Она могла бы задать мне тысячу компрометирующих вопросов. О миллионе грехов, совершенных мною. Преднамеренных или в порыве гнева. В итоге она лишь спрашивает: — Если мы встретимся вновь, ты причинишь мне боль? Я выдыхаю с облегчением. На этот вопрос я могу ответить без труда. — Никогда, — в моём голосе железобетонное обещание. — Я скорее отрежу свои руки. Может, я и не знаю, как встречаться с девушками, как любить их, но зато я хорошо знаю, как защищать кого-то. Я делал это с тех пор, как повзрослел и научился драться. И это должно было распространяться исключительно на мальчишек, вышедших из того подвала. Но Брук удалось каким-то образом пробраться слишком глубоко в моё тёмное сердце. Когда это началось? Когда она смотрела на меня испуганным взглядом своих карих глаз, сидя в фургоне? Или когда стояла в моих руках в разорванном платье посреди тёмной реки? Я становлюсь одержим ею. Формой её бровей, жаждой прикосновения к атласу её кожи. Слежу за ней маниакально, и если она об этом узнает, то побежит прямиком к детективу Ривера. На её страничке в Инстаграме есть видео, на котором она в широкополой панаме и крошечных оранжевых шортиках пускает мыльные пузыри на свою подругу Челси. В кадре не видно Челси — она держит телефон и уворачивается от Брук, чтобы пузыри не попали на её телефон. Брук так счастлива там, её глаза горят, отражаясь в мыльных пузырях. Руки Челси тряслись, от чего весь ролик получился смазанным, но они так искренне смеялись и визжали. Я просматривал снова и снова эти сорок шесть секунд. У меня нет аккаунта в Инстаграме или Фейсбуке, ни у кого из нас нет. Но есть фейковые, с которых очень легко можно отследить передвижения людей, которых нам нужно найти. И недавно я нашёл еще одно полезное свойство технологий двадцать первого века: я мог наблюдать за жизнью Брук, не находясь при этом рядом. Стоит жаркая ночь, и я очень хочу увидеть её в тех крошечных шортах. Я настолько сильно представляю её себе — задыхающейся от смеха, и такой чертовски красивой, что у меня болит грудь. — Что ты делаешь в данный момент? — А что? — спрашивает она, вдруг насторожившись — я отчётливо слышу это в её голосе. А я смотрю через парк на мотыльков, нарезающих круги около уличного фонаря, как оглашенные. — Потому что я хочу знать. Вот, что! — В кровати, — отвечает Брук нерешительно. — Читаю. — Что на тебе надето? — нетерпеливо спрашиваю я. Повисает долгая пауза. — Я не знаю. Просто футболка. — И всё? — Почему ты спрашиваешь? Не успев подумать, я отвечаю первое, что приходит на ум: — Потому что ты заставляешь меня верить, что мне есть, за что бороться в этой жизни. — Эти слова рвутся из какой-то неизведанной части моей души. Не отрепетированные, и потому правдивые. Опять пауза. — Трусики, — шёпотом отвечает она. — Еще на мне надеты трусики. Мой член тут же твердеет от слова «трусики», произнесённого этим невинным и нежным голосом. — Какого цвета? — Голубые, — голос Брук совершенно охрип. Я повернут на таком дерьме с голосами людей. В то время, как другие дети учились кататься на велосипедах, мы, мальчики в том подвале, слышали разные оттенки огрубевших голосов взрослых вокруг нас. Как, бл*дь, чертовы зашуганные кролики, чутко улавливающие любую угрозу. — Майка тоже. Это спальный комплект. — Спальный комплект, — повторяю я, представляя девушку в крохотной пижамке. Как будто есть особый смысл в том, чтобы иметь специальную одежду для сна. Сам я обычно просто стаскиваю майку и джинсы, бросая