Еще через пару минут в ране наметилось шевеление – и артефакт вывалился наружу, весь в свежей кровище. Правда, это продолжалось недолго. Прямо на глазах кровь исчезла с поверхности арта, словно он всосал ее внутрь себя, как промокашка чернила, после чего подкатился к моей ноге, ткнувшись в берц. Мол, сделал все возможное. А что подкормился во время лечения – так не обессудь, врачу тоже что-то жрать надо. Я и не в претензии был – видно же, что парень не жилец, так что какие к артефакту предъявы могут быть? Как говорится, мы оба сделали все, что могли. Поднял я «кровь затона», положил за пазуху, посмотрел на труп – и удивился. У «трупа» дрожали веки, словно он силился их поднять. Я уж было подумал, что сейчас увижу глазные яблоки без зрачков и радужки, какие бывают у зомби. И опять ошибся. Глаза у дружинника оказались вполне себе человеческими, только мутными, как у рыбы, слишком долго пролежавшей на прилавке. Ясно. Чуда не произошло. Все равно парню помирать, так, может, все же помочь ему? Подсобить смертельно раненному безболезненно перейти в лучший мир – это самый роскошный подарок, какой только можно получить на войне. Конечно, бонусов для моей репутации в Кремле это не прибавит, но, с другой стороны, не все ж шкурными интересами меряется. Я взялся было за автомат, но тут губы умирающего дрогнули. – Воды… – еле слышно прошептал дружинник. Это можно было организовать. В моем рюкзаке было две фляги – одна с водой, другая, судя по запаху, с самогоном. Вот только вряд ли дружиннику после такой операции на кишках можно было много пить, потому я влил в него воды лишь столько, сколько влезло в крышечку от фляги. И, подумав, добавил еще и столько же самогона. Наверно, любой хирург меня бы зарезал на месте за подобное, но мне нужно было этот полутруп как-то до Кремля дотащить – и крепчайший первач бармена из «Янова» сделал свое дело. В глазах бойца появилась осмысленность. – Как… там? – прошептал он, показав глазами вниз. Я посмотрел, подсветив себе карманным фонариком. Там было… фантастично. Рану затянула толстая полупрозрачная пленка, за которой были видны витки кишечника. Как в давно не мытом аквариуме клубок змей рассматривать. А эта пленка, значит, теперь у дружинника на пузе заместо мышц пресса, жира и кожи. – Нормально там, – сказал я. – Идти сможешь? – А куда… идти? Я кивнул головой в сторону выхода из развалин, который уже окутал своей пеленой густой вечерний туман, поднявшийся от Москвы-реки. – В Кремль пойдем, к твоим. Но идти придется быстро. Сможешь? Дружинник попытался подняться на ноги. – Давай помогу, – сказал я, подставляя плечо. Воин покосился на меня недобро, но ничего не сказал. Видать, дошло, что я ему не враг. Уже достижение. По идее, в тумане моя задумка могла прокатить – если, конечно, не придется тащить на себе эту махину, которая в кольчуге с грудным панцирем, стальными поножами и наручами весила минимум полтора центнера. Все это железо я с воина, конечно, снял, изрядно попотев при этом. Но иначе никак – если он вырубится, я его в доспехах точно до красных стен не дотащу. А так есть шанс. Сапоги я с него, кстати, тоже стащил – я-то приучен ходить бесшумно, а этот качок-переросток буханьем своих сапожищ точно всех нео на ноги поднимет. Хорошо, что идти до Кремля было недалеко – меньше полукилометра. И половину этого пути дружинник преодолел довольно бодро. А потом его оставили силы… – Ну, давай, мать твою за ногу! – прошипел я, чувствуя, как на меня наваливаются сто с лишним кило чистой мускулатуры. – Мужик ты или где? Соберись, тряпка! Ну и матом добавил изрядно, как без него? Без матюгов оно и в атаке никак, и в спасении раненых с поля боя – тоже. Сработало, хотя последние метры я все же тащил на себе бесчувственное тело. Причем делал это довольно