— У нас ведь есть собственный голем! Это бульдозер! В кабине было множество рычажков и кнопок, с которыми Бернард управлялся без труда, но сейчас, когда они оба оказались запертыми, как крысы в коробке, окружённые стеклом, он с трудом мог отличить правую руку от левой. Грохот у двери отвлекал его, удары Голема по металлу эхом раздавались по комнате, не давая сосредоточиться. Уилсон сидел на соседнем сидении, и Бернард чувствовал, как тот дрожит всем телом. Громко шумел двигатель бульдозера, гремели цепи. — Ну и какой же наш план? — Спросил Уилсон. — Ну что же, — сказал Бернард, — здесь мы точно не останемся. В металлической двери появилась дыра, и пальцы, похожие на тёмные корни дерева, появились в отверстии. На мгновение Бернарду показалось, что он увидел лицо твари. Он включил фары бульдозера, и свет залил помещение. При свете фар Бернард разглядел огромный чёрный глаз, уставившийся на него через дыру в двери. Кетл ошибся, сравнив его с оливкой, он больше напоминал обуглившийся булыжник. — Ну что же, давай-ка проверим, какое творение рук человеческих окажется сильнее, — сказал Бернард. Он потянул за рычаг, бульдозер дёрнулся и задымился, в воздухе запахло палёным. — Я же ведь знаю, что делать, — сказал Бернард, — я всегда умел, раньше мне было страшно, но я ведь научился. — А я могу управлять только погрузчиком, с этой штукой всегда управлялся Тогл, так что тебе придётся самому, — сказал Уилсон. — Да, я сам обучал и тебя, и Тогла, а сейчас ни черта не помню… Внезапно он всё вспомнил, знание пришло к нему, как если бы вы спустя много лет сели бы на велосипед. Он ловил ритм двигателя, поднял ковш и газанул. Машина двинулась вперёд, набирая скорость, врезаясь в металлическую дверь, как реактивный снаряд с ковшом, нацеленным на дверь и стоящего за ней Голема. Столкновение было подобно попытке сдвинуть гору. Бернард сделал всё, что мог, бульдозер взвизгнул, ковш помялся, воздух заполнился запахом гари. Дверные петли погнулись, и на секунду Бернарду показалось, что бульдозеру пришёл конец. Но машина, шкрябнув ковшом по бетонному полу, продолжала двигаться вперёд, дверь слетела с петель, и бульдозер проехал по ней, утрамбовав Голема, лежавшего под дверью в грязи. Переехав холмик, возникший из-за Голема, погребённого под металлом, бульдозер двинулся дальше. Бернард не прекращал давить на газ. Уилсон обернулся, чтобы оценить обстановку. Дверь зашевелилась… — Он её отбросил! Господи! Да он встаёт! Он за нами идёт! Бернард резко свернул к гефсиманскому саду, сминая колёсами ограждения и грядки, давя помидоры, огурцы, цветы и тыквы. Прости, — тихо сказал Бернард. — Как-нибудь переживу. — Он что всё ещё идёт за нами? Уилсон обернулся — Да, и должен сказать, он чрезвычайно шустрый для такой-то махины. — Ну что же, посмотрим, смогу ли я задать жару нашему малышу. Бернард переключил несколько рычажков, и, на удивление, всё сработало так, как ему было нужно. Бульдозер стал набирать скорость, как вдруг Бернард резко затормозил. — Что ты творишь? — Разворачиваюсь! Кабина бульдозера повернулась вокруг своей оси на шарнирах, колёса увязли в грязи, теперь они повернулись лицом к Голему. Ярко горели фары, тварь приближалась к ним. Он двигался быстро, но как будто бы яркий свет фар замедлил его, казалось, что весь мир вокруг них замедлился, а Голем был похож на жука-переростка, увязшего в янтаре. Он передвигался без особых усилий, размахивая огромными руками, его гигантские ступни поднимали кучи брызг, наступая в лужи, образовавшиеся из-за дождя. Громко завывал ветер, ливень бил по стёклам кабины. — Приготовься! — Крикнул Бернард. — Ааа, разве не то же самое говорят ирландцы своим женам в первую брачную ночь! — Сказал Уилсон, он явно пытался разрядить обстановку, но шутка повисла в воздухе. — Может быть, и так, — наконец ответил Бернард. Он нажал на педаль, бульдозер двинулся вперед. Бернард отрегулировал ковш так, чтобы видеть голову Голема, который стремительно увеличивался в размерах по мере приближения. Со стороны они выглядели, как два гиганта, спешащие навстречу друг другу. Они столкнулись. Бульдозер затрясся и откатился назад, но потом снова поехал вперёд. Огромная