— Куда? — я смотрела на его губы, не отрываясь, отчаянно сопротивляясь дикому чувству: податься вперед, сокращая расстояние между нами. Влиться поцелуем в этот красивый рот, и… — Это неважно. Вы должны пойти со мной. Вы согласны? — Черты лица мужчины заострились, или мне это просто показалось. Согласна ли я? Я согласна. — Да, — хрипло прошептала я, вложив руку в его. — Леди Лавиния, я услышала шум, и… Изумленное лицо застывшей напротив нас Амалии заставило меня вздрогнуть. — Что вы делаете? — хрипло спросила я, глядя в меняющие цвет глаза. — Кто вы? Сознание то уплывало, то выталкивало меня на поверхность, заставляя чувствовать себя то легонькой словно перышко, то наливая ноги свинцом. Мужчина плотно сжал губы, а потом вскинул руку, протягивая ее готовящейся закричать девушке. Амалия расслабилась и улыбнулась, шагнув к нам. — Ты пойдешь с нами, девочка? — Да, — прошептала она, и мир подернулся дымкой. Как во сне я смотрела на расступающиеся границы: моя спальня расплывалась перед глазами, словно ее стирала невидимая рука, вздумавшая играть миром, как художник красками. Очертания кровати балдахина, окон и падающего снега становились все прозрачнее, и на краю сознания мелькнула мысль, что здесь уже должна быть целая армия во главе с моим братом, но ее нет. Почему ее нет? Головокружение усилилось, добавился странный шум в ушах. Пол под ногами утратил твердость, а потом снова ее обрел, и в этот момент на меня обрушились запахи, звуки, цвета. Столько самых разных цветов, как если бы меня закружили на балу в вихре бесчисленных платьев, и то — это было очень слабое сравнение. В груди взорвалось крохотное солнце, сила затрепетала на кончиках пальцев, и все вокруг отзывалось на меня и на нее, на магию жизни. Ощущение затопившей меня безграничной радости, счастья и света было настолько сильным, что я на миг потерялась в этом магическом калейдоскопе, а потом… Потом пришел холод. Он вливался в меня отовсюду, обрушился подобно сбивающей с ног волне, чтобы выбить из тела частички светлой магии, принося с собой выжигающую тело боль. Я закричала, падая вниз, но упасть мне не позволили: мужчина меня подхватил, широким шагом пересекая комнату, которая расплывалась как размытый дождем пейзаж. — Сейчас станет легче, — пообещал он, укладывая на постель и касаясь моего лба ладонью. Легче действительно стало: из меня словно вытянули весь холод и боль, но вместе с ними ушли и все силы. Лицо склонявшегося надо мной мужчины — волевое, резкое — отдалялось, и я закрыла глаза. После случившегося мне неоднократно снились кошмары. Ночи, когда я просыпалась в холодном поту от снов, в которых Аддингтон моими руками творил все новые и новые преступления, стали для меня чем-то привычным, поэтому новому сну я совсем не удивилась. Особенно после разговора с Винсентом: он раздул из одного странного танца такое, что я совершенно не представляла, как мне могло присниться что-то еще. Возможно, этот мужчина просто приехал с кем-то из гостей (кузен, дальний родственник, решивший навестить без предупреждения, которого невежливо было оставить одного), и, как бы это ни звучало, сбежал с нашего скучного бала куда подальше. Нет, ну а что? Тереза сбегала, и не раз. А мы раздули из этого целую детективную историю. Точнее, Винсент раздул. Улыбнувшись собственным мыслям и представляя лицо брата, когда я скажу ему об этом за завтраком, открыла глаза, и тут же их закрыла. Открыла. Закрыла снова. Это совершенно точно не была моя комната, и уж тем более она не была ничем из того, что когда-то мне казалось известным. Потолок, возвышавшийся надо мной, должно быть, футов на пятнадцать, не меньше, был увит цветами. Точнее, оплетен ими, как одна из западных стен Мортенхэйма вьюном. Если бы вьюн мог произвольно собираться в узоры и цветовые композиции, которые постоянно менялись. Еще более странным было то, что от цветов не было запаха, а постель, на которой я спала, была усеяна лепестками. — Всевидящий, — сказала я, резко усаживаясь. С резко я, честно говоря, погорячилась, потому что перина подо мной была невыносимо мягкой, и я в нее просто провалилась, кувыркнувшись обратно. В следующий раз я вставала уже осторожнее: подползла к краю, спустила ноги и наступила… в траву. Густая трава ковром раскинувшаяся на полу напоминала гордость нашего садовника в парке при Мортенхэйме. Подавив желание с визгом забраться обратно, я все-таки поднялась. К счастью, стены были всего лишь стенами, а окна — всего лишь