Стоун мотает головой: — Не я. Дети. Неужели он не видит, что он один из них даже после всех этих лет? Даже когда Стоун находился в подвале, он никогда не думал о себе как о жертве, всегда был тем, кто помогал своим друзьям и другим ребятам, таким как Грейсон. — Где сейчас Грейсон? — спрашиваю я, осматривая дом. — Если здесь безопасно, почему он не тут? — У нас есть тайное убежище в городе. Секретное, как сам ад. Сюда могу приходить только я. Теперь не только он. Если его парни для него как младшие братья, то почему он не приводил их сюда раньше? В моем сердце поселяется надежда, что Стоун доверят мне настолько, чтобы доверить свои секреты. Впереди я вижу дверь, которая, должно быть, ведёт в ванную. Я осматриваюсь, надеясь отвлечься от близости Стоуна, поэтому заглядываю в соседнюю комнату. — Почему ты приехал на выпускной? — спрашиваю я, наткнувшись взглядом на кровать, заправленную белыми простынями и накрытую небесно-синим покрывалом. Краем уха я слышу, как Стоун подходит сзади и останавливается позади меня. Воздух тут же электризуется между нашими телами. — Ты сожалеешь о том, что я испортил твоё свидание? — спрашивает Стоун безразличным голосом. Мурашки бегут вдоль позвоночника: — А ты? — Черт, нет. Тот молокосос не заслуживает дотрагиваться до тебя. Его ответ заставляет меня улыбнуться, несмотря на то, что его голос наполнен грустью. — Тогда кто заслуживает касаться меня? — Никто, — от его честности у меня на глаза наворачиваются слезы. Я поворачиваюсь и смотрю в невероятно зелёные глаза. Его кожаная куртка распахнута, открывая миру зелёную футболку. Стоун полностью одет, но я все равно вижу его насквозь. Я могу увидеть зияющую дыру в его груди. Мы встречались прежде, но только сейчас я смогла разглядеть ее. Стоун не позволил Лиаму обнимать меня, но посчитал и себя недостойным этого. Я шагаю ему навстречу, пересекая оставшееся пространство, и опускаюсь перед ним на колени. Я принимаю позу подчинения, но одновременно ощущаю необыкновенную силу. Стоун смотрит на меня напряжённым взглядом сверху вниз. Я не могу прочитать выражение на его лице, но понимаю язык его тела. Он стремится ко мне, уставший от долгих лет борьбы и одиночества. Опасный, но такой сексуальный. Я никогда не занималась сексом, почти не целовалась с парнями, но я могу задать встречный вопрос: сколько раз Стоун занимался любовью? Наверное, никогда. — Ты любил когда-нибудь? — спрашиваю я мягким голосом. Я спрашиваю это не из ревности, а потому что действительно считаю, что Стоун заслуживает любить и быть любимым. Он заслуживает этого больше, чем кто-либо. — Да, — отвечает он хриплым голосом, смотря на меня с болью в глазах. И я ненавижу эту боль. Так вот, что для него любовь? Боль? Может я и наивная восемнадцатилетняя девочка, но я знаю, что любовь приносит не только страдания. Это лучшее, что есть в мире, я уверена в этом. Для меня нет ничего прекраснее, чем стоять на коленях перед этим сильным и красивым мужчиной, который считает себя монстром. — Ты ходил на школьные танцы? Стоун смеётся над моим нелепым вопросом: — Нет. — Ты был в… — я не хочу произносить слово подвал. — Нет, тогда мы уже выбрались и слишком наслаждались свободой, чтобы беспокоиться о каких-то уроках. — Ты жалеешь об этом? — Может, сегодня ночью Лиам напомнил ему все то, чего у него никогда не было. — Нет, — я понимаю, что он лжёт. — Всегда знал, что это дерьмо не для меня. Выпускные шапочки и цветы. Что я, по-твоему, должен был делать с этим? У меня никогда не было и не будет нормальной жизни. Его утверждение болью отдаётся в моем сердце. Именно из-за меня рана в его груди сегодня стала шире, чем обычно. Я поднимаю руку и прохожусь пальцами вдоль переплёта папки, которую Стоун до сих пор сжимает в руке. После перемещаюсь выше и исследую его запястье. Тело Стоуна вибрирует под моими прикосновениями, словно он может разбиться в любую секунду, хоть я и знаю, что у него крепкие кости и твёрдые мускулы, а также непоколебимый дух. Еще выше. Касаюсь его предплечья, тёплой кожи, из-за чего его мускулы плавно перекатываются под моим прикосновением. «У меня никогда не было и не