До церемонии награждения оставалось почти два часа. Если Андрей захочет, легко нас найдет. Настин спортивный костюм за километр видать, хоть вместо сигнала радиационной опасности используй. Мы направились расслабленным шагом в одну из аллей. Хорошая погода многих выманила на прогулку – мимо проносились стайки школьников, их празднично одетые предки степенно беседовали, собравшись в кружок, молодежь постарше тусила на скамейках. Настроение у всех было приподнятое. Оживленная атмосфера повлияла и на меня – я шла и только диву давалась, с чего так перепугалась синего Таурега. Впереди из-за поворота вышла какая-то делегация в деловых костюмах. Надо же, чиновники тоже не удержались, выползли погреть на солнце старые кости. Одна из фигур, высокая и сутулая, показалась мне знакомой. Стас? И правда он, да не один, а вместе с Брониславом Иннокентьевичем. Меня не замечает, что-то втолковывает своему начальнику, которому, судя по выражению лица, Стасовы излияния глубоко до фени. Когда наши компании поравнялись, Стас наконец-то обратил внимание на родную сестру. Выпучил глаза, приотстал от спутников на несколько шагов. – Ты здесь откуда? – брат обратился ко мне, но взгляд его забегал по Настиному бюсту. Девушка закатила глаза и отошла в сторону, давая нам возможность поболтать наедине. – Награждают меня, Стасик, – привычка называть брата «Стасиком» передалась от Андрея. – А ты какими судьбами? – Да конкурс стихов тут будет, «На крыльях … мечты», – между «Крыльями» и «мечтой» брат вставил непечатное слово, – И кто-то решил, как будет здорово, если председателем жюри станет настоящий судья. А Иннокентьичу, сама знаешь, лишь бы ни хрена не делать. Сам согласился и меня с собой потащил неизвестно зачем. – Как там завод? Худощавое лицо брата болезненно сморщилось. – Всю душу с этим заводом уже вынули. Хоть ты не начинай. Едва начавшийся разговор прервали первые такты песни из неуловимых мстителей. Стас достал телефон, бросил недовольное «Алло!». Кивнул мне, жестами показывая, что ему пора. Я махнула рукой: давай, вали уже. Место брата заняла Настя, ткнувшая пальцем на качели в виде лодочки. – Покачаемся? Я хотела отказаться, а потом подумала – почему нет? Через минуту мы по очереди приседали, заставляя железную лодку с надписью «Дружба» взлетать к макушкам деревьев. На верхней точке дуги качели замирали, а потом стремительно падали вниз, заставляя сердце сжиматься в комок. Может и хорошо, что мать бросила меня в три года. Хоть не видела сейчас всего этого сумасшедшего дома, в котором дочь качалась на качелях с бывшей любовницей похитившего ее мужика, взвизгивая от восторга. Потом мы вернулись в номер переодеться. Я достала из сумки белую блузку с черной юбкой до колен, Настя – блестящее платье в обтяжку и туфли на высоком каблуке. Ближе к вечеру громкоговорители согнали публику в главный корпус. Актовый зал на первом этаже оказался переполнен, стулья стояли даже на лестнице и в проходах между рядов. Мы с Настей и только что присоединившимся к нам Андреем протиснулись на свои места на самом верху. Я помахала Витьку, сидевшему тремя рядами ниже. Узнала его не сразу: одноклассник побрился налысо, должно быть, предвкушая службу в рядах наших доблестных войск. Витек салютовал в ответ и перевел взгляд на мою яркую спутницу. Даже пихнул локтем соседа, желая поделиться впечатлениями. – Ты где был? – спросила я у Андрея. Был он как-то не похож на человека, вернувшегося с долгожданного свидания. Слишком бодр и деловит. – Со Стасом обсуждал всякое-разное. Ты в курсе, что он здесь? – Да, виделись мельком. – А вот и Глеб, – Настя направила пальчик в центр зала, где располагался отдельный сектор для людей из администрации и почетных гостей. Глеб Николаевич, такой красивый и недоступный в строгом черном костюме с галстуком, беседовал с толстым лысеющим мужиком в очках. С мэром – я вспомнила лицо, обычно занимавшее половину передовицы «Вечернего Нижне-Волчанска». По другую руку сиял нарядный Бронислав Иннокентьевич, время от времени вставлявший отдельные реплики в разговор. А вот брата в почетный сектор не пригласили, должно быть, по рангу не прошел. Заиграла музыка, занавес из красного бархата разделился пополам, открыв стоявшую у микрофона женщину в платье до пят. – Уважаемые жители Нижне-Волчанска и гости нашего города! Мы с огромной радостью приветствуем вас на «Празднике здоровья, культуры и семьи», посвященном сто пятидесятой годовщине… Ну и так далее. Ведущая ушла, объявив танцевальный номер в исполнении учащихся Нижне-Волчанского дома творчества. Где-то на десятой минуте праздника меня охватила невыносимая скука. Настя опять уткнулась в телефон, а я развлекала себя тем, что перешептывалась с Андреем или глазела по сторонам. Иногда