окнами: огромные, арочные, напрочь лишенные стекол, они выходили на… — Всевидящий! — повторила я, отшатнувшись. Мне в жизни не доводилось смотреть вниз с такой высоты, с высоты тянущегося к небу замка, который больше напоминал каменную башню. Бушующее поодаль море казалось расстеленным покрывалом, которое кто-то грубо надорвал в нескольких местах, оставив бахрому волн. Молнии, пронизывающие небо и землю, били с такой силой, словно хотели пронзить ее насквозь. Нет. Нет, нет, нет. Это не может быть правдой, этого просто не может быть, это же… — Аэльвэйн Лавиния. Тихий женский голос ударил, как раскат грома. Только сейчас я поняла, что странного в этой дикой пугающей грозе: никаких раскатов грома не было. Небо беззвучно исторгало молнии, и земля поглощала их столь же беззвучно. Вздрогнув, я обернулась, оказавшись лицом к лицу с женщиной. Длинные светлые волосы перехвачены лентами, наряд чем-то напоминал наряды женщин Загорья (соседствующего с нашей страной на севере государства): прямое нижнее платье с расклешенными рукавами, остроносые туфельки без каблуков. Глаза вошедшей были подчеркнуты краской, что в Энгерии позволяли себе только женщины, желающие привлечь внимание мужчин с определенной целью. — Меня зовут Эйзер. Я помогу вам освоиться. — Освоиться где? — на «освоиться» мой голос предательски сел, на «где» вознесся до октав, которые я еще никогда не брала. — В Аурихэйме. Я сошла с ума? Или все-таки сплю? Аурихэйм — легендарный мир элленари. Не менее легендарных созданий, о которых я в детстве слышала очень много историй, но это же… всего лишь сказки! Пока я пыталась сопоставить услышанное, увиденное и прочувствованное, Эйзер неслышно шагнула в комнату. Взмахнула рукой, и подчиняясь легкому порыву магии, следом за ней влетело платье, похожее на то, что было на ней. — Вам нужно одеться… — Нет. Мне нужно домой! — теперь уже я, никогда в жизни ни на кого не повысившая голоса, почти кричала. — Вы не можете попасть домой без разрешения вашего мужа. Прошу прощения, вашего будущего мужа, — на последнем слове Эйзер поклонилась так низко, что чудом не подмела волосами траву. Если существует еще большее потрясение, я его только что испытала. — Кого? — уточнила, глядя прямо в глаза выпрямившейся женщины. Определить, сколько ей лет, не представлялось возможным. Она могла быть моей ровесницей, могла быть моложе, могла быть старше, и все это (одновременно) отражалось на ее лице. Возраст — в глазах, юность — на лице. — Вашего будущего мужа. Простите, но мне надо помочь вам одеться. Она словно не замечала того, что со мной творится, или не хотела замечать. — Вы сошли с ума? — тихо спросила я. — Я не собираюсь замуж. И никогда больше не соберусь! — Это не так, — она снова взмахнула рукой, и по ближайшему окну прошла легкая рябь. Рассеявшись, она принесла за собой свежий ветерок, надо отдать должное, очень вовремя: я как никогда была близка к тому, чтобы позорно упасть в обморок. — Вам оказана большая честь, аэльвэйн Лавиния. Вы станете супругой нашего Повелителя. О да. Несомненно. Десять раз. — Я. Не. Собираюсь. Никем становиться, — резко заметила я. — И если вы сейчас же… — Если вы сейчас же не перестанете пререкаться, предстанете перед ним в таком виде. Повелитель не любит ждать. Я открыла было рот, чтобы сообщить, что я не люблю, когда меня посреди ночи вытаскивают из постели и затягивают непонятно куда, но тут же его закрыла. Хотя бы потому, что (несмотря на довольно снисходительный вид), Эйзер явно здесь ничего не решает. Судя по тому, что в мужья мне заявлен загадочный повелитель, разговаривать надо с ним. Справедливо рассудив, что на равных с повелителями лучше общаться одетой, чем в тонкой сорочке, глубоко вздохнула и устроилась на стуле. К моему безумному (и это даже не фигура речи) счастью, самом обыкновенном стуле перед самым обыкновенным зеркалом, ничем не отличающимся от тех, к которым я привыкла. Разум подсказывал, что Эйзер не лжет. Не лжет, потому что в Мортенхэйме, да и во всем нашем мире, не бывает грозы без грома. В нем нет сооружений такой высоты, а закрывают окна самыми обыкновенными стеклами, без заклинаний. Приблизившаяся ко мне женщина легко коснулась моих волос, и они мгновенно приобрели такой вид, словно я или Элизабет расчесывали их по меньшей мере час. — Как вы… — Магия Аурихэйма не подвластна смертным, — это прозвучало свысока. — Тем не менее я невеста вашего повелителя, — хмыкнула я, осадив девицу на полном ходу. — Отвечайте.