их возле кровати. Таким образом, могу быстро собраться в случае тревоги. Но мне нравится, что у Брук есть специальная одежда для сна. Нравится, что она чувствует себя в безопасности. — Какой оттенок голубого? Светлый или тёмный? Её голос звучит задумчиво: — Я думаю лазурный. Лазурный? Что это вообще значит? Я не могу, бл*дь, определить — Брук стебётся сейчас надо мной или говорит серьёзно. — Лазурный — это светлый или тёмный? — Ох. Что-то среднее, — слова звучат застенчиво. — Цвет безоблачного неба. Внезапно начинаю думать о её шелковистой коже. О том, как снова прижимаю Брук к ярко-красной машине, вжимаясь твёрдым стояком в девичий плоский живот. А маленькая тугая попка ёрзает по тёплому капоту. Лазурный хлопок хорошо тянется и становится синим. — Ты знаешь, о чем я думаю, Брук? — О чем? — Я думаю о том, что в некоторых местах твоё белье больше не голубого цвета. Оно тёмно-синее. — Нет, оно полностью голубое. Я имею в виду — лазурное, — учащённое дыхание выдаёт ее, — с белым кружевом. — Прямо сейчас кое-какая часть темнее. — Что? Ты о чем? — могу слышать намёк на улыбку в ее голосе. — Хочешь, я докажу тебе это? — Тишина. — Положи свою руку между ног, — соблазнительным голосом говорю я, насмехаясь над ней. — Стоун! — то, как она произносит моё имя, делает меня еще твёрже. — Сделай это. — Нет… Я не могу… — Да, ты можешь. Это легко. Просто подними свою маленькую ручку — не сомневаюсь, что ноготки окрашены в нежно розовый — и опусти поверх трусиков. Потрогай себя. Вот увидишь, они уже влажные. — Нет, — слышу вздох, и знаю, что побеждаю. — Ладно. Смотри, как насчет чего-нибудь попроще. Для начала дотронься до резинки трусиков. Она ничего не отвечает, но до меня доносится тихий вздох. Брук не хочет выполнять мою просьбу, но выполнит. Я заставлю её. Я знаю, что это неправильно — то, что я делаю, но говорю себе, что лучше Брук сделает это сама, нежели приду я и сделаю всё по-своему. Бл*дь, лучше её нежные пальчики вместо моих, грубых и мозолистых. — Я не знаю, хочу ли этого. — Ты хочешь. И знаешь, откуда я знаю? — Нет. — Я плохой парень, и могу сказать то, что никогда не смогут тебе сказать богатенькие мальчики. Могу почувствовать, когда чьё-то сердце бьётся как сумасшедшее, как твоё прямо сейчас. Моментально распознаю, когда кто-то лжёт, тайно желая в душе получить запретное. Слышу тихий звук, похожий на хныканье. Я могу точно сказать, чего прямо сейчас желает эта девчонка. — Я живу вне закона, маленькая птичка, вот, где я живу, и куда ты шагнула со мной в ту нашу первую ночь. Ты думаешь, я ничего не вижу? Но знаешь, что? Прямо сейчас ты в моей чёртовой спальне, и это моя рука нажимает на чувствительное местечко меж твоих ног. Потому что ты принадлежишь мне. Из неё вырывается рваный выдох. — Ты напугана? — Я не знаю. — Я думаю, ты знаешь. Ничего не получится, если ты будешь врать мне, в то время как я буду говорить одну лишь правду. Это так не работает, — угрожаю и давлю на неё. — Ты этого хочешь? — Нет. На меня накатывает облегчение. Красивая и сексуальная, Брук отталкивает подальше все свои страхи. Это будто грёбаный святой Грааль для такого ублюдка, как я. — Теперь скажи мне. Ты напугана? — Да. — Это хорошо. Но пойми: тебе не нужно беспокоиться, так как, ты моя. Я получил тебя. Ты в безопасности, и ты будешь трогать себя до тех пор, пока не кончишь. Её дыхание учащается. — Ты когда-нибудь доводила себя до оргазма? Тишина, затем тихое: — Да. — Теперь ты сделаешь это для меня.