И так примерно около часа. За этой время моя улыбка уже достигла такого совершенства, что появлялась сама собой, стоило мне произнести: — Добрый вечер! Я безумно рада видеть вас в Мортенхэйме. Когда, наконец, все гости собрались, до первого танца оставался еще небольшой запас времени. Поэтому я нашла Амалию, которая стояла у распахнутого настежь окна в дальнем конце зала. — Не холодно? — поинтересовалась я, приблизившись. — Что? — девушка вынырнула из собственных мыслей. — Ох, нет, разумеется нет. Это разве холода, леди Лавиния? В Вайд Хилл такое ближе к концу весны. — У вас настолько холодно? Я знала, что Вайд Хилл расположен на севере, но представлять, что где-то почти не бывает весны, казалось мне странным. — Настолько холодно — это еще мягко сказано, — Амалия рассмеялась. — Кстати, насчет бальной книжки вы оказались правы! Смотрите! И она показала мне записи, где почти все танцы были расписаны. — Леди Лавиния. У говорящего был низкий голос, такой текучий и мелодичный, как если бы кто-то смешал звучание фортепиано и флейты и добавил туда мужской силы. — Даже не сомневалась, — сказала я Амалии, к которой уже приблизился первый пригласивший. Равно как не сомневалась в том, что Винсент обязательно кого-нибудь пришлет, чтобы меня пригласили. — Милорд? Обернулась я как раз в то время, когда объявили вальс. — Позвольте ваш первый танец. А вот о том, что он окажется настолько красивым, я не догадывалась. С некоторых пор мужская красота меня не трогала, но один-единственный взгляд в глаза, странным образом показавшиеся мне сначала похожими на ночное небо, а потом сменившими цвет на свинцово-серый, заставили меня замереть. Сама не зная почему, я вложила руку в ладонь темноволосого мужчины, которого видела впервые в жизни. Вздрогнула, когда его затянутые в перчатку пальцы легли мне на талию. А в следующий миг мы уже шагнули в вальс. По этикету именинница (и хозяйка бала) могла танцевать без предварительной записи, и это неудивительно, поскольку нам нужно было принимать гостей. Тем не менее это не означало, что я могу танцевать с мужчиной, которому не представлена. А если быть точной, с незнакомцем, имя которого мне не известно, но прежде чем я успела открыть рот, он чуть сильнее сжал мою руку и прошептал: — Вы прекрасны, моя королева. Это еще что за вольности? — Простите?.. — Зовите меня Льер. Ведет он уверенно, столь же уверенно, как Винсент (а я знаю, и мне есть с чем сравнивать). Сейчас, когда вальс уже подхватил все пары, зал почему-то плывет перед глазами, а я, или правильнее будет сказать, моя магия, отзывается на это кружение самым невероятным образом. Она словно поднимается во мне от самых кончиков пальцев, стремясь собраться в груди, чтобы хлынуть через меня в мир. Ладонь под перчаткой разогревается, а талия, которой касается рука мужчины, начинает гореть. — Мне кажется, или вы пытаетесь меня очаровать? — интересуюсь я. Это единственные достойные слова, которые сейчас складываются в более-менее связный вопрос. — Вам не кажется, — он улыбается, и цветы, обвивающие арку, перетекают следом за нами по потолку. Все, что мне сейчас приходит в голову: кажется, я переволновалась. Да, можно десять раз уверять себя, что ты спокойна, но когда в сердце разлад, ничего хорошего из этого не выходит. Я не спала всю ночь, а днем прилегла на пару часов, я хотела отменить этот праздник несколько раз, даже сегодня, после обеда, но об этом никто не узнает. Потому что Луизе и Винсенту хватает своих проблем, и моя совершенно точно будет лишней. Потому что если я позволю себе думать о Майкле и о разводе, я просто сорвусь. А мне нельзя срываться, потому что я леди. И потому что я слишком хорошо воспитана. Да, и сейчас хорошо воспитанная леди танцует с незнакомцем. — Мы не имели честь быть представленными. — Я назвал вам свое имя. Там, откуда я родом, этого более чем достаточно. Голова кружится все сильнее, а я стараюсь не смотреть на потолок. Потому что боюсь, что цветы, под которыми мы начали танец, снова окажутся у меня над головой, и потому что мне совсем не хочется это проверять. Пусть это останется