будет нормальной жизни». Внезапно Стоун сжимает пальцы на моем запястье, отводя руку в сторону: — Что ты делаешь? — спрашивает он раздражённо. Что я делаю? Касаюсь его, пытаясь прочувствовать. Узнаю его, может быть, впервые со дня нашего знакомства. Я выворачиваю руку и также хватаю его за запястье. Наши руки странным образом скованы, будто объединились вместе против всего невозможного. Воздух сгущается вокруг нас, в то время как я вдыхаю его неповторимый запах. Он не пользуется туалетной водой или спреем, наоборот, я чувствую его собственный, непередаваемый мускусный аромат. Я не могу выразить словами свои чувства, и поэтому сегодня мне нужно просто прикасаться к нему. Я хочу его. Стоун по-прежнему крепко держит мою руку. От неровного дыхания его грудь под зелёной футболкой опадает то вверх, то вниз. Всего на один момент я думаю, что сумасшедшая: стою перед ним на коленях, воображая, будто он хочет меня так же, как и я его. Так же, как Стоун хочет ту счастливицу, которую любил. Или любит до сих пор. Кто же она? Эта девушка должна быть старше меня. Наверное, она разговорчивая и красивая. А кто такая я? Девчонка из хорошей семьи, которая никогда раньше не занималась сексом. Кто бы она ни была, она достаточно сильная, раз сумела добиться его любви. Но я тоже знаю Стоуна, знаю его настоящего. Я видела, как он убивал, чувствовала, как он сжимал моё тело, когда пытался утопить в реке в ночь нашей встрече. Я видела его избитого, всего в синяках, а ещё я держала в руках маленькую деревянную птичку, которую Стоун сделал специально для меня. Я трогала себя, подчиняясь его командному грубому голосу на другом конце телефона. О боги, тот разговор. Я так много раз проигрывала его у себя в голове, что он навсегда останется в моей памяти. «О да, дорогуша. Я здесь. Направляю твои руки к твоей влажной киске, приказывая трахать себя ими, в то время как мой член вбивается в твою глотку до тех пор, пока из глаз не брызнут слезы, и слюна начнет стекать по подбородку. Несмотря на рыдания, ты не смеешь перестать трогать себя, издавая лучшие звуки в мире». Я освобождаю свою руку из его захвата. Взглянув на Стоуна из-под ресниц, я опускаю руку вниз и задираю край платья вверх. Я собираю всю эту ненужную ткань вокруг своей талии, показывая ему своё розовое нижнее белье. — О, черт, — выдыхает Стоун. Прохладный воздух опаляет мой жар между ног, что делает ощущения еще острее. Нарочно медленно я опускаю другую руку между ног и просовываю пальцы через резинку трусиков, двигаю ими вниз и поглаживаю себя круговыми движениями. — Брук… Что он хочет сказать? Не надо, Брук? Или, Брук, давай еще? Но мне все равно. Моя жизнь полна улыбок, за которыми прячется моя грусть, я устала ходить в поношенной одежде для того, чтобы все оценили мой внешний вид, устала быть вежливой. Все это ложь. Здесь и сейчас я стою на коленях перед этим восхитительным мужчиной, вот она — правда. Влажность между моих ног настоящая, так же как и грубые деревянные доски паркета под моими коленями. Моё желание настоящее, почти невыносимое. Он тот самый мужчина, который не сравнится ни с одним парнем. Стоун луна, освещающая тёмную ночь, коей является моя жизнь. — Только ты, — в конце концов, произношу я. — Не Лиам. Ни кто-либо еще. Я не хочу их. — Прости меня, — отвечает он. Я смотрю на него из-под ресниц, вглядываюсь в зелёные глаза, потемневшие от возбуждения. — Тебе не за что просить прощения. — Я разрушаю тебя, сладкая, — говорит Стоун расстроенным голосом. — Но мне нравится это, — я достаю руку из своих трусиков и протягиваю ее к его ширинке. Сначала расстёгиваю серебристую пуговицу, а затем тяну молнию вниз, пока мои руки трясутся от желания. — Я хочу этого, Стоун, — я почти умоляю его. — Я хочу сделать то, что ты говорил мне тогда по телефону. Разрушь меня. Он продолжает смотреть на меня сверху вниз, прожигая взглядом. Тогда я набираюсь смелости и произношу шёпотом слова, которые раз за разом повторяла у себя в голове уже многие месяцы: — Я хочу, чтобы ты засунул свой член мне в рот. — Бл*дь, — Стоун просовывает руку мне в волосы, контролируя тем самым мои движения.