– Кому далеко, кому и рядом, – хмуро ответил я, прикидывая возможности «Вала». Далековато друг от друга стоят разбойнички, полукругом рассредоточились. И автоматчики – по краям того полукруга. Грамотно. Пока я одного буду расстреливать, другой расстреляет меня. Будь я один, попробовал бы поиграть с ними в «догони меня пуля». Но рядом был Васька-сирота, которого и так судьба стороной обошла. Обидно будет, если погибнет в перестрелке. – Что-то ты не любезный, человек прохожий, – проговорил бородач. Голос у него был зычный, громкий, словно он густым басом в невидимую трубу орал. Небось потому и вожак – любого переорет. Может, мутант? Таких голосов у обычных людей не бывает. Не должно быть. Думаю, все же бородатый был мутом, потому что от его раскатистого баса я оглох слегка и не услышал, как к нам с тыла подкрались еще двое. Мне в бок ткнулся ствол, справа пискнул Васька, когда здоровый детина приставил ему нож к горлу. – Ну, вот и все, – прошипел тот, что стоял позади меня. – Молись, коли умеешь, потому что у нас мясо закончилось. – Кривой дело говорит, – кивнул бородач, подходя ближе. Теперь, кстати, он говорил нормальным голосом, отключив свой волшебный бас, от которого уши закладывало. – Нешто мы рукокрылы какие, чтоб живых людей без последней молитвы оставить? Читай давай, да побыстрее. Пока он говорил, тот, что сзади, снял с меня «Вал» и довольно гыгыкнул. Хотя и с некоторым недоумением в голосе – по ходу, впервые держал в руках такое оружие. – Глянь, старшой, какой ствол у него, – сказал доселе невидимый мне разбойник, убирая твердое от моего бока и делая шаг вперед – видать, был уверен, что никуда я теперь безоружный не денусь. – Хороший ствол, – кивнул бородач, подходя еще ближе и на всякий случай держа меня на прицеле своей сильно не новой М-16. – За такое ружье их можно быстро зарезать, без развлечений. Считай, купили они себе быструю смертушку… – Погоди, старшой, как – без развлечений? – возбужденно проговорил широкоплечий детина, который нож убрал и сейчас зачем-то лез Ваське за пазуху. – Это ж девка, прикинь? А с виду пацан пацаном. И не смотри, что тощая как палка, сиськи у ней что надо! И тут я краем глаза уловил, как Васька завел за спину обе руки, после чего раздался очень тихий щелчок, сильно напоминающий тот, что случается, когда кто-то взводит курок «нагана». Бандиты были уверены, что мы и не подумаем сопротивляться: их семеро, нас двое, причем единственный из пленных, который может быть опасным, под прицелом трех стволов. Но они серьезно просчитались. Детина на щелчок среагировал, даже попытался назад отпрыгнуть. И у него получилось, кстати… А дальше случилось жуткое. Полотняные штаны бандита практически мгновенно потемнели, окрасившись кровью. А из широкого разреза ткани в области паха вывалился кусок плоти, немного похожий на изображение, которое хулиганы всех миров рисуют на заборах. Все замерли. Когда любой мужик видит такое, у него непроизвольно возникает неприятный спазм ниже пупка, природный рефлекс организма, призывающий любой ценой не допустить подобного с ним! А потом раненый закричал. Страшно. Не по-человечески… Так верещит смертельно раненный заяц, пытающийся уползти от охотника… Детина смотрел вниз, на свой пах, бессильно наблюдая, как из распоротой ширинки бьет в землю серьезная струя крови, причем не ослабляя напора, – и орал жутким, противоестественным голосом, от которого даже у меня на спине холодный пот выступил. Но я на мгновение быстрее других пришел в себя, что понятно: пройдет та секунда, и нас с Васькой, или кто он там на самом деле, убивать за такое будут крайне медленно и максимально больно. Потому я резко ударил ближайшего бандита ребром ладони по острому кадыку, выхватил из рук захрипевшего врага свой «Вал» – и начал стрелять, одновременно