любовалась Глебом, с серьезным видом смотревшим на сцену. Один раз засекла, как Бронислав Иннокентьевич вытащил из кармана фляжку и незаметно к ней приложился, прикрывшись носовым платком. К началу поэтического конкурса кто-то из Витиных волейболистов уже курил, скорчившись в три погибели за спинами впереди сидящих. А сам Витек резался с капитаном команды в подкидного дурака, на сколько я смогла разглядеть со своего места. У микрофона девочки в белых блузках сменялись очкастыми мальчиками в опрятных свитерах. Темы стихов разнообразием не отличались: детство золотое, небо голубое, а в парке листья красиво опадают. Последней на сцену поднялась симпатичная девушка одного со мной возраста. Ее широко расставленные глаза с тихим ужасом смотрели в переполненный зал, тонкие пальцы теребили пачку бумажных листков. Эту номинантку ведущая представила отдельно: – А сейчас я прошу вашего особого внимания! Перед вами Лиля Синичкина, удивительный талант, чьи пронзительные и искренние стихи взволновали не только нас, но и жюри прошлогоднего областного фестиваля «Рифма сердец». Писать стихи Лиля начала, оставшись в десять лет сиротой. Сейчас ее и двух младших братиков воспитывает бабушка. Несмотря на то, что живется им совсем нелегко… – О-о-о, – протянула Настя, впервые оторвавшись от телефона, – у Глеба сейчас встанет. Мне совсем не понравился ее тон, но я, не удержавшись, прыснула в кулак. А ведущая продолжала: – …Лиле недавно исполнилось восемнадцать, поэтому сегодня она выступает вне конкурса со своим новым стихотворением, посвященным нашему любимому городу, а также «Нижне-Волчанскому приборостроительному заводу». Лиля Синичкина, ваши аплодисменты! Лиля подошла к микрофону и испуганно опустила глаза, заправив за ухо золотистую челку. Была она вся такая чистенькая и светленькая, с розовыми оттопыренными ушками, что я против воли подумала: вот кто подходит на роль Козетты. Голос у нее оказался под стать внешности, ясный и звонкий, как у отличницы на уроке литературы: Вот мой милый город, Вот мой край родной! Отучившись в школе, Я спешу домой. Солнце озаряет Городской простор. Вот передо мною Заводской забор. Гордость и опора – Славный наш завод! Нитью путеводной Нас ведёт вперёд! У завода площадь, Где разбит цветник. Радуются дети – Город наш велик! – Опупеть как велик, – пробормотал Андрей. Скверы и фонтаны, Парки и ТэЦэ… Лиля сделала паузу – то ли специально, то ли окончательно разволновалась и забыла слова. В образовавшейся тишине выступил Витек. Сложив ладони рупором, он огласил свою версию последних строк: – Финский нож в кармане, пальцы на нагане. Вот в таком живу я, братцы, звездеце! На самом деле там был не звездец, но окончание матерного слова все равно заглушил крик ведущей. Пришлось объявить незапланированный перерыв, дожидаясь, пока охрана обнаружит и выдворит довольного успехом Витька. Что-то мне подсказывало: диплом ему сегодня не вручат. Когда возмущенный зал угомонился, Лиля, с глазами на мокром месте, попыталась закончить, пискнув: «Липы и каштаны, гордость на лице…». Но не выдержала, зарыдала и бросилась за кулисы, уронив бумажные листы. После поэтического конкурса наконец-то началась церемония награждения. Вика и Витек отсутствовали, как я и предполагала. Нас выстроили в линейку мальчик-девочка, мальчик-девочка. Я глупо улыбалась и не знала, куда девать руки, пока не догадалась сцепить их замочком перед собой. После короткого восхваления неравнодушной к судьбам города молодежи, мэр с помощницей прошлись вдоль строя. Мэр вручал дипломы и тряс парням руки, приговаривая: «Молодцы, молодцы!», а помощница раздавала бумажные пакеты. Я заглянула в свой: блокнот, кружка и кепка, все с гербом Нижне-Волчанска и крупной золотой цифрой «Сто пятьдесят». А лучше, чем я ожидала. О, еще и значок! Я взглядом поискала на трибунах Глеба. Будущий владелец воспетого Лилей завода на сцену не смотрел, слушал разглагольствования Бронислава Иннокентьевича, вежливо склонив голову на бок. Вместо него за награждением наблюдал Дамир, чьи ладони еле соприкасались в ленивой имитации аплодисментов. Почему-то мне стало обидно, хотя разговор с судьей был наверняка важней. За официальной частью последовал ужин, торжественный для мэра и организаторов, и обычный для всех остальных. Покончив со своей порцией куриного шницеля с рисом на гарнир, Настя неожиданно предложила посетить вечер танцев. Еще удивительней было то, что Андрей, допивавший к тому времени второй стакан компота из сухофруктов, согласился, да и я не имела ничего против. Вне базы мы словно почувствовали себя детьми, впервые за долгое время сбежавшими из-под родительского надзора. Вроде и понятно, что строгий дядя хочет для тебя самого лучшего, но как же приятно скрыться