– Ты права, Лавиния. Мы мертвы – или очень скоро будем мертвы. Подобно тому, как ваши маги сейчас заряжают своей силой артефакты, элленари впитывают магию Аурихэйма. Пять тысяч лет назад был нарушен баланс, из-за чего смерти стало больше, чем жизни, и это породило Пустоту. Она пожирает наш мир, как ржавчина пожирает металл. Я отпустила котенка и обхватила себя руками, потому что очень хорошо помнила эту Пустоту. Абсолютное ничто. Холод, боль, забвение – но это мои чувства, когда я ее увидела, а что чувствует тот, кто попал под ее действие? – Зачем вам нужен был мой ребенок? – Он мог все изменить. – Я не понимаю. – Он мог стать артефактом, соединяющим два мира. Позаимствовав силу жизни из мира смертных, мы могли воскресить Аурихэйм. Вот теперь меня пробрало основательно. – Что значит – стать артефактом? – То и значит, Лавиния. По достижении шести лет, когда твой сын набрал бы полную силу элленари, соединившего жизнь и смерть, он бы раскрыл разделяющие наши миры границы. Арка и точное соблюдение условий ритуала требовались для того, чтобы ребенок родился сильным и смог удержать потоки магии, текущие сквозь его тело. – Но я – смертная, – напомнила я. – Магия в мире смертных сильнее всего цеплялась именно за женщин. – Золтер усмехнулся. – Ты и твоя сестра – прямое тому доказательство. Ты замечала, что у ваших мужчин чаще всего нет определенного вида магии? Твой брат использует знания армалов, но в нем нет истинной силы. Его кровь – его сила. Кровь, в которой течет магия, разбавь ее – и ничего не останется, ваша сила – твоя и Терезы – истинная. Армалы и мааджари – элленари, пришедшие в ваш мир, чтобы жить среди смертных, но увы. Магия рождена в Аурихэйме, и по ту сторону границы она слабела с каждым тысячелетием. Поэтому мы оставили людей с их историей и ушли. У меня сейчас голова лопнет. Нет, правда. Если бы на моем месте была Тереза, которая разбиралась в магии, как я в растениях… но нет, Терезы на моем месте быть не могло. Несомненно, к счастью. – Я не совсем поняла про ребенка и артефакт. – Тебе и не надо ничего понимать, Лавиния. Ребенка не будет, – коротко отозвался он. Коротко и как-то резко, как если бы пожалел, что затеял этот разговор. Не сказать, что я сильно обрадовалась такой новости. То есть да, в общем-то обрадовалась, потому что определенного рода надежду это внушало, но радость перед фактом того, что гибнет целый мир, меркла мгновенно. – Я могла бы помочь иначе. У меня магия жизни, и там, в лесу… – Ты, – он посмотрел на меня сверху вниз, – могла бы помочь иначе? Ты, Лавиния, – там, где не справились поколения элленари? Сколько себя помню, меня никто не принимал всерьез. Даже Тереза и Винсент, хотя они и учили меня магии, но их магия – это было глубоко, а моя – так, поверхностное баловство. Для них я просто обожаемая младшая сестренка, Лави, тепличный цветочек, который надо оберегать и с которого надо сдувать пылинки. А ведь магия жизни способна творить чудеса. Буквально. – У любой задачи есть по меньшей мере два решения, – сказала я. – У этой нет. – Моя гувернантка тоже так считала, – хмыкнула я и сложила руки на груди. – Когда я решила заданную мне задачу другим способом, она полчаса пыталась найти ошибку, а потом наказала меня за лишнее для леди своеволие. Но это моя гувернантка, а вы – правитель, который ищет возможность спасти свой мир. Вам не кажется, что стоит позволить мне… – Нет. За спиной раздался грохот: котенок все-таки попытался добраться до бабочки, но что-то не рассчитал и свалился. – Золтер, послушайте, – выдохнула я, поморщившись от резанувшего слух имени. – Вы ведь действительно правитель. Вашему миру нужна помощь. Это… – Я указала на бабочку. – Это что-то да значит, верно? И то, что я смогла создать портал… – Довольно. – Голос он не повысил, но от прозвучавших в нем интонаций – подавляюще-властных – желание говорить дальше пропало. – Мои решения под сомнение не ставят, Лавиния. Надеюсь, ты это запомнишь, когда в следующий раз соберешься выйти из комнаты. И да, на наказании Ирэи тебе придется присутствовать. Сегодня вечером. Он вышел, а я с трудом подавила желание запустить в закрывшуюся дверь чем-нибудь потяжелее. У-урод! Какой же он все-таки урод! Прошлась по комнате, сжимая и разжимая пальцы. Итак, что у нас получается? Заговорщики уверены, что Золтер что-то задумал, но Золтер говорит, что я теперь бесполезна и что ребенка не будет. Больше того, не хочет даже подпускать меня к тому, что творится в Аурихэйме. Заговор, кажется, его тоже совершенно не волнует, он не спросил у меня никаких деталей или имен. Хотя одно имя во время несостоявшегося