смещаясь за спину противника, схватившегося за горло. Это оказалось нелишним, так как бородач пришел в себя практически одновременно со мной и тоже вскинул оружие. И даже выстрелить успел. Но не попал. В отличие от меня… Бородатый наверняка был самым опасным в кодле, иных в паханы не выбирают. Потому я ему, прикрываясь хрипящим бандитом, пуль пять или шесть в рожу всадил, не пожалев щедрой очереди и рискуя получить ответные подарки от его коллег по ремеслу. И тут я тоже не ошибся. Бородатый рухнул на землю с развороченной мордой, а по мне уже работали двое – один из АК, другой из обреза. Очередь из «калаша» принял в себя тот, кого я по горлу пригладил. А второй, с двустволкой, не промахнулся, хренакнул с двух стволов. К моему счастью, дробью – пулю, думаю, мой навороченный бронекостюм с такого расстояния не выдержал бы. А так меня тупо снесло с ног вместе с уже мертвым бандитом, поймавшим тушкой товарищескую очередь. Так мы и рухнули – я спиной на землю, плюс труп сверху на мне, что, впрочем, оказалось очень кстати, так как «Вал» я не выронил, продолжая работать из него даже в таком неудобном положении. Автоматчика я снял очередью поперек груди, по-другому не вышло. Причем он, паскуда, успел пройтись из своего АК по прикрывавшему меня мертвецу, расколов его череп и забрызгав мне лицо чужими мозгами. Пришлось дыхание задержать, чтоб эту мерзость в себя не вдохнуть вместе с костяной крошкой, – и почти срубить с плеч голову бандиту с обрезом, всадив в шею врага три пули. А потом у меня дыхалку перебило, так как двое копейщиков метнули в меня одновременно свои дрыны с острыми железками на концах. Вернее, в своего кореша, лежавшего спиной на мне и уже частично превращенного пулями в фарш. Швыряли они свои копья неплохо. Метко и с нечеловеческой силой. Оба пробили труп насквозь и саданули меня в грудь и в живот. Есть такая штука, как заброневое поражающее действие, когда, например, пуля броню не пробила, но сила ее удара причинила цели серьезный ущерб. От такого и кости ломаются, и органы разрываются, и если хорошо попадет, сдохнуть можно так же, как и от проникающего ранения. Копья мой навороченный броник, конечно, не повредили, но дыхалку сбили конкретно, аж искры в глазах заплясали. Сквозь те искры я увидел, как копейщики синхронно выхватили топоры из-за поясов и ринулись ко мне. Одного я снял на бегу, всадив ему в брюхо несколько пуль… и тут у меня закончились патроны. Чудес в бою не бывает. Для того чтобы скинуть с себя мертвеца и вскочить на ноги, нужно время, две-три секунды, не меньше. А разбойник с топором – вот он, в пяти шагах, несется на меня, глаза выпучены, пасть с гнилыми зубами раззявлена, топор над башкой занесен. И варианта два – дернуться и получить заточенной железякой не между глаз, а на пару сантиметров в сторону, что, в общем-то, без разницы. Или же расслабиться и принять неизбежное как должное. Топором со всей дури в череп – думаю, это не больно. Как свет выключили. Щелк – и привет, Фыф, Настя, Рудик, Рут, давно не виделись… Все это пронеслось у меня в голове быстрее, чем я глазами моргнул, стряхнув с верхних ресниц на нижние мелкие кровавые капельки. А когда веки вновь поднялись, урод с топором уже не бежал, а стоял, одной рукой держась за топор, а другой за дыхалку, которая булькала, как закипающий самовар. А потом у него из-под пальцев брызнуло, как несколько секунд назад у его кореша из штанов. Кровищей. Правда, в две струи. Так бывает, когда и горло, и обе сонные артерии перерезаны. Еще не понимая, что происходит, я резко сбросил с себя мертвеца, вскочил на ноги… и понял, что дальше можно особо не торопиться. Бандит с перерезанным горлом грохнулся на колени, а позади него стоял Василий… То есть стояла. Капюшон сбит назад, ранее затянутые в пучок светлые волосы теперь