бодро, так как сзади услышал недоуменный рев: – Кррровь? И практически сразу в ответ прилетело утвердительное: – Кррррровь!!! Твою ж дивизию! Похоже, у дружинника вновь открылось кровотечение, и патруль нео, шаставший в тумане вдоль стен Кремля, не рискуя поймать в башку ядро из пушки или болт из стреломета, напал на алую дорожку, тянущуюся от развалин. Наверху, на стенах, тоже не спали – видать, надеялись, что кто-то из дружинников выжил, потому в нашу сторону глядели особо бдительно. – Кто такие? – раздалось со стен. – Веревку кидай, быстро! – рыкнул я, понимая, что ради такой добычи под прикрытием тумана нео вполне могут рискнуть и подойти к стенам очень близко. – С хрена ли? Ты чьих будешь, человече? – Дружинник у меня тут раненый, мля! – взревел я. – Быстрее, нах, пока нас нео не порвали!!! – Похоже, свой, – раздалось сверху. И оттуда упали вниз две веревки. Понятное дело. В нашей стране во все времена свой-чужой определяется просто: пока матом не обложишь с характерными интонациями, будешь очень подозрительным типом, изрядно смахивающим на врага. А как накидаешь собеседнику за шиворот наших крепких словосочетаний, так ему сразу становится ясно, что общается он с нормальным человеком, соотечественником, не помочь которому – самое настоящее свинство. Я быстро привязал к одной из них бесчувственное тело дружинника. – Тащи! Веревка натянулась. – Етишкина мать! – сдавленно прохрипел кто-то. Ну да, тащить на стену такой вес – это работка не из легких. А между тем в тумане раздался рык. Недалеко. Не хватало еще, чтоб меня нео прямо у красных стен отловили. Я не стал дожидаться, пока меня поднимут на второй веревке, схватился – и полез по ней. Непростое дело, когда на тебе бронекостюм, автомат и рюкзак, который надо было, конечно, бросить, но теперь уже поздно. Хорошо, что броник был не из дешевых, то есть облегченный. И хорошо, что он в принципе был, так как из тумана вылетело копье и ударило в полуметре от меня, отскочив от стены. По лицу хлестанула мелкая кирпичная крошка. Ерунда, в глаза не попала – и ладно. А вот второй бросок нео оказался более прицельным – палка с заточенным куском арматуры вместо наконечника ударила в мой бронированный наплечник. По касательной, но бросок был такой силы, что я едва удержался на веревке и чудом не сорвался вниз. Хороший стимул побыстрее перебирать руками, которые делали это уже с трудом. Признаться, на полпути к красным зубцам стены я подумал, что зря не сбросил броник перед подъемом, хотя сейчас было понятно: сними я его – меня с пробитым плечом уже бы волокли в туман новые люди, облизываясь на ходу и предвкушая вкусный завтрак. Наконец я тяжело перевалился через край стены – и замер, почувствовав, как мне в горло уперлась холодная сталь. Ага. Бердыш, приблуда вроде европейской алебарды – длинный и широкий топор на копейном древке, и его острый конец мне под подбородок упирается. Дернусь – проткнет до позвоночника, судя по хмурому и решительному выражению лица того, в чьих руках тот бердыш находился. Это был широкоплечий мужик в стрелецкой униформе – красный долгополый кафтан, сапоги, на голове простой стальной шлем без шпиля, местами мятый, что не удивительно после стольких вражьих попыток взять Кремль. Рядом с мужиком еще трое габаритных стрельцов, в той же униформе, с тем же оружием, очень удобным, чтобы с безопасного расстояния хреначить по головам непрошеных гостей, лезущих на стены. А у ног стрельцов лежал дружинник, которого я спас. Ну, почти спас… Немного не хватило до полноценного спасения, так как из спины раненого торчало копье, угодившее ему точно под левую лопатку и на две ладони вышедшее из груди. Получается, зря я старался – с насквозь пробитым сердцем даже прокачанному D-геном дружиннику не выжить. – Как