Тут никого нет, только несколько полупустых торговых автоматов стоят рядом с дверью в уборную. В стороне валяются пару сломанных столов для пикника, и всё вокруг поросло сорняками. Вдоль парковки линиями припаркованы фуры, но я не вижу никаких водителей вокруг. Я выбираюсь наружу под палящее солнце, не в силах больше выносить тишину. Стоун выскакивает вслед за мной, смотря на меня тяжелым взглядом поверх капота. — Какого хрена ты творишь? — Ты можешь довериться мне, я никогда ничего не расскажу детективу Ривера. — В задницу детектива Ривера, — он выглядит взбешенным. Я ожидала не такой реакции. — Тогда почему ты не хочешь рассказать мне? — я смягчаю свой голос, пытаясь успокоить его. — Может быть, я смогу помочь тебе. Ты не узнаешь, пока не попробуешь. — Он грубо усмехается, словно я несу редкую чушь. — Почему тебе смешно? Потому что я слишком молода? Не достаточно сильна? Ты ошибаешься, — мой голос дрожит от волнения. — Я думаю, ты хочешь рассказать мне, ведь тебе нужен человек, которому ты сможешь высказаться. Тебе нужен кто-то, кто сможет позаботиться о тебе. В ответ Стоун лишь издевательски смеется: — И этот человек, должно быть, ты, да? Парень почти в два раза тяжелее меня, всё его тело напряжено, но в голове мелькает безумная мысль, что я могу противостоять ему и смогу одержать победу в конце. — Да, я этот человек. Скажи, что я не права. Схвати меня и запихай обратно в машину. Давай же, испорти все прямо сейчас! — Не испытывай меня, сладкая. Мое сердце охватывает пламенем, я чувствую себя сейчас ярким солнцем. Не растением, которое может жить или умереть по чужой прихоти. Я чувствую, что Стоун меняет меня в лучшую сторону, и я также хочу попытаться изменить его. — Я с тобой, Стоун. Я сейчас прямо перед тобой, прошу тебя, впусти меня к себе. Он хочет, чтобы я боялась его, ведь это так просто. Он мог бы влепить мне пощечину или вывернуть руки, причинить боль, но он этого не делает. Просто стоит в лучах солнца, злой и свирепый, полностью в моей власти. И тогда я понимаю: это он то растение, лишенное надолго света и воды. Он тот, кто умирает на самом деле. — Забирайся в машину, — приказывает Стоун. Сквозь строгость в его голосе я слышу что-то еще, похожее на отчаяние. — Сейчас! — кричит он. До нас доносится эхо его крика, и жестокие слова повисают между нами. Я касаюсь его руки, не в силах отступить от начатого: — Расскажи мне, что случилось, — шепотом умоляю я. — Ты сказал, что заботишься о своих друзьях, но кто заботится о тебе? Ты же хочешь рассказать, и я здесь сейчас. Что-то щелкает в его голове. По его лицу я понимаю: он принял решение. Стоун приближается ко мне, в то время как все его тело источает угрозу: — Ты думаешь, что знаешь, чего я хочу? Инстинктивно делаю шаг назад, затем еще один и еще. Я не боялась его в машине, несмотря на все запугивания, не боялась, когда бросала ему вызов. Я была в безопасности, но не сейчас. Он человек из плоти и крови, внутри которого закипает гнев. — Свежие новости: ты ни черта не понимаешь. — Его глаза горят огнем. — Знаешь, что будет дальше? Мы вернемся в эту чертову машину, и ты отвезешь нас обратно в школу. Назад к своей домашней работе и глупым девичьим мечтам. Все это было ошибкой. И это, — он указывает пальцем на меня и себя, — никогда не повторится снова. Никогда! Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в мои ладони. — Забирайся. Внутрь. — Он указывает на машину. Кажется, мой мир рушится. Я качаю головой — всё, на что я сейчас способна. Меня выворачивает из-за его бесчувственных и жестоких слов. Не могу поверить, что все происходит на самом деле. Но вместо слез, я выпрямляю свою спину и беру себя в руки. Этому я училась годами: оставаться невозмутимо вежливой, пока все рушится внутри меня. — Конечно. Сразу после того, как схожу в туалет. Если ты не возражаешь, конечно. — Ага, вперед. Отправляйся в дамскую комнату, — говорит он с презрением, словно ненавидит меня. Может, так оно и есть, и Стоун на самом деле не хочет больше видеть меня. Я резко разворачиваюсь и устремляюсь к потрепанному зданию, в котором располагаются уборные. О чем я вообще думала? Пыталась связать себя с кем-то, вроде него. Мало того, что он старше меня, так еще мы из разных миров. Как я могла подумать, что смогу понять его и попытаться помочь? С чего решила, что он захочет меня? Навыдумывала себе, что я для него нечто большее, чем просто очередное отвлечение. Мои глаза наполняются слезами, когда я, наконец, вбегаю в уборную. Половина лампочек разбита, отчего комната находится в полумраке. Тут немного жутковато. Окно под потолком забито листьями и кучей мертвых мотыльков. Мама упала бы в обморок, окажись в таком месте. Наша семья никогда не путешествовала на машине и не останавливалась на стоянках для отдыха. Все наши каникулы проходили в пятизвездочных отелях. Первый класс в самолетах и частные каюты на лайнерах. Все, чтобы соответствовать статусу, а не наслаждаться компанией друг друга. Вода капает с потолка в серую лужу на полу. Я прохожу к раковине и брызгаю холодной водой себе на лицо, пытаясь успокоиться. На самом деле, мне не нужно было в туалет, просто