просто частичкой усталости, о которой я больше никогда не вспомню. — Откуда вы родом? — интересуюсь я. И в этот момент танец заканчивается. Он заканчивается так резко, как если бы время стянулось в одну крохотную точку, вмиг — но такого же не может быть? — До скорой встречи, моя королева, — мужчина целует мои пальцы, и от одного его взгляда по телу прокатывается жаркая волна. — Кто вы?! — почему-то шепчу я, но он просто отпускает мою руку и растворяется в толпе. Зал перед глазами слегка плывет, я вглядываюсь в пестрые цвета, обтекающие меня широкой рекой, но понимаю, что его уже нет. Ни слева, ни справа, ни впереди. Я никогда не жаловалась на зрение, но сейчас не могу разглядеть его в толпе. Перед глазами до сих пор его лицо — алебастровая кожа, подчеркнутые темной каймой нижние веки и шелк длинных волос, стекающих по фраку на спину. Мне хочется найти брата и задать ему вопросы: кто этот мужчина, и почему нельзя было представить нас заранее. Закусив губу, оглядываюсь, но Винсент приближается первым. Гневно сверкая глазами, интересуется: — Позвольте узнать, леди Лавиния, с кем вы только что танцевали?! 3 — Нет, Винсент, это совершенно не похоже на то, что я чувствовала тогда. Я повторяла эту фразу, должно быть, в сотый раз, но своего упрямого брата, кажется, так и не убедила. И не только его: взволнованное лицо Луизы то и дело выныривало из-за широченной герцогской спины, хотя эта женщина (я знаю наверняка!) всегда была столпом спокойствия в нашей семье. Если что-то случалось, она умудрялась свести грозу на нет еще до первых молний, а к моменту, когда должен был пролиться дождь, на небе уже не оставалось ни тучки. Только не сегодня. — Значит, еще раз… — Винсент, пожалуйста, хватит! — взмолилась я. — Я же вам уже сто раз все рассказывала. И целитель обследовал меня от макушки до пяток, но не нашел ни единого следа магического вмешательства и чужой ауры. Готовый уже возражать, брат осекся, и я, воспользовавшись паузой, быстренько продолжила: — Вы же сами понимаете, что если бы это было нечто подобное, вряд ли бы мы с вами сейчас разговаривали. — Тогда кто этот мужчина?! Не имею ни малейшего понятия. И если честно, не имею ни малейшего понятия, почему рядом с ним я себя так странно вела. Стоило ему исчезнуть, как головокружение прекратилось, мысли снова стали связными, а цветы перестали ползать по потолку. И на том спасибо. — Это уже точно не мне выяснять. Праздник, который в срочном порядке не свернули только усилиями Луизы, продолжался до сих пор. Я же просто «удалилась к себе, потому что устала», и в сложившихся обстоятельствах никто такому повороту событий не удивился. Прежде чем брат устроил расследование, мы с ним еще успели прогуляться по залу за милой беседой, и я услышала парочку комплиментов: «Так и будет всю жизнь молодиться» и «Виконт Эрден полностью уничтожен, а ей хоть бы что». Ну да, мне хоть бы что, разумеется. — Так, — Винсент сцепил пальцы, но тут же их расцепил. Коснулся стоявшей на прикроватной тумбочке воды, а затем моих висков, вычерчивая легкие узоры. Мне даже не нужно было спрашивать, что он делает: магическая проверка армалов на предмет вмешательства в разум. Честно говоря, я его понимала — когда я была совсем юной, один мерзопакостный маг воспользовался почти утраченными знаниями мааджари (тоже древней расы, но куда более гадкой, нежели чем армалы), после чего использовал внушение, чтобы заставить меня вынести кровь Винсента из семейного хранилища и подставить брата с помощью темного проклятия. Вот только после того вмешательства я отходила очень и очень долго, головные боли меня мучили несколько лет, а прекратились, подозреваю, исключительно благодаря силе моей магии. Внушение графа Аддингтона оказалось очень глубоким (ему нужно было не только заставить меня вынести кровь), но и забыть обо всем. Поэтому тем, что я не сошла с ума, как один пострадавший от его заклинаний бедняга, я тоже обязана своей магии. — Хм… — Убедились? — спросила я, сложив руки на груди. — Не тошнит, голова не болит, мушки перед глазами не порхают. Бабочки, кстати, тоже. — Бабочки?