звать? – недоброжелательно спросил один из стрельцов, подходя ближе, – не иначе, начальник, судя по самой длинной и широкой бороде среди присутствующих. Ну, я выпендриваться не стал, как-никак я к ним пришел, а не они ко мне. – Снар. – Снар, значит? – прищурился стрелец. – Не упомню такого. Поди, холоп беглый? Вот это мне уже конкретно не понравилось. – А тебе что за дело? – поинтересовался я, краем глаза следя за тем, как один из этой компании краснокафтанных снимает «Вал» с моего плеча, и одновременно прокручивая в голове варианты дальнейшего развития событий. К сожалению, мой «пропуск» в Кремль лежал сейчас мертвым. Что ж, жаль его, много парень натерпелся, прежде чем умереть, но ему уже ничем не поможешь. В отличие от меня, ибо, как известно, если сам себе не подсобишь, никто и не почешется, поскольку ты в этом мире на фиг никому не облокотился. Итак, если сразу не убили – это плюс, хотя могут и передумать. Но это вряд ли. Им же надо узнать, что за история с дружинником приключилась. Так что я пока лишь арестован. И сейчас будет обыск… Эх, хорошо бы, если б мой бесценный артефакт умел прятаться в мое тело так же, как «Бритва»! Сейчас найдут, отберут, потом он кому-нибудь что-нибудь прожжет, что наверняка отрицательно скажется на моей репутации. Однако тут уж ничего не попишешь… Я не ошибся. Шмонали стрельцы профессионально, при этом тот, с бердышом, продолжал держать свою заостренную железяку возле моей шеи. Понятный намек, ничего не скажешь. Вывернули рюкзак вместе с карманами, тщательно прохлопали всего меня ладонями, похожими по величине на небольшие сковородки. И, к моему удивлению, ничего интересного не нашли. Может, «кровь затона» выпала у меня из-за пазухи, пока я на стену лез? – Что мне за дело, говоришь? – переспросил стрелец после того, как шмон был закончен. – Мне, ежели честно, плевать. А вот в Тайном приказе, разумею, будет к тебе интерес. А ну, шагай! Не особенно болезненный удар плоской частью бердыша по плечу указал направление. Ладно. Я не гордый, схожу, куда просят. По свистку бородатого из темноты возникли еще трое краснокафтанных – на замену поста. А мы прошли вдоль стены, спустились вниз, прогулялись по улице, освещенной факелами, после чего второй удар по плечу направил меня к довольно мрачному зданию, которое, судя по всему, и занимал тот самый Тайный приказ. – Ты с бердышом поаккуратнее, – сказал я. – А то что? – недобро хмыкнул стрелец. – А то, что ответку получишь. Четверо амбалов заржали. Ну да, они все при оружии – бердыши на плечах, мечи на поясах болтаются, из-за голенищ рукояти засапожников торчат, старший мой «Вал» несет вдобавок, картинно держа его на сгибе локтя – видать, знаком с огнестрелом. Им даже связывать меня было лень – да куда он денется, когда у каждого из конвоиров плечи как минимум в полтора раза шире, чем у пленного? Ну и, понятное дело, стрелец замахнулся для третьего удара, который должен был стать существенно болезненнее предыдущих. И даже ударил… но бердыш просвистел мимо. Потому что я резко поднырнул под древко и, когда топор прошелестел над моей головой, сделал шаг вперед и легонько ударил стрельца двумя расслабленными пальцами по глазам. Непривычный прием, кстати, редко применяемый в драках. В нос или челюсть гораздо чаще бьют, чем целенаправленно пальцами в глаза, хотя эффект от такого воздействия замечательный. Хочешь просто шокировать, поучить уму-разуму, вывести из строя от нескольких секунд до минуты – бьешь слабо. А если сильно, с вложением ткнуть «вилку» согнутым большим и указательным со средним, сложенными вместе, то можно врага и зрения лишить насовсем или как минимум вырубить – болевой шок от такого удара очень серьезный. Я хлестнул средне, учтя, что болевой порог у такого бугая может быть высоким.