В мою грудь, словно штырь вогнали. Круз не выглядит благодарным. Нокс был прав? Может, Круз предпочёл всё забыть? — Если тебе больше не нужно это кольцо, я прямо сейчас выкину его в чёртово окно, — говорю я быстро. — Нет, нет. Я просто никогда не думал… В его голосе слышится сомнение. Я подбадриваю его: — О чём ты никогда не думал? — Все те проклятые ночи в подвале, ты клялся, что мы выберемся. Что выследим и покараем всех ублюдков. Ты говорил, что принесёшь мне кольцо, а я никогда не верил тебе, — Круз тяжело дышит. — Я никогда не тешил себя надеждами и не позволял себе поверить в это, даже когда мы выбрались. До сих пор не верится. Меня словно обдало кипятком или прошил электрический разряд. — Поверь в это, брат. Мы выбрались. И мы никогда не окажемся там снова. Поэтому нам невыносима сама мысль, что Грейсон может сесть за решётку. Я подвёл его, в некотором роде, подвёл всех. Но я всё исправлю. И тогда никто и никогда не поймает нас снова. Круз неожиданно бросается ко мне. Я не был готов к его медвежьим объятиям, поэтому мне чертовски больно. Он не всегда нормирует свою силу. Я не то, что оттолкнуть его, глазом не могу моргнуть. Чуть хлопаю его по плечу и говорю: — Просто, мать твою, поверь. — Спасибо, — говорит он, отстраняясь. — Уберись нахрен от меня, — усмехаюсь я. Он улыбается мне, затем снова смотрит на кольцо. Вокруг стоит гробовая тишина: мы даём Крузу возможность прочувствовать и насладиться осознанием того, что подонка, так его мучавшего, убили. Подонка, в конце концов, пожалевшего обо всем. Круз разворачивается и быстро выходит из комнаты. Я, наконец, могу выдохнуть. — Избавься от перстня, — говорю я Ноксу. — Чёрт, опять я, — говорит он, но не спорит. Он младший из нас, за исключением Грейсона, так что, это его работа убирать дерьмо. Всё ещё кривится, когда берёт стакан и выносит его. — Хорошая работа, — доносится глубокий голос из угла. Колдер. Святой решил заговорить сегодня. Его блестящие светлые волосы слишком длинные, он с головы до ног одет в чёрное, как грёбаный священник. Если бы священники были такими пугающими. — Спасибо. — Мудак заслужил это, — добавляет он. — Есть свидетели? Я тут же внутренне ощетиниваюсь. Неужто я произвожу впечатление недоумка, способного грохнуть кого-либо на глазах у изумлённой публики? И плевать, что на самом-то деле именно так и было. И я ненавижу, что Брук была свидетельницей этого дерьма. Видела мой срыв на парковке, видела момент, когда я потерял контроль. Она увидела меня диким, злым и полностью слетевшим с катушек. — Ни единого, — отвечаю, выходя прочь. Я хочу побыть один, понаблюдать за городом с крыши «Брэдфорда». Но Нейт следует за мной. Мы поднимаемся на крышу и устраиваемся поудобнее. Из всех парней только он живёт обычной жизнью. Единственный, кто не попирает правила морали. Кто считает, что убийство не есть хорошо, даже таких монстров, как Мэдсон. Поэтому для меня большой сюрприз, когда Нейт говорит: — Ты все сделал правильно. На фоне закатного солнца его жёсткий профиль особо бросается в глаза. На Нейте поношенная рубашка и джинсы. Рабочие ботинки, покрытые грязью. Он с утра до ночи, не покладая рук, возится и лечит больных животных в собственной ветеринарной клинике за чертой города. — Ты сделал это с благими намерениями. Крузу было необходимо увидеть это кольцо, чтобы отпустить прошлое. Ты же видел выражение его лица, даже если он прятал свои чувства за бравадой и грубостью. И я знаю, чего именно тебе стоит выполнять данные обещания. Я усмехаюсь: — Это не стоит мне ни черта. — Нет? — мягко спрашивает он, как грёбанный мозгоправ. — Тебе никогда не снится кровь? Не мучают кошмары? Я злюсь, потому что он прав: — Лучше лечи своих животных. — Но тебе не нужна моя помощь. Тебе ничего не надо, верно? Я в курсе. Но знаешь что, ты состоишь из той же плоти и крови, что и каждый из нас. Тебе тоже нужна поддержка. Я отмахиваюсь от Нейта. Моя плоть превратилась в камень много лет