необходимо собраться с мыслями. Сколько сейчас времени? Если мы не поторопимся, я опоздаю на уроки, но я слишком потрясена, чтобы думать еще и об этом. Вытаскиваю бумажное полотенце и вытираю руки. Несмотря на грязь, здесь лучше, чем в ванных комнатах с роскошными креслами и мраморными полами, с горшками пальм под мансардными окнами. Все кажется реальным и настоящим. Я вздрагиваю, когда за мной неожиданно раздается звук захлопывающейся двери. Я не обращаю на него внимания, потому что это все равно не Стоун. Он никогда бы не пришел извиняться, а я сейчас не настроена на фальшивый обмен улыбками с проезжающими туристами. Или с одним из водителей грузовиков, припаркованных снаружи. Слезы наворачиваются на глаза, и я снова умываюсь, бросая взгляд в зеркало. От увиденного я тут же застываю на месте. Позади меня стоит огромный мужик и пялится на мою задницу. На его лице густая рыжая борода, рукава джинсовой крутки обрезаны, а под ней виднеется разорванная футболка. Его руки покрыты жуткими разноцветными татуировками. — Пятьдесят баксов, — говорит он. — За пять минут этого сладкого ротика. Затем он быстро походит и кладет свои грязные руки мне на бедра. Чувствую отвращение от его прикосновения и пытаюсь вырваться из его хватки. — Нет, я не… Он, должно быть, принял меня за проститутку. — Разве тебе никто не говорил, что у шлюхи нет права выбора? — Парень хватает мои волосы и рывком швыряет вниз перед собой. Мои колени врезаются в твердый холодный пол, отчего боль пронзает их. Я пытаюсь закричать и позвать на помощь Стоуна, но мужчина с силой давит своими пальцами мне на щеки, от чего я не могу пошевелить челюстями. Но это никак не мешает мне заплакать. Влага пропитывает чулки на мои коленях, пока я изо всех сил пытаюсь закричать или ударить его, но ничего не выходит. — Пятьдесят баксов. Это что-то около шестисот долларов в час. Слишком много для такой грязной шлюхи, как ты. Ублюдок тянет молнию ширинки вниз, отчего мускусный, отвратительный запах заполняет мои ноздри. Непроизвольно я кривлюсь и задыхаюсь, пока он возится рукой у себя в трусах. — Я не нравлюсь тебе, сучка? Я научу тебя хорошим манерам. Засуну свой член так глубоко в твою узкую глотку, что тот выйдет через эту аппетитную задницу. Едва он произносит последнее слово, как его хватка на мне исчезает, и я чувствую так необходимую мне свободу. Краем глаза замечаю, как мужчина отлетает назад к двери. Стоун. Он швыряет дальнобойщика в стену и начинает наносить молниеносные удары. До меня доносится треск: по стене пошла трещина, а затем комнату наполняют громкие вскрики. Я падаю на руки, пытаясь прийти в себя после пережитого шока. Меня бьет дрожь от того, что чуть только что не произошло, и от того, что успело произойти. Я никогда не забуду руки незнакомца на мне и этот тошнотворный запах. Темные, размытые видения проносятся перед глазами. — Детка, ты в порядке? — Стоун мягко прикасается к моим волосам, а затем к лицу, словно я хрустальная фигурка, которая чуть не разбилась. Сквозь невесомые прикосновения я чувствую его дрожь. — Скажи мне, что ты в порядке, — в его голосе слышится отчаяние. — Пожалуйста, скажи мне… — Я в порядке. — Не знаю, правда это или нет. В порядке ли я? Сейчас передо мной обеспокоенное лицо Стоуна, и все, что я знаю, так это то, что не хочу видеть его таким встревоженным и беспомощным. Он не должен бояться за меня. Тем временем мужчина поднимается на ноги и надвигается на нас. Прежде чем успеваю предупредить Стоуна, он уже на ногах. Водитель больше по комплекции, но у Стоуна есть одно преимущество: его переполняет взрывной гнев, которого я прежде никогда не видела. Он впечатывает тело мужчины обратно в стену, вышибая из него весь дух, но тот восстанавливается достаточно быстро, чтобы успеть ударить Стоуна прямо в челюсть. Я отступаю назад в поисках оружия, которое могло бы помочь, так как дальнобойщик продолжает наносить удары. Стоун уходит от очередного, после чего сам бьет того по лицу, а его следующий удар приходится в шею. Мужчина судорожно сжимает горло, а затем начинает кашлять и задыхаться. — Ты думал, что сможешь трогать ее вот так?! Ее? — голос Стоуна наполнен гневом, словно в него вселился демон. — Из-за тебя она плачет! Ублюдок! Стоун не медлит, нанося удар за ударом. Больше не пытаясь себя защитить, водитель падает на колени. От очередного удара его голова наклоняется под неправильным углом, и я определенно точно знаю, что его шея сломана. О боже, он может умереть. Одна рука мужчины приподнимается, в попытке заслониться от ударов. Стоун бьет его в очередной раз в лицо, после чего мужчина с грохотом валится на пол. — Стоун! — кричу я. Но тот не слышит меня, становится на колени, взбешенный, продолжая методично избивать парня. Стоун потерял контроль над собой, и мне надо остановить его. — Хотел причинить ей боль? — Удар. — Обидеть ее? — Еще один удар. — Заставить ее плакать? — Удар, десятки ударов. Лужа на полу окрашивается в кроваво-красный цвет. Я визжу, потому что мужчина на полу возможно уже мертв. — Стоун! Остановись! — Хватаюсь за его футболку и изо всех сил тяну на себя. — Пожалуйста, не убивай его!