По дороге домой Хульда задавалась вопросом, как эти двое познакомились. И как Тамар из далекой Смирны очутилась в еврейской семье, да еще и в Галиции, и из этой самой Галиции проследовала с Ротманами аж до Берлина? Свекровь явно не любит Тамар – это ощущается каждую секунду. Хульда содрогнулась при мысли о том, как можно быть настолько зависимой от человека, который тебя в открытую презирает. В первые дни после родов женщина особенно слаба и ранима, никогда ей не требуется столько теплоты, покоя и заботы, как в это время – когда напряжение родов, пробуждавшее в ней недюжинные силы, спадает. Ослабевшей женщине страшно, больно. Все дурные мысли, все печали, до сей поры дремавшие, овладевают ею… И когда в семье не находится того, кто проявил бы к родильнице заботу и участие, это горе. Хульда решила в первые недели навещать Тамар как можно чаще, чтобы поддержать ее, ведь у нее дома этого определенно никто не собирался делать. Потом мысли Хульды перекинулись к раввину, который столь бесцеремонно, точно член семьи, может входить в этот дом. Почему именно ему, а не Цви непосредственно после родов доверили ребенка? Почему один он бродил с новорожденным по кухне, словно обладал на него такими же правами, что и отец ребенка? Если же он пришел как духовный пастырь, попечитель общины, как представился Хульде, тогда почему не справился о Тамар? Кто как не она сейчас нуждался в его опеке? Или, будучи армянкой, христианкой, она в его глазах того не стоила? Погруженная в раздумья, Хульда не заметила, что не туда повернула. Она вдруг очутилась на незнакомой улице. Узкой, с кривенькими домами и там да сям приколоченными вывесками. Здесь многие надписи тоже были на идише. Хульда уже собралась повернуть, как услышала музыку, доносившуюся через открытую дверь полуподвала в старом доме. Играла флейта или кларнет, потом скрипка. Задорно, живо и слегка фальшиво, но в то же время с особым обаянием. Холодный осенний ветер доносил до нее обрывки мелодии, Хульда стояла и слушала до тех пор, пока дверь не захлопнулась, разом оборвав музыку. Влекомая любопытством, Хульда подошла к дому. На маленькой картонной табличке, прибитой к покосившемуся забору со стороны улицы, стояло единственное слово: «Танцзал». Хульда мимоходом вспомнила вечер в «Зимнем саду», где она была с Карлом. С тех пор она о нем не слышала и силилась избавиться от картины в памяти, когда после холодного прощания ночью на Потсдамской площади, Карл, засунув руки в карманы пальто и сгорбившись, бежал от нее прочь. «Почему бы не отдохнуть разок без него?» – подумала Хульда. Что ей мешает зайти в этот танцзал, выпить бокал пива и насладиться музыкой? Даже эти несколько тактов, услышанных с улицы, казались ей лучше номеров шикарного оркестра варьете. Недолго думая, она спустилась на две ступеньки и протиснулась сквозь маленькую дверь в теплое помещение. Воздух был хоть топор вешай. Хульде пришлось чуть ли не наощупь пробираться сквозь густой сигаретный дым, к маленькой барной стойке, окруженной посетителями. Хульде редко попадалось такое количество разношерстной публики одновременно. Некоторые мужчины были в кипе, но сняли длинные сюртуки и закатали рукава, что делало их более молодыми и менее серьезными. Были рабочие в своих традиционных грубых башмаках со стальными носками и в засаленных кепках, ухарски сдвинутых на затылок. Они поигрывали подтяжками, дымили папиросами и чокались бутылками с пивом. Женщины были в большинстве своем одеты очень смело, но не в элегантные шелка, а в жалкие рубашки и дешевый люрекс. У многих лица были до того ярко размалеваны, что о естественных чертах лица можно было только