Так что… по сути, не так уж он и не прав. В том, что только что сказал. Я решила ненадолго прилечь. Позволила магии немного разогреть пространство вокруг (или много, потому что одеяло от холода почти не спасало), подложила под голову подушку и стала смотреть в потолок. Он казался невысоким, камни угрожающе нависали надо мной, чувства запертых в зверинце существ с каждой минутой ощущались все мягче. Где-то капала вода, поэтому я не сразу услышала тихое-тихое шуршание. А когда услышала, улыбнулась и очень медленно повернула голову: котенок подполз поближе и с независимым видом устроился на одеяле рядом со мной. 6 – Если быть откровенным, вреда он ей не причинит, конечно… – Большеухий сказал это с опаской и осторожно посмотрел на Золтера. После пары часов совместного сна (ладно, я не спала, спал только котенок) бъйрэнгал позволил водрузить себя на стол и осмотреть. Правда, при этом поглядывал на меня, а я поглядывала на того, кто осматривал. Попытайся он причинить детенышу вред – и ему бы не поздоровилось. – Ты уверен? – Да, ваше аэльвэрство. Судя по тому, как он относится к аэльвэйн Лавинии, он признал ее своей. А вы не хуже меня знаете, что своих бъйрэнгалы не только не трогают, но и защищают в случае угрозы. Золтер почему-то посмотрел на меня так, будто угрозой была я. Ноздри его шевельнулись. – Хорошо, – отрывисто произнес он. – Можешь его забрать. – Вот и замечательно. Я наклонилась, подставила руки, на которые малыш с радостью забрался. Он вообще вел себя как настоящий котенок: терся о мое платье, мурлыкал, или скорее шурлыкал, потому что вместо привычного мурчанья до уха доносилось ш-р-р-р и ш-ш-р-р-ряу. – Идем. – Золтер кивнул в сторону двери, а я улыбнулась большеухому элленари в белом халате. – Спасибо большое! Тот почему-то пошел сине-зелеными пятнами, пробормотал: – Пожалуйста, – и поспешно скрылся за дверью подсобки, откуда донесся звук, подозрительно напоминающий сморкание в носовой платок. – Что это было? – удивленно спросила я. – Бурф – нигар. Это раса слуг и рабов, с ними никто не церемонится. Я вскинула брови: – Рабов?! – Что тебя так удивляет, Лавиния? В нашем ужасном обществе есть рабы. – Сарказма в голосе великого повелителя Аурихэйма было столько, что могло бы хватить на всех элленари, вместе взятых. С чего бы это, я подумать не успела: мы как раз поравнялись с охранниками. Эти мощные существа согнулись так, что булавы ударились о стены, высекая искры, но Золтер даже не взглянул в их сторону, и мы прошли мимо. – Откуда в Аурихэйме столько рас? – поинтересовалась я. – Наш мир… не такой. – Ваш мир примитивный, – хмыкнул он. – Аурихэйм рожден в пространстве, наполненном изначальной магией и ее силой. Когда магия только набирала силу, открывалось множество измерений, вместе с ней в наш мир приходили самые разные существа. – Но они не являются элленари? – Совершенно верно. Кто-то из них пожелал остаться сам. Кого-то мы истребили, потому что они пытались нас захватить. Сейчас все дыры в пространстве тщательно запечатаны и столь же тщательно охраняются. Я покачала головой. – Или ты считала, что вы – единственные разумные существа во Вселенной? – Я ничего такого не говорила! – возмутилась я, и котенок на моих руках возмущенно мяукнул. – Ну разумеется. О таком ты исключительно думаешь. Я моргнула: – Что вы хотите этим сказать? – Леди не положено говорить вслух то, что она считает невежливым, не так ли, Лавиния? – Он окинул меня насмешливым взглядом с ног до головы. – То есть вы сейчас косвенно обвиняете меня в лицемерии? – Почему же косвенно? Вполне прямо. Я пожалела, что на него нельзя натравить котенка. Который, к