— Что это было? — поинтересовалась я, глядя на мужчину. — Ты предлагаешь мне общаться с тобой так? — Ну, вам не привыкать общаться со мной свысока, — хмыкнула я. — Так что я, пожалуй, посижу. У него как-то резче обозначились челюсти, но Золтеру это шло. — Если ты про шипы, — произнес он, приблизившись, — то красный цвет означает, что он готов их выбросить, защищая тебя. И умереть. Бъйрэнгалы умирают, когда теряют шипы. — Эй, малыш, — сказала я, наклонившись к утробно рычащему котенку, — давай обойдемся без геройств, хорошо? Мне не нужно, чтобы из-за меня кто умирал. Особенно такая прелесть, как ты. Прелесть наклонила голову, глядя мне в глаза. — И потом, если ты умрешь, я останусь совсем одна. Некому будет меня защищать. — Прекрати паясничать! — донеслось сверху. Я подняла голову. — Простите, я забыла, что вы здесь. Вы что-то хотели? Золтеровы глаза привычно потемнели. — Тебя ничему жизнь не учит, Лавиния? — Нет, ну почему же, — я улыбнулась. — За время нашего знакомства я научилась многому. Хочешь каткан? Последнее относилось к котенку, который поглядывал то на Льера, то на меня. Я на Льера старалась вообще не смотреть: после случившегося видеть его под личиной Золтера было как-то неправильно, дико и… больно. Что самое удивительное, стоило ему появиться — равнодушия как не бывало! — Завтра ты будешь присутствовать со мной на празднике рождения Двора Смерти. — Не буду. — Лавиния. — Ваше аэльвэрство? — я снова вскинула голову и не без удовольствия отметила, как его перекосило от обращения. — Не заставляй меня быть с тобой жестоким. — Да кто же вас заставляет?! — искренне изумилась я. — Хотите — будьте. Не хотите — не будьте, это только ваш выбор. — Хватит! Он подошел ко мне так резко, что бъйрэнгал снова зашипел. Вздернул меня на ноги, сжимая плечи так, что кожа вспыхнула даже под платьем. — Уберите свои монаршие… руки, — сказала я, глядя в полыхающие чужие глаза. — Я не пойду с вами никуда, ваше аэльвэрство, а вы не станете настаивать, потому что в противном случае вам действительно придется меня наказать. В отличие от вас я не собираюсь притворяться, что все хорошо. Не собираюсь терпеть ваше присутствие, и не собираюсь вам улыбаться. Ни вам, ни вашим подданным. Ты ведь этого хотел, Льер? Хотел получить трон, а тут все так удачно сложилось? Тебе даже не пришлось его убивать, нужно было просто заставить… подвести меня к этой мысли, правда? Ты заставил его поверить в то, что между нами что-то было. Заставил его выйти из себя. Заставил меня ненавидеть его. Все просто и-де-аль-но! Полог безмолвия растянулся над нами еще до того, как я заговорила о наказании, но сейчас мне больше нечего было сказать. Я сказала все, что думаю, все, что чувствую, и мне было совершенно неважно, что со мной будет дальше. Наверное, неважно. Мне очень хотелось в это верить, потому что глядя в эти глаза я видела другие, совершенно другой образ, который придумала сама. Совсем как когда-то с Майклом. — Ты действительно этого хочешь, Лавиния? — холодно спросил он. Очень холодно: настолько, что его побелевшие губы казались покрытыми инеем. — Хочешь остаться в этой комнате навсегда? Никогда из нее больше не выходить? — Единственное место, куда я хочу отсюда выйти, — ответила я, — мой родной мир. — Что ж. — Его пальцы замерли в дюймах от моего подбородка, так и не коснувшись кожи, но каким-то образом умудрившись обжечь. — Значит, останешься. Будешь сидеть здесь, пока сама не попросишь меня о возможности покинуть эту спальню. Льер повернулся, окатив меня холодом набирающей силу смерти и тонким ароматом неизвестных мне трав. — Ненавижу тебя, — выдохнула ему в спину. Широкую спину, обтянутую темно-синим, контрастирующим с закатным пламенем волос Золтера. Движение я почти уловила, и даже почти отпрянула, когда сильная ладонь легла на мою шею, возвращая назад. Прикосновение губ вышло неожиданным, диким и острым, совсем как тот поцелуй на охоте. Невыносимо-коротким, оборвавшимся ожогом укуса и непонятной дрожью, прокатившейся по всему телу. Льер разомкнул губы, по-прежнему касаясь моих. — Твоя ненависть, — произнес он, и от этого не-поцелуя вспыхнули щеки, — такая сладкая, Лавиния. Продолжай. Скольжение его пальцев по коже — с шеи на грудь, было бессовестно-откровенным, но прежде чем он успел отстраниться, я подалась вперед, впиваясь поцелуем в красивый рот… увы, не его. Мгновение, когда я целую мужчину первой, оказалось для меня диким и будоражащим, огнем растеклось