от его взыскующих очей и пойти поплясать под попсу из девяностых. Или восьмидесятых – я не очень представляла, что крутят на дискотеке в спортзале лагеря «Березка». Зал по такому случаю украсили воздушными шарами и гирляндами из гофрированной бумаги, и даже подвесили под потолком диско-шар, щедро посыпавший толпу солнечными зайчиками. Народ собрался разный: и молодежь из числа награжденных, и члены жюри, и чьи-то родители, и тетенька-ведущая с высокой укладкой типа «Бабетты». Мы зашли аккурат, когда вся эта солянка скакала под удивительно живучий хит «Рашн лалабай». Не буду строить из себя эстета: я запрыгала не хуже других, с восторгом выкрикивая на припеве «Ин зе на-а-айт!». Эффектная Настя в своем обтягивающем мини мгновенно произвела фурор. К песне «Распутин» от Бони-Эм вокруг нее собрался устойчивый кружок обожателей, в основном из полноватых дядечек за сорок. Среди них выгодно выделялся спортивный Витек, натянувший на лысину подарочную кепку с конкурса «На крыльях мечты». По мне, так вполне заслуженно. Андрей тоже разошелся не на шутку, хотя в обычное время слушал какую-то заумную электронщину, под которую только вешаться хорошо. Но молодая кровь требовала движения, и Андрей танцевал. В полном согласии с ритмом, раскованно, пластично. В прошлом он наверняка занимался танцами, до того здорово у него выходило. Я неуклюже, но задорно отплясывала рядом, словно звезда сельских дискотек, пробравшаяся на сцену Мариинки. И чувствовала себя абсолютно счастливой… Пока не заиграли вступительные аккорды песни «Потому что нельзя быть красивой такой». Веселье прекратилось, на лицах женщин проступило одинаковое настороженно-выжидательное выражение. К нашей компании подвалил, покачиваясь на поворотах, Бронислав Иннокентьевич. От старичка в равных долях несло водкой и одеколоном «Командор» – давным-давно батя тоже таким пользовался, когда в этом еще имелся смысл. – Прекрасная мадмуазель! – торжественно произнес Бронислав Иннокентьевич, с поклоном протягивая морщинистую ладонь. – Позвольте вас на танец! Я вздохнула – танцевать с пьяным Иннокентьевичем мне совсем не хотелось. Но прилипчивого Стасова начальника без грубости было не отвадить, а грубить ему не хотелось. Ну, перебрал дяденька чутка, вспомнил молодые годы. Кто без греха. – Простите, – Андрей приобнял меня за плечо, – но этот танец мадмуазель уже обещала мне. Но посмотрите, какая восхитительная леди грустит рядом с вами. А ведь на празднике все должны быть счастливы… Мой друг ловко подпихнул Иннокентьевича к стоявшей неподалеку даме лет пятидесяти с прической, похожей на каракулевую шапку. Кажется, я видела ее среди членов жюри на поэтическом конкурсе, о чем косвенно свидетельствовало бархатное платье с воланами. Дама засмущалась, судья выпятил грудь колесом. Мы же с Андреем быстро затерялись среди танцующих пар. – Ну как, ты довольна, что поехала? – Андрей положил руки мне на талию. – Очень! И у нас еще осталась куча жвачки, – я обняла его за шею. Танцевать с профессионалом было неловко, учитывая, что мои движения больше напоминали топтание медвежонка. – А завтра-то сколько веселья, – поддакнул Андрей. – Что меня ждет? Бег в мешках? Перетягивание каната? Я рассмеялась. Спохватившись, завертела головой, но Вики нигде видно не было. А то меня уже замучило ее паранормальное чутье на наш тет-а-тет. Зато был Витек, вполне по-хозяйски державший Настю за талию. С каждым тактом его ладони опускались чуть ниже, к концу песни обещая накрыть обтянутый блестящей тканью аппетитный зад. После медляка наша четверка пошла в разнос. Витек где-то раздобыл две бутылки вина, и мы по очереди отхлебывали из горлышка, спрятавшись за дверью женской раздевалки. Потом танцевали, смеялись, требовали включить караоке, бегали по коридорам и хохотали еще громче. У смеха не было причины, нас просто переполняло ощущение счастья, свободы, молодости и любви ко всему миру. Расходились по номерам в глубокой ночи. Парни проводили нас до этажа, по-товарищески пожали друг другу руки и убрели по своим корпусам. Настя выпила больше и потому сразу рухнула на кровать, не раздеваясь и не смыв макияжа. Я же сделала не больше пары глотков, захмелев скорее от атмосферы праздника. Но уснула тоже быстро, едва коснувшись головой каменной подушки, слабо пахнувшей сыростью в бельевом шкафу. Посреди ночи меня разбудил стук. Я выругалась и нащупала мобильник – пятнадцать минут пятого, два часа всего поспала. Вот бы незваный гость просто ошибся дверью и, не дождавшись ответа, ушел. Но стук продолжался, становясь громче и настойчивей. Пришлось завернуться в одеяло и прошлепать к двери: – Кто там? – Это я! – голос принадлежал Андрею. – Чего тебе? – я приоткрыла дверь и, не удержавшись, зевнула во весь рот.