слову, косился на Золтера очень подозрительно. Тем временем мы пересекли двор и оказались на лестнице, по которой утром я спускалась вместе с Лизеей. То ли замок в этой части решил не перестраиваться, то ли сегодня у магических колебаний был выходной, но лестница осталась на месте, и этот поворот я тоже очень хорошо помнила. – Я не лицемерю, – сказала я, когда мы шли по коридору. Услышав шипение виеррахов, котенок выгнулся, но Золтер взмахнул рукой, запечатывая тени в стенах, и звереныш снова прижался к моей груди. Правда, напряженный и поводящий ушами, словно выискивающий малейшую опасность. – Разумеется, нет, Лавиния. Именно поэтому последний год рядом со своим мужем ты делала вид, что у вас счастливая семья. – Молчали бы вы… про моего мужа. – Или что? – Он приподнял брови. Глаза опасно сверкнули. Я вернула ему похожий взгляд и пошла дальше. – Нам сюда. Это тоже прозвучало язвительно, особенно если учитывать, что я почти пролетела поворот в анфиладу. Нет, похоже, все-таки не выходной, потому что этой анфилады я не помнила. – Рядом с моим мужем меня удерживали обстоятельства, – бросила я. – Позволь узнать, какие именно? – Нелегкая семейная ситуация брата. – Или нежелание показать энгерийскому обществу развод благопристойной леди Лавинии? – Это сейчас была мораль? – поинтересовалась я и сложила руки на груди. – Если да, то она прошла мимо, потому что рядом с вами меня тоже удерживают обстоятельства, но сказать, что я лицемерю, я не могу. Теперь его глаза потемнели, но я только ускорила шаг. Все, хватит с меня. Зачем я вообще с ним разговариваю? Можно подумать, его интересует ситуация Винсента или что-то еще. Его аэльвэрству скучно, даже помереть не может, вот и развлекается, как умеет. Осознание этого подстегнуло, как хлыстом, и я пошла еще быстрее. Сейчас мне хотелось как можно скорее остаться одной. У дверей моей спальни, массивных и тяжелых, с резными узорами, Золтер остановился. – Приведи себя в порядок, Лавиния. Ужинать будем вместе. – Какая жалость! Я надеялась, что сейчас поужинаю с котенком, а потом лягу спать. Тоже с котенком. Он усмехнулся. – Если тебя не устраивает имя, которое придумал я, придумай свое. – Льер, – сообщила я. – Назову его Льер. Я влетела в комнату раньше, чем его остолбеневшее аэльвэрство успел открыть свой аэльвэрский рот. Захлопнула двери, отпустила малыша и только после этого привалилась к стене, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Унять не получилось: дверь распахнулась с таким треском, что чудом не раскрошилась в пыль. Бъйрэнгал подпрыгнул, я отскочила, но меня перехватили за руку и резко впечатали в свою грудь. А потом так же резко впились подчиняющим, жестким поцелуем в мои губы. Я задохнулась, попыталась вырваться – и не смогла. Губы вспыхнули, и вслед за ними вспыхнуло что-то в груди: что-то обжигающее, сумасшедшее, яростное и… удивительно нежное. Наверное, именно последнее и заставило меня замереть, впитывая каждое мгновение странного и непонятного поцелуя. Впрочем, поцелуем это назвать было сложно. По крайней мере, поцелуем в моем представлении. Ладонь на моем затылке не позволяла мне отстраниться, пальцы скользили по напряженной шее вверх, вниз и снова наверх. Под этими прикосновениями рождалась жаркая дрожь, рождалась и сбегала по плечам прямо на грудь, я чувствовала почти невесомую ткань платья, как если бы она была шелковой. Эта дрожь отдавалась в кончиках пальцев, в ладонях, которыми я упиралась в его плечи, наверное, именно поэтому я чувствовала ее и в нем тоже. В судорожном вздохе, который мы разделили на двоих, когда по губам скользнул обжигающе ледяной воздух.