назад. Моя кровь — тёмная грязь. Я как разрушенный тот отель, на крыше которого мы сейчас сидим. Некоторые части меня не восстановить. У меня есть только одна цель — убедиться, что не выживет никто из тех отморозков. — Кто сразится за тебя? — спрашивает Нейт тихо. Я не оборачиваюсь, когда он оставляет меня. В одиночестве, как я люблю. Одиночество мне жизненно необходимо. Шестая глава Брук Свернувшись калачиком, я лежу на диване в гостиной. На моих ногах кашемировое одеяло, но оно мне совсем не нужно. Я могу скинуть его, но мама накроет меня снова. Мне не хватает совести сказать, что мне это не нравится. Не тогда, когда мама прикладывает все усилия, суетясь вокруг. Что поделать, если это единственный ей известный способ проявить заботу. — Ты не хочешь пить? — спрашивает она в пятый раз за утро. Я не хочу, но отвечаю: — Стакан воды не помешал бы, спасибо. Ничто не сможет помочь мне сейчас, но её глаза загораются на секунду, и ложь оправдывает себя. Я знаю, она старается изо всех сил. Мама отменила свой визит к парикмахеру, встречу в клубе и благотворительное мероприятие. Мне любопытно, что же она сказала всем, но не настолько, чтобы поинтересоваться. Не хочу узнать, что я внезапно заболела гриппом. Смотрю в окно гостиной, желая, чтобы мама не возвращалась как можно дольше. Стакан свежевыжатого сока, стакан воды. Я не хочу пить — мне нужно пространство. Это странно, учитывая, что я пришла бы в восторг от такого внимания всего день назад. Многое изменилось всего за один день. Мама направляется ко мне, когда раздаётся звонок в дверь. На её лице мелькает волнение, затем она разворачивается и направляется в фойе. Я слушаю без особого интереса, как она открывает дверь. Ожидаю услышать тихий шёпот соседей, у которых сегодня выходной. Несколько её друзей уже заходили, за их беспокойством прячется обыкновенное любопытство. Я сбежала с собственной вечеринки. Это не просто «кровь в воде», это целое окровавленное тело. Мама заходит в гостиную, и кто-то следом за ней. Мужчины. Не друзья. Они выглядят официально. Моё сердцебиение учащается. Внезапно мне становится необходим тот стакан воды, который у мамы до сих пор в руках. И нестерпимо хочется принять таблетку снотворного, которую мне прописали в больнице, чтобы просто уснуть и забыться. Один из посетителей кивает в знак приветствия, взгляд его тёмных глаз мрачен. А лицо бесстрастно непроницаемо, хотя мимические морщинки, испещряющие лицо, свидетельствуют об эмоциональности в обычной жизни. — Мисс Карсон. Я детектив Эмилио Ривера. Другой детектив тоже кивает и представляется. — Здравствуйте, — мямлю я в ответ, не встречаясь с ними взглядом. Я уже говорила с копами в больнице. Разные люди в форме с одинаковыми вопросами. Ничего сложного. Но что-то подсказывает мне, что этого детектива не удастся так легко обмануть. Это сумасшествие, я ощущаю вину и страх. Как будто я сделала что-то не так, хотя это я была тем, кого держали под прицелом. Похититель сделал это со мной, заставив меня молчать. Мама взволнованно улыбается мне: — Ты не против пары вопросов? Детективы уверяют, что это не займёт много времени. — Всё хорошо, — отвечаю я, потому что рано или поздно мне придётся ответить на них. Мама предлагает посетителям что-нибудь выпить, но получив отказ, нервно улыбается и ретируется из комнаты, унося с собой стакан воды. Я облизываю губы. У меня пересохло во рту. Детективы присаживаются в кресла напротив меня. Тот, кого зовут Эмилио Ривера, наклоняется вперёд, очевидно, он тут главный. То, как он держится, говорит мне об этом. Его глаза изучают меня, будто я головоломка, которую он собирается разгадать. Я едва замечаю другого человека, потому что детектив Ривера заполняет собой всё пространство. — Мисс Карсон, нам очень жаль, что вам пришлось пережить такое тяжкое испытание, — начинает он. — Я знаю, что вы устали, но мы ведём расследование. И нам очень важно, чтобы вы подробно ответили на наши вопросы.