рассыпались по плечам. Сомнений уже не было – это барышня, которая весьма удачно косила под пацана. И в руке у той барышни был зажат кривой складной нож, похожий на коготь хищной птицы. Знакомый ножик. Так называемый «мичуринец», нож садово-санитарный, двойного назначения. И ветки подрезать, и одежду у раненого бойца распороть, не травмируя тела. На старых военных складах таких ножей должны быть десятки тысяч, так как они входили в комплект укладки СМВ – Сумки Медицинской Войсковой, начиная со времен РККА и до конца 80-х годов прошлого века. Удобный, неубиваемый резак с мощной пружиной – ею девица и щелкнула перед тем, как одним движением отмахнуть бандиту его хозяйство. И вот этому, с топором, горло перерезать от уха до уха. Не иначе, училась владеть именно таким неприметным ножом, которым удобно не только одежду на раненых распарывать, но и наносить страшные ранения. Я утер рукавом чужие мозги с лица и неторопливо сменил магазин, так как стрелять пока что было не в кого. Хотя как знать, что на уме у этой воинственной девы, которая стояла и смотрела на меня огромными глазищами, от адреналина они у всех девушек больше становятся. Это мы от него щуримся – наверное, чтоб целиться лучше, а противоположному полу, по ходу, природой заложено в экстремальной ситуации видеть как можно больше – чтобы потом было что рассказать подружкам, не иначе. Я усмехнулся собственным мыслям. И поинтересовался: – Звать-то тебя как, Василий? – Васькой и звать, – хмуро ответила девушка, вытирая об одежду окровавленный нож. – Просто Василиса – длинно. Пока в бою позовешь, два раза убить могут. – А как бой, так сразу тебя звать надо? – хмыкнул я. – Зря смеешься, перехожий, – отозвалась девица. – Я в клане среди Охотниц на Испытании уж три года как первая, никто меня обойти не мог. – Это очень круто, наверно, – сказал я, досылая патрон в патронник. – Ну а под парня чего косила? – Чтоб не приставали. Дядька Хмар взялся чужой обоз сопровождать – он лучший проводник в Зоне Трех Заводов – и меня взял с собой. А тут нео… И эти… Она кивнула на трупы бандитов. Не сказать, что я ей поверил, но, с другой стороны, какая разница? Если б не она, вон тот придурок сейчас бы с моего трупа навороченную снарягу стаскивал. – Благодарю, – сказал я. – За что? – совершенно искренне удивилась Василиса. – За то, что жизнь мне спасла. – Ха! А ты мне ее не спас, когда всех троих положил? Много бы я навоевала с этим ножичком. – Принято, – согласился я. И, кивнув на нож, одобрил: – Хороший. – Замечательный! – улыбнулась Василиса. – Я сама его в бункере на старом складе нашла, еле от масла оттерла – оно прям окаменело от времени. Прикинь, нож двести лет пролежал, и ничего ему не сделалось! Словно меня ждал! Настоящее чудо! Я хотел сказать, что в советской консервационной смазке он бы еще двести лет на том складе провалялся, и ни фига б ему ничего не было, ибо смазка та, и правда, от времени густеет, и получается нож словно запечатанным в кокон, с виду похожий на ком слипшейся грязи. Но не стал. Языками чесать и на ходу можно, а сейчас надо было с хабаром разобраться. – Стрелять умеешь? – поинтересовался я. – Спрашиваешь! – хмыкнула девица. Подобрала АК убитого бандита, ловко перехватила оружие, отомкнула магазин, проверила, еще два магазина вытащила из бездонных карманов убитого. Похоже, и впрямь с оружием знакома. И со сбором хабара – тоже. Василиса ловко и быстро обыскала трупы, в результате чего были найдены две советские консервы, кусок чего-то похожего на хлеб, три фляги с водой, сломанная зажигалка и дохлая вяленая крыса без головы и хвоста, бережно завернутая в тряпку. – Хороший хабар, – кивнула Василиса, сложив добычу в холщовый вещмешок одного из бандитов. После чего откусила солидный кусок крысятины, остальное протянула мне: – Будешь?