догадываться. Сцена отсутствовала, на истоптанных половицах рядом с барной стойкой играл мужской квартет. И как играл! Эта музыка растопила бы и камень. Пот выступил на лбу кларнетиста, он, казалось, вкладывал всю душу в звуки, которые извлекал из инструмента. Скрипач пиликал так старательно, что струны смычка то и дело лопались, однако это ни в коей мере не умаляло красоты музыки. Маленький мальчик дул в расческу, а худой нескладный парень колотил по клавишам видавшего виды пианино. Порой в недрах инструмента что-то дребезжало, но мужчину это не сбивало, а выкрики публики подбадривали. Гости танцевали, не придерживаясь никаких правил. Все вертелось и скакало так задорно в этом узком помещении, и Хульде не терпелось присоединиться. Тяжелую сумку она поставила в темный угол. Хульде сегодня так стремительно пришлось бежать на вызов, что она не успела надеть форму, и потому на ней была сейчас юбка ниже колена и свитер с глубоким вырезом. Стянув с головы платок, она поправила черные волосы до плеч. Взгляды и одобрительные улыбки мужчин не остались незамеченными. Воодушевленная улыбками и одобрительными взглядами мужчин, Хульда присоединилась к танцующим. Запрокинув голову и закрыв глаза, она слилась воедино с ритмом музыки, которую играл ансамбль. Все тело, до последней клеточки, слилось с музыкой, двигалось под ее руководством. Хульда наслаждалась. Как говорила Тамар? Дьявол не дремлет, он хотел полакомиться ее легкими и сердцем? Что ж, в порыве восторга решила Хульда, если здесь дьявол, то пусть он мной владеет. Он ей не страшен, и для защиты не нужны ни кресты из сажи, ни строгие раввины. Она была свободна. – Я вас знаю, – неожиданно шепнул на ухо чей-то голос, и она удивленно распахнула глаза. Перед ней стояла худощавая молодая женщина в блестящем платье чарльстон. У Хульды было похожее, как и это, изысканное на первый взгляд, а при более пристальном изучении весьма простенькое. – В самом деле? – неуверенно спросила Хульда. Она не помнила, встречала ли уже эту женщину, и если да, то где. – Вы Хульда Гольд, – сказала женщина, тряхнув светло-пепельными волосами и улыбнувшись. – Вы принимали роды у моей сестры прошлой зимой. Ее зовут Эдит Шлеммер, а меня – Эмми. – Верно, – вспомнила Хульда. Эмми вытянула ее из скопища танцующих и предложила: – Хотите вина? – Спасибо, – поблагодарила Хульда. Хульда выпила, стараясь не замечать кислый привкус, и вернула бокал Эмми. К ним присоединилась миниатюрная брюнетка в чересчур облегающем платье. – Моя подруга Герти, – представила ее Эмми. – Герти, это фройляйн Хульда, она спасла жизнь моей сестре. – Не преувеличивайте, – отмахнулась Хульда, – и пожалуйста, называйте меня просто Хульда, фройляйн тут не к месту. Обе девушки засмеялись. Эмми покачала головой: – Нет, правда, малыш застрял и сам бы не смог выбраться наружу. Только благодаря Хульде с ее чудодейственным приемом, который она применила на пару с доктором, он вышел. Герти визгнула и отмахнулась: – Хорошо, что я этого не видела. Теперь Хульда все вспомнила. Ребенок вошел в родовые пути лицом кверху. Роды затянулись. После двадцатичасовых схваток ей пришлось позвать дежурного врача, доктора Шнайдера, что она сделала с большой неохотой, ибо он был в ее глазах самовлюбленным павианом, только и ждавшим, что акушерка совершит ошибку. Но в том случае она приняла правильное решение: совместными усилиями применив пугающий, но эффективный прием Кристеллера, они спасли мать и ребенка. – Как чувствует себя малыш? – поинтересовалась Хульда. Она покосилась на вино в руке Эмми и та, заметив это, со смехом протянула бокал: – Это тебе! У малыша все хорошо! Он