Колени Хульды дрожали, пока Эмми вела ее. За углом следующей улицы она присела у ворот дома на каменную стену, сумка плюхнулась на мостовую. – Боже мой, Хульда, ты попала в центр заварухи, – заметила Эмми. Вытащив из-за корсажа не совсем чистый платок, она вытерла им кровоточащий висок Хульды. Хульда дернулась. – Тебе нужно к врачу, – проговорила Эмми. – Не-а, – беспечно ответила Хульда. – Обойдусь. Дома я сама посмотрю и почищу рану. А с тобой все в порядке? Эмми кивнула. Светлые слипшиеся волосы свисали вдоль узкого лица. – Сегодня да, – сказала она, облизав лопнувшую губу: – Слушай, раз уж ты спросила… Ты наверняка знаешь место, куда можно… обратиться с женским недугом? – С женским недугом? – Хульда задумчиво глядела на окровавленный платок в руках Эмми. – Ты имеешь в виду… беременность? – Упаси бог! – махнула рукой Эмми. – Я не такая дура. Но со мной что-то не так… там внизу. – Она указала кивком головы. – Недержание, понимаешь, как протекающий котелок. Хульда понимающе кивнула. – Я думала, такое бывает только с женщинами, которые слишком часто рожали, – удрученно сказала Эмми. – Со старухами, понимаешь? – К сожалению, не только, – возразила Хульда. – Во время учебы в женской клинике я встречала много девушек с такой же проблемой. Это издержки твоей… твоей профессии. Что-то вроде износа. – Наверное ты права, – раздосадовано согласилась Эмми. – Я постоянно прошу мужчин быть осторожнее, но знаешь, кто платит, уверен, что ему можно с тобой делать все что угодно. Хульда вздохнула: – Отправляйся в женскую клинику на Артиллерийской улице. Главный врач слывет настоящим благодетелем и внимателен к женщинам, оказавшимся в беде. Утверждают, будто иногда при выписке он дает нуждающимся женщинам деньги. Там тебе помогут. – Спасибо, – Эмми встала, – всего доброго, Хульда. – Тебе тоже. Хульда смотрела вслед девушке, пока та не скрылась в темноте. Посидев еще какое-то время, она глубоко вдохнула холодный воздух, пахнущий костром и бензином. Потом осторожно встала. Ноги сами понесли ее. Пошатываясь, она направилась в сторону станции «Биржа», стараясь не думать о ненависти в голосе дебошира, оскорбившего ее. Еврейская свинья! Рядом с ней ветер гнал по улице тряпку, красную с белым кругом, разделенным черными концами угловатого креста. Тряпка была похожа на флаг, этот флаг преследовал Хульду, как верный пес, ластился к ее щиколоткам и улетел только когда она достигла входа в здание вокзала. Ночной поезд промчался в темноте над ее головой. Металл скрипел о металл, тягуче и жалобно – это было нескончаемое пение большого, никогда не умолкающего города. 9 Пятница, 26 октября 1923 г. Маргарет Вундерлих с воодушевлением разбила яйцо, так что несколько капель желтка разлетелись и приземлились на тарелку Хульды. От запаха Хульду чуть не стошнило, но хозяйка не смутилась, выковыривая из белой скорлупы большую порцию перламутровой ложечкой, которая испокон веков использовалась в семье Вундерлих для яиц, потому что другие приборы портили их привкусом серебра. Отправив ложку в рот, она с наслаждением смаковала белок, в то время как Хульда быстро приложила к губам платок и сделала большой глоток кофе. – Одно куриное яйцо стоило два дня назад десять миллионов, – удивлялась госпожа Вундерлих, продолжая жевать. – Повезло, что я в первый же день месяца пошла на рынок и растратила там все деньги, предназначенные на хозяйство. Вы бы только видели, фройляйн Хульда, люди там чуть ли не дрались за продукты, настоящий хаос! Но Маргарет Вундерлих не из пугливых! Все эти продукты пришлось везти домой на такси, только представьте! Сегодня наверняка цены поднялись еще в три раза! – Она сокрушенно заметила: – Кстати, фройляйн Хульда, к ноябрю я снова повышу квартплату, надеюсь, вы понимаете. В противном случае