглядов шагнули сквозь толпу. 3 Возвращались уже в темноте: здесь, в Аурихэйме, ночь падала на мир в одно мгновение, накрывая его собой. Вряд ли сейчас для меня имело значение время суток, я не слышала даже биения собственного сердца. Зато биение сердца Золтера – отчетливо, как набат. Он по-прежнему прижимал меня к себе, а я не находила сил вырваться. Сколько себя помню, я никогда не была сильной, эту характеристику всегда примеряла на себя Тереза. Но Тереза такой и была – яростной, жесткой и непримиримой, готовой бросить вызов всему миру. Она была влюблена в магию, практиковалась в заклинаниях, самых разных – от простых плетений до боевых, постигала глубины некромагии и мечтала о том дне, когда сможет открыто использовать свою силу. Увы, в Энгерии женщин-магов не поощряли. По большому счету их особо не поощряли нигде, но в нашей стране особенно. Я же никогда не стремилась постичь больше, чем мне давал Винсент. Должно быть, природа моей магии была не такой агрессивной, напротив – мягкое и плавное течение жизни не подразумевало ярких силовых заклинаний и погружений в глубину по самую макушку. Мне всегда казалось (возможно, отчасти из-за матушкиного воспитания), что магия – не самое главное в жизни, что главное в жизни – это жизнь. Любовь к ней. Любовь. И вот теперь, когда моя любовь к Майклу, пусть даже оставшаяся в прошлом, оказалась фальшивкой, а сама я очутилась в мире, где любви места нет, во мне не осталось сил, даже чтобы оттолкнуть мужчину, которого ненавижу и презираю. Это было дико, но единственная близость и намек на заботу отозвались во мне щемящим, давно забытым чувством. Тепло. В Аурихэйме не было тепла. В Золтере не было тепла. Ни в одном из элленари, с которыми я общалась, тепла не было – разве что поверхностный интерес. Не только ко мне, временами у меня создавалось впечатление, что они живут, потому что не могут умереть, что их сила и власть – просто бремя, которое они несут по праву рождения. Может быть, так оно и было, а может быть, нет, но я не могла их понять. Кроме разве что Льера… отчасти. В нем я видела проблески того, что принято называть человечностью. Возможно, именно они спасли мне жизнь, но ему они жизнь не спасли, и теперь я понимала почему. В мире элленари нет места слабостям. Никаким. Глухой пружинящий удар стал для меня неожиданностью: оказывается, погруженная в собственные мысли, я не заметила ни портала, ни обратного путешествия. Конь сложил крылья, и Золтер спешился первым, после чего протянул мне раскрытую ладонь. Я предпочла спуститься с другой стороны, пусть даже для этого пришлось ухватиться за поводья. Впрочем, тут же за это поплатилась – он обошел зверя и снова подхватил меня на руки. – Странные у вас игры, ваше аэльвэрство, – заметила я. – Я уже говорил, что ты для меня не игрушка. Говорил, но в прошлый раз это звучало иначе. Если честно, я и впрямь не понимала, к чему это все. Показать свою власть надо мной? Ему не надо ничего показывать, его слово – непреложный закон для любого элленари. К чему были эти слова «Я чувствую твою боль»? – Мне бы хотелось идти самой. – Не сегодня. Я хмыкнула. – Что-то не так, Лавиния? – В ваших устах это звучит как «никогда». Впрочем, сейчас я была счастлива даже оттого, что за спиной остался внутренний двор и охота, ударившая по мне больше, чем все, что ей предшествовало. Осталась за спиной и бесчисленная свита. Псы, которых я отогнала от кошки с детенышем, и… – Могу я увидеть Амалию? – Не сегодня.