уже ползает по комнате и сводит мою сестру с ума своим лепетом. – Эмми на миг замолчала, а потом грустно покачала головой. – Он свет ее очей, тем более сейчас, после случая с Альбрехтом. – Альбрехтом, ее мужем? Что с ним? – Мертв, – невозмутимо ответила Эмми, но от Хульды не ускользнул предательский блеск ее глаз. – Взрыв на фабрике, раз и все. Даже положить в могилу нечего – ничего от него не осталось. – Эмми, не говори так, – тихо сказала Герти, положив ей руку на плечо. – Но это правда! – запротестовала Эмми. – Моя сестра на пределе. Осталась одна с малышом без кормильца и накоплений. Еще несколько недель, и она будет без средств к существованию, тогда все, пиши пропало. Она лишится жилья – хозяин только и ждет, когда она будет не в состоянии заплатить аренду, и тогда станет сдавать дороже. Но с лишней обузой она не сможет… Эмми не договорила: подруга пнула ее, заставив замолчать. Хульде было больно слышать, в каком затруднительном положении оказалась ее бывшая роженица. Женщины, тем более бедные, все без исключения словно сидели на пороховой бочке. Как только случалось что-то непредвиденное, например, смерть мужа, они теряли уверенность в завтрашнем дне. Она, задумавшись, рассматривала Эмми, видела ее пылающие жаром щеки, не вяжущиеся со святящейся белизной кожи, глубокие впадины над ключицами и темные круги под глазами. По-видимому, она ночами бодрствовала, недосыпала и недоедала. На плечах ее Хульда заметила синяки, словно кто-то грубо хватал Эмми. Она что-то заподозрила, но ничего не сказала, только полезла в карман юбки и, вытащив немного денег, подала их Эмми. Та стыдливо отказалась, но Хульда возразила: – Я выпила все твое вино, возьми. Со смесью стыда и жадности Эмми схватила банкноты и поспешно засунула их в декольте. – Спасибо большое! Я это никогда не забуду, – губы Эмми задрожали. – Долой мрачные мысли! – воскликнула Герти, хватая Эмми за руку. – Сегодня ночью мы будем веселиться, пить и танцевать. Хульда заметила, как Эмми смахнула слезинку с глаза, и улыбнулась обеим женщинам. Другой рукой Герти схватила Хульду и потащила ее в толчею танцующих. Хульда снова отдалась музыке, прикрыла глаза и лишь изредка оглядываясь по сторонам. Цветастые платья, круговерть световых пятен от ламп, музыка освободили от мыслей и вскружили голову, она наслаждалась теплом человеческих тел и улыбок, которые то появлялись, то исчезали. Время от времени девушки прикасалась к ее руке, показывая, что они рядом. Между ними сложилась доверительная атмосфера. Все они были молоды, хотели немного веселья – которое кончится, как только они переступят порог танцзала и окажутся вновь в безжалостном мире реальности. В очередной раз открыв глаза, Хульда увидела, как Эмми уводит какой-то парень в брюках гольф. С видом собственника он недвусмысленно обвивал рукой ее худенькие бедра. Хульда сконфуженно повернулась к Герти, но та лишь пожала плечами и спокойно продолжала танцевать. Потом другой мужчина, чуть постарше, лицо в оспинах, грубо схватил Герти за руку и прижал к себе. Хульда ожидала, что она его оттолкнет, но та, напротив, повернула к нему круглое личико, встала на цыпочки и чмокнула в щеку. Взявшись за руки, они скрылись в задних комнатах пивной. Опомнившись, Хульда отругала себя за то, что факты, известные любому ребенку, повергли ее в шок. Получается, она так сильно была занята собой? Своими нестабильными отношениями с Карлом, выходами в храм наслаждений для богатых, которые бесятся с жиру… Горе и нужды маленьких людей она не замечала. Разве она не знала, что женщины и дети всегда первыми попадают в мясорубку, если что случится? Эдит Шлеммер нужно