– Тогда, в своей спальне в Мортенхэйме. Лучше надо было сопротивляться, подумала я, но вслух ничего не сказала. – Ты уверена, что хочешь приблизить к себе Ирэю? – Не уверена, что я вообще хочу ее видеть, но сейчас лучше держать ее на расстоянии вытянутой руки, – заметила я. – Забавно. – В нашем мире есть поговорка, что врагов надо держать гораздо ближе, чем самых лучших друзей. – И ты еще будешь мне говорить о том, что элленари ужасны? Я бросила на него быстрый взгляд: – В последнее время я такого не говорю. – В последнее время мы почти не разговаривали. Тебе нравится в Аурихэйме? Вопрос заставил меня остановиться. – Ты хочешь спросить, не хочу ли я здесь остаться? – поинтересовалась, глядя ему в глаза. – А может быть, проводить домой? Когда мы общались с тобой в твоем… облике, ты собирался отправить меня домой, Льер. – Многое с тех пор изменилось. Маска Золтера – очень удачное прикрытие, под ней можно многое спрятать. Не помню, приходила ли эта мысль мне в голову раньше, но сейчас, когда я смотрела в темные глаза элленари, в них не отражалось ровным счетом ничего из того, что могло бы быть в темно-синих. По правде говоря, и не должно было быть, эмоций в Золтере было как в кушетке, а то и меньше. Я не стала продолжать этот бессмысленный разговор: если бы Льер на самом деле хотел отправить меня домой, уже сделал бы это. Сейчас, когда я выторговала себе возможность ходить где угодно и когда угодно, ничто не помешает мне побывать в библиотеке. Если честно, пока не представляю, как я заставлю ее подчиняться смертной королеве некоролеве. Не представляю и сегодня представлять не хочу, но завтра непременно попробую. Море, на которое мы с Майклом отправились после свадьбы, было холодным. У нас в Энгерии вообще нет теплого моря, но мне и того хватило. Закаты, раскрашивающие воду и высоченные, поросшие цветами холмы. Я видела море в Вэлее, когда мы гостили у Анри и Терезы, и оно было совсем другим – голубым, прозрачным, сверкающим под солнечными лучами. В юности мы с матушкой путешествовали в Лацию, и маэлонское море было бирюзовым. Море Аурихэйма оказалось серебристо-белым. Белые волны накатывали на берег, рассыпая кружево волн и облизывая камни. Мы шли в нескольких футах от воды, справа от нас расстилались горы, слева – до самого горизонта вода, цветом напоминающая мое платье. Мне почему-то подумалось, что купаться в нем точно нельзя: мало ли, а вдруг рыбки. Такие, какие были в фонтане. Словно в подтверждение моих мыслей в прозрачной как слеза воде скользнуло что-то странное, не то змея, не то угорь. Всколыхнулась пена накатившей волны, а когда отступила, я поняла, что дело не только в пене: под водой клубилось нечто белое, похожее на густой туман, мерцающее серебром. Видимо, именно за счет этого чего-то такой цвет у воды и был. – Призрачные водоросли, – пояснил Льер, проследив за моим взглядом. – Из них делают очень вкусные десерты. – Призрачные? Он улыбнулся: – Нет. Вполне реальные. Мне почему-то захотелось улыбнуться в ответ, а еще захотелось попробовать этот десерт. Я тут же себя осадила: никаких десертов, никаких подобных мыслей. Мы с Льером просто союзники, и ничего больше. Впрочем, насчет «ничего больше» я, возможно, преувеличивала. Или немного кривила душой, потому что «ничего больше» привело меня к благословению и супружеству, и я не имею ни малейшего представления, что мне с этим делать. Разумеется, с супружеством, с благословением я уже ничего поделать не могла. Вряд ли можно прийти к Арке, показать ей обручальный браслет и сказать: «Глубокоуважаемое сердце Аурихэйма, той ночью я была не в себе, не понимала, что несу, поэтому снимите с меня, пожалуйста, это, и будем считать, что ничего не было». Даже если это было. А было наверняка, и при мысли об этом к щекам снова прилила кровь. Мне очень хотелось спросить у Льера, было ли что-то, чтобы осознать, смириться и больше никогда не вспоминать про ночь благословения, но как об этом спросить, я не представляла. Поэтому шла молча, раздумывая об особенностях моей памяти и о том, что это точно обсуждать не стоит. Точнее, это не то, что стоит обсуждать. Берег изгибался, уводя за собой поворотом, волны с мягким шелестом накатывали и отступали. Я поймала себя на мысли, что рассматриваю брачный браслет – хитросплетения узоров, проявившихся на моей руке и сияющих золотом, а следом – что Льер пристально на меня смотрит. Очень внимательно, если не сказать больше. От этого взгляда меня бросило в жар. Я собиралась сказать, что хочу вернуться, но мы уже шагнули за поворот. Ближайшая скала наползала на