Чувствуя, как внутри разрастается беспокойство, я отвечаю: — Я уже разговаривала с полицейскими. Рассказала им всё, что помню. По лицу детектива не прочитать ход его мыслей, он продолжает вглядываться в меня, изучая, словно знает, что я что-то скрываю. — Рассказ от первого лица поможет нам разобраться во всём, — отвечает он. — И, может, вы что-нибудь дополнительно вспомните в процессе разговора. — Я больше ничего не помню, — говорю я слишком быстро. Детектив тут же прищуривает глаза. Чёрт. Я облажалась, потому что-то не умею врать. Неправильно было лгать родителям, нельзя лгать копам. Я росла в роскоши, особенно до того, как у нас появились проблемы. Но получила весьма строгое воспитание. Меня учили быть послушной и говорить только правду. Ложь заставляет меня чувствовать себя соучастником преступления. Соучастником собственного похищения и убийства того мужчины, Мэдсона. Я даже не знаю имя своего похитителя, едва не утопившего меня в реке, но сейчас ощущаю себя связанной с ним. Почти сообщником. Я ненавижу это, но не могу рассказать о нём ничего. Я не могу рисковать людьми, которых люблю. — Я просто, — сжимаю руки вместе, смотря на кашемировое одеяло. Даже сейчас, когда мамы тут нет, я не трогаю его. Оно защищает меня, я хотела бы накрыться им с головой. — Мне интересно узнать о мужчине, которого убили. Брови детектива взлетают вверх: — Мы опознали тело убитого. Его имя Джеральд Мэдсон. Он был гостем на вечеринке. На вашей вечеринке. Я киваю, потому что мама уже рассказала об этом. Я не помню Мэдсона, и от этого ещё ужаснее. Успел ли он попробовать фуа-гра перед своей кончиной? Он не был близок к моему отцу, не настолько, чтобы я встречалась с ним раньше, но он всё еще был одним из гостей. Детектив Ривера продолжает смотреть на меня. Ждёт. Это неправильно, но я чувствую вину за вечеринку. Мама работала так много ради неё. Все те бессонные ночи в пекарне, чтобы заплатить за икру и шампанское. Чтобы вечер прошёл на ура, но всё пошло прахом. Из-за него. Из-за моего похитителя. Детектив по-прежнему изучает меня: — Вы помните что-нибудь еще? — спрашивает он, наконец. — Что-то, что вы слышали? Может, один из них что-то говорил? Даже, если это кажется вам несущественным. Я вытираю влажные руки о ткань одеяла. Лицо Мэдсона всплывает у меня в голове. Как неподвижно он лежал в фургоне. — Я услышала звуки борьбы, как мне показалось. Спряталась и попыталась набрать 911. В это время мой похититель подкрался сзади. Он накинул что-то мне на голову. — Ты сказала офицерам, это был мешок. — Что-то мягкое. Как наволочка. — Ты уверена, что не видела лица нападавшего, хотя бы мельком? — голос Риверы становится ниже, тон требовательнее. Это пугает больше всего, как будто детектив уже знает, что я видела лицо похитителя, и просто пытается убедить меня рассказать. Но я верю словам похитителя. Он обещал убить меня, если я расскажу хоть что-нибудь о нём. Я верю, что он убьёт людей из моей записной книжки, включая родителей. И друзей. Он сделает им больно, как тому мужчине. Джеральду Мэдсону. — Мешок был на моем лице, — шепчу я. — Было темно. Перед глазами Он, яростно избивающий Мэдсона до полусмерти. — Нападающий делал остановку, перед тем как добраться до реки. Ты знаешь что-нибудь об этом? Они знают о нашей остановке в закусочной? Я хмурю брови, притворяясь, что пытаюсь что-то вспомнить. Одновременно с этим моё сердце колотится, как сумасшедшее. Детектив Ривера сидит и смотрит мне в глаза. Он не улыбается, не собирается облегчить мою задачу. Он смотрит на меня слишком долго. Я бы никогда не смогла смотреть так пристально. Это то, что делают детективы? Пытаются заставить почувствовать себя бактерией под микроскопом? Как