было одной растить ребенка. Сестра Эмми, конечно, не оставила ее в беде и зарабатывала на двоих – даже на троих, если считать ребенка. Подруга Герти, вероятно, тоже не имела стабильного заработка секретарши или служащей, которого бы хватало на жизнь: ее вызывающий наряд говорил сама за себя. Когда не имеешь ничего, кроме тела, то используешь его, чтобы его же и сохранить – вот такая грустная реальность. У Хульды пропало желание танцевать. Во рту был кислый привкус и одолевала усталость. Ей хотелось сидеть одной в электричке, прислонившись лбом к прохладному стеклу и слушая грохот колес. Она быстро выбралась из массы танцующих, схватила сумку, все еще стоявшую в углу, и выпрямилась. Коренастый лысый мужчина приблизился к ней шатающейся походкой и грубо схватил за грудь. – Ну, красавица, пойдешь со мной? – Конечно нет, – посмотрев на коренастого сверзу вниз, холодно ответила Хульда и отбросила его руку. – Не на ту напал. Тот гневно прокричал ей вслед: – Ты, верзила, наверное, парень, а не девка! Извращенец, переодетый содомит! Хульда не стала оборачиваться, мечтая лишь поскорее выбраться отсюда вон. Танцующие стояли уже плотной стеной, но продолжали двигаться, и Хульда почувствовала, что задыхается. Выход казался тем дальше, чем сильнее она пыталась добраться до него, словно плыла в неспокойном море, чьи волны оттаскивали ее назад. Паника овладела Хульдой. В этот момент она увидела, как молодой человек в рубашке, похожей на форменную, прямо около нее набросился с кулаками на стоящего поблизости человека и ударил его в лицо. Хульда вскрикнула, но крик потонул в общем реве. Несколько мужчин тоже набросились друг на друга, послышался женский визг, звон разбившегося стакана, потом еще одного. – Поганые еврейские отродья! – проорал мужчина в рубашке, к которому присоединились другие, похоже одетые. – Мы вас прикончим, паразиты! Эти мужчины были внутри с самого начала или только что вошли? Хульда не знала. Но сейчас ей действительно стало страшно. Она поторопилась убраться подальше от драки, бросилась к двери и вдруг почувствовала тупой удар в висок. Опешив, она схватилась за голову и осмотрелась, но человек, ударивший ее локтем, протискивался дальше, кидаясь в толпу и не заботясь о том, кого он задел. У Хульды возникло чувство, что она наскочила на стену. Перед глазами заплясали искры, потом все потемнело. Она опустилась на колени, силясь не упасть в обморок. И почувствовала сквозняк – дверь снова отворилась. – Полиция! – гаркнули мужчины в форме. – Немедленно прекратить! Очистить помещение! – Хульда! – прокричал вдруг кто-то в самое ухо. Все плыло перед глазами, но, тем не менее, Хульда узнала Эмми. Губа девушки кровоточила, одна лямка на платье была оторвана и свисала. – Быстро, пошли отсюда! – прохрипела Эмми, и обе, пошатываясь, двинулись к выходу. Герти нигде не было видно, видимо, она успела выбраться. На темной улице стояли три зеленых автомобиля с крытыми железом кузовами, несколько полицейских с дубинками ждали на тротуаре. Один из них держал за ворот молодого человека в рубашке, похожей на ту, которая была на парне, завязавшем драку, у его ног в свете фонарей блестел валявшийся на асфальте кастет. Второй полицейский надевал на молодого человека наручники. Тот ругался, но не оказывал сопротивления. Когда Хульда и Эмми проходили мимо, он умолк, смерил Хульду взглядом и плюнул ей под ноги. – Еврейская свинья, – бросил он. Полицейские лишь засмеялись, никто его не одернул. Один из них сказал: – Ты прав, приятель. Мы лишь выполняем наш долг. Так что давай полезай в машину. С добродушной усмешкой он затолкал мужчину внутрь и захлопнул дверь.