рука появилась под ковшом, затем вторая, а потом и голова Голема. На ней виднелась вмятина в том месте, куда пришёлся удар кромкой ковша. Отметина на лбу едва угадывалась в слабом отсвете от лампы в кабине. Голем стал подтягиваться на ковше, пакет на его голове порвался и перекосился. Бернард резко поднял и опустил ковш в надежде зацепить Голема, может быть, у него и получится, он не знал наверняка. Голем прилип к ковшу, как пиявка, пакет окончательно порвался, и ветер унес его обрывки. Бульдозер по-прежнему двигался вперёд, они уже почти достигли бункера. Бернард продолжал поднимать и опускать ковш, пытаясь сбросить незваного наездника, но у него ничего не выходило, Голем держался крепко. Они врезались в стену бункера, зажав Голема между ковшом и бетоном. От столкновения Уилсона отбросило назад, носки его рабочих ботинок разбили лобовое стекло. Бернард выпустил из рук рычаги, но тут же снова схватился за них. Уилсон сел на своё место рядом с ним, по его лицу стекала кровь. — Ну как ты, в порядке? — Спросил Бернард. — Ка-а-ажется, я сломал нос. Свет от фар плясал на стене, рисуя причудливые тени. Бернард не убирал ногу с педали газа, продолжая толкать бульдозер вперёд. Сцеплению пришёл конец. Бернард сразу это понял, но не останавливался. Наконец, бульдозер двинулся с места, но не туда, куда направлял его Бернард. Машина сдала назад, Бернард выжимал из двигателя всё, чтобы ехать вперёд, но они двигались в другую сторону. — Какого же хуя! — Взвизгнул Уилсон. — Он пытается оттолкнуть нас, а я пытаюсь его задавить. — У него не получится! — Выкрикнул Уилсон. Но у него получалось. Голем отталкивал бульдозер, ему удалось встать на ноги и освободить руки, и теперь он отпихивал бульдозер от стены. Бернард снова развернул кабину, чтобы двинуться в другом направлении. Он переключил передачу и двинулся вперёд. Когда он разворачивал кабину, ковш повернулся вместе с ней, протащив Голема вдоль стены, оставляя на ней следы серой глины или того, из чего он был сделан. Наконец, Бернарду удалось стряхнуть тварь с ковша. Бернард втопил педаль газа, и они скрылись в темноте. Уилсон обернулся, Голем валялся на земле, но вот он снова начал подниматься, хотя это и было невероятно. — Это совсем дерьмово, — сказал Уилсон. — Именно об этом я и пытался тебе сказать, он как грёбаный монстр Франкенштейна, — сказал Бернард, направив бульдозер к неосвещенному клочку земли, прикрытому порослью молодых деревьев неподалёку от Большого спуска. Они остановились, развернулись, и Бернард выключил фары — Не нравится мне это, — сказал Уилсон. Бернард почувствовал, как мурашки побежали по его спине, за ночь им пришлось не мало пережить, но сейчас ему предстояло управлять бульдозером в полной темноте. Рядом был Большой спуск, а за ними гналось существо, которое просто не могло быть настоящим. Но оно было… — Может, так он нас не заметит, — наконец выдавил из себя Бернард. — А может быть, мы навернёмся с Большого спуска, — ответил Уилсон. — Господи, да я знаю это место, — попытался успокоить его Бернард, — сейчас мои глаза привыкнут к темноте, справа будет роща, слева — спуск, между ними куча пространства. — Давай, главное, не сойти с дороги. — Это сомнительное утешение, дорога здесь загибается… Я знаю, и ты знаешь, что я знаю, то есть я в курсе, что она загибается. Блин, мужик, я же нихрена не вижу, я здесь дольше тебя, я знаю это место, как свои пять пальцев. Уилсон повернулся на сиденье и посмотрел назад. — Если он и идёт за нами, то я его не вижу. Может, отстал? — Сомневаюсь, что он отстанет, — сказал Бернард. — Это машина для убийств, он слетел с катушек и будет убивать до тех пор, пока все не умрут, и не останется никого, кого можно было бы убить… — Эх, смеху будет, приплывёт такой Кетл с припасами, а эта хрень ждёт его у причала с нашими оторванными башками в руках. Хотя нет, что-то не забавно, вообще ни разу. Чёрт, Тогл спрятался от него на дереве, а он вырвал его с корнем и достал его, знаешь, уж лучше я прыгну со скалы, лучше умереть так, чем в лапах этого чудовища, сделанного… из чего, ты говоришь, их там делают? — Глина, земля. Он довольно долго хранился в стене старой