мне придется выставлять моим гостям счет за завтрак. Хульда кивнула: – Разумеется, госпожа Вундерлих. – Если вы и дальше будете кушать как птенчик, я смогу за ваш счет отлично поживиться. – квартирная хозяйка с упреком указала на тарелку, на которой лежал нетронутый кусок хлеба, намазанный тонким слоем маргарина. – Вам не нравится? Хульда попробовала улыбнуться и покачать головой, но попытка отозвалась жужжанием и звоном в черепе, словно внутри копошилась воробьиная стая. Она закрыла глаза и медленно набрала в легкие воздуха. Госпожа Вундерлих безжалостно разглядывала ее. – Ага, все с вами ясно, – сказала она. – Фройляйн Хульда, женщина в вашем возрасте должна вести себя разумнее. Вы вчера опять выпивали? – Опять? – переспросила Хульда, с трудом открыв глаза. Она постаралась придать лицу достойное выражение, но поняла сама, что ей это совершенно не удалось. – Госпожа Вундерлих, я сама добродетель. Полбокала вина, не больше. Произошел маленький несчастный случай, вот и все. – Несчастный случай? – госпожа Вундерлих отодвинула яичную рюмку. Ее пышная грудь театрально вздымалась и опускалась под голубым шелковым халатом. – Дорогая фройляйн Хульда, из-за вас у меня прибавилось седых волос. Хульда покосилась на спрятанные под сеткой белоснежные пряди, накрученные на бигуди. Этот цвет волос хозяйка уже имела, когда Хульда несколько лет назад заселилась в мансарду, и винить ее уж точно никто не мог. Но госпожа Вундерлих могла: – Вы загоните меня в могилу, дорогуша! – Она встала и, подойдя к Хульде, притянула ее голову к своему мягкому животу. Хульда вдыхала сладковатый парфюм хозяйки: ландыши, неизменные ландыши, даже сейчас в октябре. Словно юную деву заточили в теле стареющей матроны. Хульду снова затошнило, она торопливо выпростала лицо из голубых, тяжело пахнущих складок шелка. Но госпожа Вундерлих не сдавалась. – Скажите же наконец, что за несчастный случай? – с нажимом спросила она и потрепала Хульду по плечу. – Подумайте о моем слабом сердце! Хульда подумала, что сердце госпожи Вундерлих всех в этом доме переживет, но лишь улыбнулась. – Ничего особенного, правда. Я возвращалась в темноте с родов и наткнулась на фонарный столб, только и всего. – Покажите! Хульда нехотя повиновалась и приподняла прядь волос, которой пыталась скрыть свою рану. Кожа на виске была фиолетового цвета и ободрана. Прокравшись ночью в свою комнату, Хульда, стоя перед зеркалом, продезинфицировала рану пропитанной алкоголем ваткой и решила, что порванную кожу зашивать не нужно. Было больно, но ничего серьезного. Судя по приступам тошноты, все утро мучившим ее, Хульда подозревала легкое сотрясение мозга. Однако при виде маленькой раны на виске своей жилицы госпожа Вундерлих по-шутовски схватилась за голову и простонала: – О, Господи Исусе! Выглядит ужасно. – Не так уж и ужасно, – успокоила Хульда, быстро повязывая платок. – Вы были у доктора? – Нет, в этом нет необходимости. У меня самой медицинское образование, разве вы не знали? Госпожа Вундерлих неодобрительно зашипела: – Вы акушерка, а не врач. И даже не медсестра. Где это видано, чтобы люди сами себя лечили? Вы должны пойти к специалисту. – Вы имеете в виду, к мужчине, – холодно заметила Хульда. Но тут же пожалела о вспышке мятежной натуры, потому что знала, теперь то уж хозяйка прицепится как репей, не отдерешь. – К кому-нибудь, кто смыслит в профессии, – сказала пожилая дама снисходительным тоном, который она всегда приберегала напоследок, когда хотела переубедить Хульду и была уверена, что очень близка к цели: – Мне не важно, мужчина или женщина, вы меня хорошо знаете. Жить и не мешать жить другим – это мой девиз. – В самом деле? – Хульда едва сдержала улыбку. Она не сомневалась, что у хозяйки доброе сердце, однако толерантность не являлась