по венам и ударило в сердце, заставив его на миг замереть. Вплетенные в раскаленные волосы пальцы горели так же, как полыхала я, и только глухой стон мне в губы заставил опомниться. Я подалась назад, глядя Льеру в глаза: сумасшедшие глаза, сменившие цвет на родной темно-синий. С силой уперлась ладонями в грудь, оттолкнула. — Представляешь, каким было бы продолжение? — спросила шепотом, очертив пальцами его скулу. — Представляй. Только это тебе и остается. На этот раз я отвернулась первой, и под удар двери услышала удар сердца. Первый, как мне показалось за все это время. Не совсем отдавая себе отчет в том, что делаю, приблизилась к стене, прижалась пылающей щекой, позволяя холоду втекать в меня сквозь нее. Аурихэйм действительно меня изменил, и я понимала, что возвращение домой этого не отменит. Не знаю, что будет с моей магией, но сама я уже никогда не стану прежней. 12 После ухода Льера я занялась тем, что убрала за собой посуду, аккуратно составила все на поднос, и, дождавшись, пока Лизея заберет котенка на прогулку, взяла перстень Винсента. В последнее время мне с ним совершенно не везло: брат то пропадал в парламенте, то встречался с ее величеством, пару раз я наткнулась на него спящего — в кабинете и у себя в комнате, прямо поверх покрывал. Ощущение было такое, что его светлость герцог де Мортен полностью ушел в работу, чтобы избавиться от чувства вины, связанного с тем, что он не сумел меня защитить. Не знаю, говорил ли Эльгер брату про Аурихэйм, но сейчас я искренне сожалела о том, что во сне ничего не сказала Эльгеру про перстень. В таком случае мы действительно смогли бы общаться, пусть односторонне, но… Винсент смог бы передавать мне хоть какую-нибудь информацию. А я могла бы сказать, что люблю его и что он совершенно ни в чем не виноват. Вот только тогда я была настолько потрясена, что совершенно упустила это из виду, а Эльгер по какой-то причине больше не торопился ко мне в сон. Хотелось бы мне понять, по какой. Покрутив перстень в руках, вздохнула. Сейчас в моем распоряжении не было даже магии, поэтому упирая острие ножа в кончик пальца, поморщилась. Укол вышел чересчур болезненным, и, едва приложив палец к перстню, я тут же сунула его в рот. Когда магическая дымка рассеялась, я увидела Винсента за столом в кабинете. Казалось, за это время он постарел еще сильнее, словно из него тоже что-то вытягивало силы, как из Аурихэйма. — Держи. — Голос Терезы раздался так неожиданно, что я чуть не укусила себя за палец. Сестра подвинула ему бокал (судя по переливающемуся искрами темно-синему содержимому) с восстанавливающим зельем. Винсент хмуро взглянул на нее, и заработал в точности такой же взгляд. По этой части (умению хмуриться) они друг другу не уступали, да и в целом, фамильные черты Биго — тяжелые надбровные дуги, высокий лоб, разрез и цвет глаз — отражались на их лицах настолько ясно, что всем с первого взгляда становилось понятно: брат и сестра. Что касается меня, я всегда немного выбивалась из этой картины. — Я больше не хочу об этом говорить, — тяжело произнес брат, ополовинив зелье. — А о чем хочешь? — язвительно поинтересовалась Тереза. — Аурихэйм?! — Эрику незачем лгать. — Эрику, — передразнил Винсент, морщась от горечи, допил остатки. — Эрик в прошлом не дружил с головой настолько, что пытался тебя убить. — Не меня, а Анри. Это было давно. — Не знал, что безумие лечится. — Не лечится. Оно исцеляется, — хмыкнула Тереза и подалась вперед, сцепив ладони на уровне лица. — Любовью. — Все равно это полный… — Он сказал о том, что происходит с ее магией. Вспомни Луизу. Я замерла. То, что Луиза обернулась змеей под действием заклятия Аддингтона, мне рассказывали. Но при чем тут я и моя магия? — Помнишь, когда под действием заклятия змеи у нее проснулась магия, которую отец отказался в ней развивать? — О чем ты, Тереза? — Винсент устало потер виски. — Мы лично учили Лавинию магии, в ней нечему просыпаться… — Я о том, что если в ней проснулась иная магия? — Сестра задумчиво посмотрела на лежащие под рукой брата бумаги. — Исходя из того, что сказал Эрик, это очень на то похоже. Смотри, Луиза могла даже слышать через полог, который накладывал ты, а когда я попыталась учить ее, меня ударило потоком силы так неожиданно, что я даже не успела поставить щит. Я моргнула. Луиза могла слышать через полог? Совсем, как… как я, когда услышала заговорщиков?! — В ней не может быть другой магии, Тереза. Она родилась с магией жизни.