похода в библиотеку я все-таки услышала: Наргстрен. Собеседник этого Наргстрена считает, что я здесь не просто так, но… Вот ведь ирония – магия в нашем мире сильнее всего цеплялась, как выразился Золтер, именно за женщин, и именно в женщинах ее сильнее всего подавляли. Отказывались развивать, заставляли сходить на нет, сбивали малейшую искру и тут же ее тушили. Не потому ли мы сейчас имеем то, что имеем? Угасающую магию, которую не удается удержать. Да, артефакты заряжаются, но что будет, когда магия в нашем мире иссякнет вместе с последним магом? Я потерла виски. Тереза, Винсент, как же мне не хватает ваших знаний. Вы бы в два счета решили эту задачку, не говоря уже про Эльгера… Хотя он уверен, что дело совсем в другом. Я снова прошлась по комнате, отогнала котенка от бабочки, которая полетела в ванную, и резко остановилась. Так резко, что чуть не упала: чтобы удержать равновесие, пришлось ухватиться за столбик кровати. Просто я только что осознала, что слышала разговор элленари через полог безмолвия. 9 Амалия продолжала плакать. Если честно, я уже сомневалась, что поступила правильно, когда просила у его аэльвэрства разрешения ее увидеть: стоило мне войти, у сидевшей в кресле девушки задрожали губы, и она разрыдалась. На этот раз магией я не стала пользоваться, потому что магия способна принести лишь кратковременное облегчение, проблему она не решает. А проблема была, и существенная. – Мы никогда отсюда не выберемся, – всхлипывала Амалия. – Вы обещали, что сможете вытащить нас, но мы по-прежнему здесь. А ничего, что прошло не больше пары дней? – Амалия, я всегда держу свое слово. – И как вы собираетесь это сделать? – Девушка подняла опухшее от слез лицо. – Как вы собираетесь пересечь границу Аурихэйма, если сами сказали, что сделать это может только элленари?! Каюсь. Сказала. В прошлый раз. – Амалия, ко мне в сон приходил месье Эльгер. Сильнейший маг нашего мира. Он сказал, что я меняюсь и что нам нужно понять, что со мной происходит. Хорошо бы сделать это до того, как я пойму, что мне делать с умирающим Аурихэймом. Его аэльвэрство слушать меня не стал, но после нашего разговора я не могла перестать думать про плачущий лес – олицетворение того, что происходит с домом элленари. Если бы у меня было побольше сведений – например, о том, что нарушило баланс… Вот только откуда их взять, если теперь по любому поводу надо спрашивать Золтера. – Месье Эльгер? – Эрик Эльгер. Герцог де ла Мер. Амалия судорожно сцепила пальцы. Имя герцога де ла Мера в высшем свете не знал только… ладно, его знали все. Как ни парадоксально, преимущественно из-за его отца, который собирался занять трон Вэлеи, а после залить кровью мир ради возрождения магии. В связи со всем, что я узнала, мне вдруг стало интересно, как он собирался это сделать. Или мааджари знали об элленари чуть больше, чем кто бы то ни было? – Он сможет нас спасти? – Если я выясню, что творится с моей магией. Ты же понимаешь, что говорить об этом никому нельзя? Девушка кивнула, быстро-быстро. – А что с ней происходит? – Я… создаю порталы, – раскрыла ладони, хотя к моим ладоням порталы не имели никакого отношения. – Пространственные переходы, правда, пока на очень небольшие расстояния. Если вспомнить Ирэю, она провалилась сквозь пол и выпала в тронном зале, во время экзекуции Льера я просто рванулась к нему и оказалась рядом. Единственное, что объединяло эти моменты, – сильные эмоции. Может быть, в этом все дело? – Еще я спасла тебя. Амалия широко распахнула глаза. – В лесу. Помнишь первый раз, когда ты пришла в себя в Аурихэйме? И почему Золтер запретил мне об этом говорить? Вопросы, вопросы, вопросы – и ни одного ответа. – Аурихэйм не откликается на магию смертных, но на мою магию по какой-то причине откликается. Поэтому… – Я улыбнулась и протянула ей руку. – Мы обязательно вернемся. Амалия вложила в ладонь дрожащие пальцы. Под глазами девушки залегли глубокие темные круги, и даже голубое платье сейчас не освежало ее светлую кожу. – Я очень надеюсь, леди Лавиния, – сдавленно прошептала она. – У меня такое чувство, что этот мир меня убивает. Я здесь постоянно мерзну… Помните, я говорила, что мне не страшны холода? Но здесь с утра до ночи пробирает озноб, хотя жара у меня нет. Я приложила ладонь к ее лбу: действительно, жара нет. – Ты говорила кому-нибудь об этом? – спросила встревоженно. Да, Аурихэйм – не лучшее место для юной леди, и я сама частенько мерзну от близости смерти, но… – А со мной кто-то говорит? – Она горько усмехнулась. – Мне приносят еду с таким видом, словно кормят животное. Вы единственная, с кем я говорю.