берег, выбросив над мелкими камнями ладонь навеса-площадки, на которой был накрыт стол. Стол на двоих. – Что это? – уточнила я. – Наш с тобой ужин. – То, что ужин, я вижу. Почему стол накрыт здесь? – А ты хотела бы поужинать в зверинце? Нет, в зверинце я точно не хотела есть, но такой Льер – Льер, который обо мне… заботится, который зовет меня на прогулку и накрывает стол у моря, где вот-вот раскроется алый цветок заката, – это нечто странное. – Зачем? – спросила я. – Тебе не приходило в голову, что я хочу просто сделать тебе приятное, без всяких «зачем»? – Рядом с элленари? Нет. – Я сложила руки на груди. – В таком случае я тебя разочарую. Этот ужин всего лишь для того, чтобы сделать тебе приятное, Лавиния. Я бы сказала, что разочаровывает меня совершенно другое, но мне хотелось есть. Учитывая, что полдня меня готовили к выходу, который закончился чуть ли не быстрее, чем все мои предыдущие выходы к элленари, я даже пообедать толком не успела. Обед мне приносили, разумеется, и полноценный, но поскольку на мне то подгоняли платье по фигуре, то подбирали драгоценности (от их тяжести очень хотелось сейчас избавиться), то делали прическу, с которой все время было что-то не так, то большую часть просто унесли обратно. Зато сейчас я поняла, чего мне отчаянно не хватает. Ужина. Даже если у моря и вместе с Льером, все равно не хватает. Он подал мне руку, и мы вместе шагнули на поросший мхом склон. Помимо мха на склоне прорастала молодая трава и даже распустились мелкие сиреневые цветочки с очень длинными тычинками. Природа Аурихэйма оживала на глазах, расцветая яркими красками и напоминая мне о моем мире. Подобно тому, как просыпался этот мир, Энгерия пробуждалась от долгой зимы. У нас она всегда была долгой, зато весна становилась настоящим чудом. Для меня особенно. Льер отодвинул стул, и я опустилась на него. Дождавшись, пока он сядет напротив, расстелила на коленях салфетку. Если на миг отвернуться от странного моря и забыть о том, где находишься, можно представить, что все-таки оказалась дома. Правда, надолго забыть не получилось – мимо нас с криком пронеслась птица, помесь филина и воробья. – Попробуй вино. – Льер наполнил мой бокал. – С ахантарией? – уточнила я. – Нет. Вино в Аурихэйме тоже делается из винограда, Лавиния. Это с добавлением ягод эрисы. – Он первым поднял бокал. – Наше с тобой знакомство оказалось неудачным… – Это еще слабо сказано, – пробормотала я, разглядывая темно-красную жидкость в тонконогом пузатом бокале. – И я хочу все исправить. Я подняла на него глаза. – Тебе вовсе не обязательно это говорить, – заметила я. – Мы с тобой заключили сделку и… – Сделка тут ни при чем. Возможно, было бы проще, если бы вместо Золтера напротив себя я видела его. Того Льера, который… который – что? – А что при чем? – поинтересовалась я, отвернувшись к морю. Отсюда, в лучах понемногу опускающегося солнца, оно казалось почти прозрачным, как туманная дымка свадебной фаты. Не представляю, почему мне в голову пришло именно это сравнение, но я вдруг вспомнила свою свадьбу. Сумасшедшая, бессонная ночь, когда я крутилась в постели и кусала губы, представляя, как завтра пойду к алтарю с Майклом. Вести меня должен был Винсент, а матушка вечером рассказывала мне о том, как пройдет первая брачная ночь. Она, видимо, забыла, что я росла в Мортенхэйме и часто бывала на конюшне, хотя не исключено, что матушка просто об этом не знала, поскольку мне строго-настрого запрещалось приближаться к животным. Словом, все, что она мне рассказывала, мне все равно не пригодилось, но минуты, когда меня наряжали в роскошное платье, легкое, невесомое, когда закрепляли в высокой прическе фату, были невыносимо счастливыми и такими волнительными, что я то и дело забывала дышать. Впрочем, возможно, во всем был виноват корсет. – Ты. Я настолько погрузилась в свои мысли, что сейчас даже не сразу поняла, о чем он говорит. – Ты, Лавиния. Я хочу все начать заново и хочу все сделать иначе. Поэтому предлагаю тост: за нас. – Хочешь начать заново – что? – уточнила я, все-таки поднимая бокал. – Хочу, чтобы ты стала моей женой. По-настоящему. Скажи он, что собирается отправить меня домой и запечатать границы миров, чтобы никто из Аурихэйма больше никогда меня не потревожил, это и то звучало бы более правдоподобно. – Вряд ли у нас это получится, – заметила я. – Почему? – Потому, что я тебе не верю. – Это я тоже хочу исправить. – Льер коснулся моего бокала своим, и мелодичный звон смешался с шумом набегающих волн. Я пригубила вино: оно оказалось терпким и сладким, с ярко выраженным ягодным вкусом.