синагоги, возможно, его привезли туда ещё в давние времена, наверно, кто-то узнал о нём, возможно, тот раввин, и он решил освободить его, вдохнуть в него жизнь. Уже никто не узнает, зачем он это сделал. В любом случае, мы в полнейшей жопе. — Бернард, а может, всё таки включим свет? — Рано ещё. — Бернард развернул бульдозер, слишком резко для машины таких габаритов, и теперь они смотрели в темноту. Бернарду казалось, будто он знает, что он делает и где он сейчас. Но то были только подозрения, и не больше. Они ни во что не врезались, не сорвались с обрыва в бушующее море, они осторожно двигались по дороге, пролегавшей между деревьями и скалами, наконец, Бернард выключил двигатель. — От того, что мы остановились, стало ещё страшнее, — сказал Уилсон. — Говори тише. Бернард открыл дверцу кабины, осторожно выбрался наружу и тихонько прикрыл дверь. Уилсон сделал то же самое со своей стороны. Бернард двинулся в том направлении, откуда они только что приехали. Уилсон нагнал его и пошёл рядом, ему было слишком страшно оставаться в одиночестве. Они дошли до того места, где бульдозер проломил стену из деревьев, когда они убегали от Голема. Рядом была рощица низкорослых деревьев, сразу за ней росли более высокие. Именно там они и спрятались, осторожно раздвинув ветки, чтобы лучше видеть происходящее. Ветер почти стих, дождь закончился, луна изредка выглядывала из за тяжёлых серебристых облаков. Лунный свет падал на скалы метрах в трёхстах от них, лёгкий и призрачный, как пёрышко. От воды поднимался пар, как от чашки горячего кофе в морозный день. Стоя там, они увидели медленно плетущегося Голема. Он шёл по краю Большого спуска, не поднимая головы. В его походке было что-то, что напомнило Бернарду о тех моментах, когда он стоял на краю обрыва и смотрел вниз, размышляя, не прыгнуть ли ему со скалы и навсегда покинуть этот мир. Мог ли Голем думать о том же? Мог ли он вообще думать? У него определённо были некие зачатки разума, пусть его целью и были лишь разрушения. Они продолжали наблюдать. Голем сорвал с себя остатки тюремной одежды и с ворчанием бросил их на землю, всего за пару движений он остался обнаженный. Даже с того места, где они прятались, они могли видеть его член и мошонку, тёмные, обвисшие, будто его создатель хотел посмеяться над человеческой сексуальностью. Он медленно поднял голову и посмотрел на луну, частично скрывающуюся за облаками, а затем раздался вой. Тот самый, леденящий душу вой вырывался из Голема, он пугал и навевал печаль, он был похож на вой того, кто понял, что только что потерял что-то очень важное, и осознание этой потери повергало душу искавшего в такую пучину безысходности, что выбраться из неё не представлялось возможным. Этот звук заставил Бернарда почувствовать всё зло этого мира, всю грязь и разочарование в жизни, в его собственной жизни. Этот вой пробрал его до глубины души, пробудив в нём то, что он так долго пытался забыть. Бернард почувствовал, что его жизнь, жизнь тех, кто жил раньше, живёт сейчас и будет жить когда-либо — ничто, только бесконечная череда страданий. Вой поднимался из груди Голема, поднимался в небо и, казалось, заполнил его. Бернарду показалось, что даже луна покрылась рябью, но это всего лишь он сам дрожал. Он чувствовал себя опустошенным, как будто его переполнила пустота. Как же такое может быть? Как можно переполниться пустотой? Это было такое странное чувство абсолютной пустоты, почти что вакуума, но у этого вакуума был вес и объём. Довольно противоречивые чувства и довольно необычные, в тот момент Бернард почувствовал небывалую жалость к Голему; не такую, чтобы пожелать ему развеяться на берегу моря с коктейлем с бумажным зонтиком, но такую, чтобы пожелать ему смерти. Своим воем он будто умолял об этом, умолял о быстрой смерти, которая бы освободила его от этой ужасной бездушной оболочки, в которую он был заключён ради единственной цели — уничтожать всё вокруг. Казалось, что вой длится целую вечность, но вот Голем медленно опустил голову, а затем ещё медленней повернул её в сторону их укрытия, уставившись будто прямо на них. Он медленно наклонил голову сначала в одну сторону, потом в другую.