будто они могут увидеть все? Ещё как, могут! Я думаю о том парнишке, выдающем еду, как он взглянул на меня. Казалось, что мой похититель собирался добраться до того окошка, вытащить паренька и тоже убить. Это было... странно. Мне было страшно тогда, но также я почувствовала что-то ещё, глубоко в моей груди. Что-то дикое. — Что-нибудь приходит тебе на ум? — не отстаёт детектив. — Нам нужно, чтобы ты рассказала всё, абсолютно всё. Все даже самые незначительные детали… — он бросает взгляд в сторону кухни, где находится мама. — Тебе не стоит нас смущаться. Я трясу голову, думая о небольшом сгоревшем доме. — Я не знаю, где мы были. — Что насчет звуков? Слышала ли ты что-нибудь? Я закрываю свои глаза. Мне нужен перерыв. — Было тихо. Я хотела сбежать, но похититель сказал, что убьёт меня, если я попытаюсь… — показываю жестами, будто снимаю с головы мешок, — сказал: «Если хочешь жить, не шевелись». По крайней мере, хоть это правда. — Его голос, — к беседе подключается другой детектив, — принадлежал молодому или человеку постарше? Я опять трясу головой, перед глазами возникает шрам на плече похитителя. В виде буквы Х. Думаю над вопросом. Молодой. Постарше. И то, и другое. Открываю глаза. — Я не знаю. — Был ли у него акцент? — Нет. — Звонил ли он кому-нибудь? — Нет. — Он больше ничего не говорил? За всё время, что вы ехали… — Он пару раз приказывал мужчине заткнуться. — Почему? Мистер Мэдсон говорил что-нибудь? — Нет. Больше стонал. От боли. Может, от страха. Я не знаю. — А как насчет того, что случилось у реки? — давит детектив. Я ёжусь, вспоминая ледяную воду на своей коже, как крепко похититель держал меня, пока мы погружались всё глубже. Это мой шанс. Я могу рассказать им всю правду прямо сейчас. Ривера же подсказал лазейку, что иногда люди вспоминают подробности во время рассказа. Но я не могу — ради жизни родных и близких. — Я зажмурилась. Я думала, он собирается… — мой голос надламывается, слёзы скатываются вниз по щекам. Эти эмоции искренние. Я не хочу больше разговаривать об этом. Не могу. — Ты закрыла свои глаза, чтобы не видеть… — Ривера потирает подбородок, как будто запутан. — Но у тебя на голове был мешок, — замечает он, никак не реагируя на мои слёзы. — Или это было после того, как ты его сняла? Поэтому ты закрыла глаза? Потому что, если у тебя на голове мешок, нет смысла жмуриться. — Я не знаю, — чувствую, как паника поднимается у меня в груди. — Я ничего не помню. — Похититель снял мешок с твоей головы, или ты сама? Я не знаю, что ответить. Я не думала об этом, и теперь детективы знают, что я что-то скрываю — уверена в этом. И тогда я вспоминаю то, что мне сказал похититель. Они не смогут заставить тебя сказать то, что ты не помнишь. — Я не помню, — снова говорю я. Без комментариев. Детектив может оспорить всё, кроме этого. — Ты была в машине в тот момент? — Я не помню, — повторяю я, как молитву. Не помню. Не помню. Даже если в моём сознании отчётливо вспыхивают картинки крови, насилия и неожиданного милосердия. — Знаешь ли ты, как выбралась? Можешь рассказать нам об этом? Именно в этот момент появляется моя мама уже без стакана с водой. Когда же она видит меня, выражение её лица сразу меняется. — Мне жаль, детективы, но Брук нужен отдых. Вы можете прийти в другой раз. Благодарность накрывает меня. Хоть мама и не идеальна, но она меня любит. Она защищает меня по-своему. Даже уроки о манерах и приличиях — это одна из форм защиты. — Конечно, — отвечает Ривера, вставая, от него исходят флюиды участия и понимания. Но что-то в его глазах говорит мне, что просто так он не сдастся. В мужском взгляде полно подозрения, которое заставляет мой желудок сжаться. — Мы вернёмся в другой раз.