отличительной чертой ее характера. – Да, вы не ослышались, – ответила госпожа Вундерлих. Она снова уселась за стол, принялась выковыривать ложкой яйцо и так яростно макать в желток кусочки хлеба, что его густые капли прилетели на белый пушок над верхней губой: – В любом случае этот человек увидит, что рана никак не от фонарного столба, это даже мне ясно. Даже необразованная домохозяйка, фройляйн Хульда, видит это, и даже слепой с палкой. Хульда вздрогнула. – Но госпожа Вундерлих… – начала она, однако хозяйку было уже не остановить. – Постыдитесь обманывать старую женщину, которая лишь добра вам желает, – проворчала она, огорченно тряхнув двойным подбородком. – Я несу за вас ответственность, фройляйн Хульда, с того самого момента, когда вы встали здесь на коврике в прихожей со своим чемоданчиком и печальными глазами. Ваша мать скончалась, и я подумала, Маргарет, вот задание для тебя. С тех пор не проходило и дня, чтобы я не волновалась за вас. – Вы очень любезны. – Хульда была ей действительно благодарна. Но сейчас она безуспешно искала шанс прервать поток речи госпожи Вундерлих. Остановить ее не представлялось возможным, и Хульда это отлично знала. – Вы всегда можете довериться мне, разве не так? Но вместо этого вы мне врете, шастаете где-то целую ночь, сидите бледная и худая, как марионетка, за моим столом и выглядите страшнее собственной тени. Что же говорит ваш жених по поводу подобных эскапад? – Мой жених? – Тот бравый инспектор, которого мне до сих пор не представили. Но я видела его фотографию, стоящую у вас с недавних пор. Когда я вытирала пыль, видела, вот когда: не подумайте, что я сую везде свой нос! Госпожа Вундерлих на секунду потеряла самообладание и Хульда улучила момент. – Мы не помолвлены, господин Норт и я просто друзья. – Друзья, не смешите меня! – фыркнула госпожа Вундерлих и принялась убирать посуду за своей жилицей, убедившись, что та больше не притронется к еде. – Так это сегодня называется. – Она накрыла тарелку Хульды другой тарелкой и поставила в кладовку. После чего приглушенным голосомпродолжила: – Такой женщине, как вы, не стоит долго мешкать. Вы пригожи, почти что красавица, если бы не ваши необычные глаза. Но без средств и – если позволите – не первой молодости. Если уж появился на горизонте такой бравый комиссар, с государственным окладом, в умных очках и, возможно, из приличной семьи, то нужно хватать его немедленно! Чего вы еще ждете? Хульда уставилась на клеенку, которая каждый божий день во время завтрака покрывала стол. Светло-зеленая с черными треугольниками, сливающимися в геометрические узоры, если как следует присмотреться. Под столом жирный черный кот хозяйки терся об ее ноги, и Хульда украдкой отпихнула его. Животное зашипело, убегая, и Хульде стало стыдно: ведь кот не виноват, что у него столь въедливая хозяйка. Из приличной семьи, хм, подумала Хульда. Карл был сиротой и не знал ничего о своем происхождении, но для Хульды это роли не играло. Что касается других пунктов… Госпожа Вундерлих права? Может, Хульда слишком нерешительная, и нужно тащить Карла заключать брак и в будущем проводить каждую ночь с ним, не боясь за последствия, не боясь остаться одной? Она же не хочет оказаться в бедственном положении, как многие девушки после внебрачной связи? С ребенком на руках и без средств к существованию? – Вы прекрасно знаете, что я права. – Голос госпожи Вундерлих снова звучал звонко и отчетливо: она уже закрыла дверь в кладовку и теперь натирала до блеска котел в раковине. – Не глупите. Берите его, девочка, лучшего уже не будет. – Она сделала паузу. – Или это из-за романтики? Вы, молодые, всегда ее жаждете. Но аппетит приходит во время еды, а любовь во время брака, вот увидите. – Дело не в аппетите, – тихо возразила Хульда. – Он имеется.