Стоун рассказывает, что Грейсон изменился, но мне кажется, что это также повлияло и на Стоуна. Он тоже изменился. Мы сидим рядом, и я не могу не заметить перемен. Прошло полтора года с момента нашей последней встречи, но дело не только в этом. Внешне Стоун все тот же, но внутри он стал сильнее и спокойнее, выглядит более целеустремлённым. Воздух между нами накаляется до предела. — Но он с тобой, — говорю я, — и я рада. Не важно, как Грейсон выбрался. Я, правда, рада за тебя, Стоун. — И тут я понимаю, что говорю ему чистую правду. — Я тоже, — отвечает он негромко. Моё дыхание ускоряется, как только Стоун придвигается ближе и убирает прядь волос с моего лица, задевая костяшками кожу на щеке. Кожа горит от его прикосновения, посылая мурашки по моим рукам. — Сегодня ты выглядишь безупречно. Такая чертовски красивая, что это почти убивает меня. — Ты тоже красивый. Его глаза сужаются, словно я сказала что-то глупое. Стоун оттягивает край зелёной футболки под кожаной курткой со словами: — Да? Потому что это моя лучшая футболка, которую я надеваю только по особенным случаям. В его голосе чётко слышится сарказм, но цвет футболки идеально сочетается с глазами, что смягчает черты его лица. Зелёная ткань соблазнительно обтягивает грудные мышцы и широкую шею Стоуна. Взглядом очерчиваю линию сильной челюсти и на мгновение я представляю, как целую его туда. — Я, правда, так думаю, Стоун. Он пристально смотрит на меня, и я отчётливо ощущаю, что в этом прекрасном доме только мы одни. — Мне нужно рассказать тебе кое-что, Брук. Я киваю, пытаясь сосредоточиться на его словах. — Мы недавно поговорили… с парнем, который помог подставить Грейсона. Тревожное чувство поселяется в моей голове. Поговорили. Они сделали намного больше, чем просто поговорили. Остался ли этот парень в живых? — И мы получили новую информацию. Плохие новости, — Стоун делает паузу, накрывая руками папку. — Прямо сейчас других мальчиков держат в плену, как нас когда-то. Мой живот делает сальто. — Где? Прямо сейчас? — Мы пока не знаем, где они находятся. Пока, — повторяет он твёрдым голосом. Другие дети в таком же подвале. Может быть, и они где-то там дотрагиваются до дверцы печи, пытаясь облегчить свою боль. Я почти чувствую тепло на кончиках своих пальцев. — Вы сообщили об этом в полицию? Стоун смотрит на меня так, словно я сошла с ума. — Ты ничего не знаешь об этом городе, не так ли? Полиция защищает тех ублюдков, Брук, она помогает им. Из меня вырывается удивлённый вздох. — Для нас это слишком, знать о тех ребятах, находящихся в какой-нибудь дыре, и при этом бездействовать, они измучены, и меня убивает мысль, что у них совсем нет надежды. По крайней мере, они не знают, что у них есть мы. Я чувствую, что они в отчаянии, но осталось недолго. Стоун ненадолго прерывается, уставившись прямо перед собой. «У них есть ты, — думаю я про себя, — что делает их чертовски удачливыми». — Мы вытащим их оттуда и заставим пожалеть всех, кто приложил к этому руку. Я киваю, тяжело сглатывая. Мне до сих пор не верится, что мой папа мог быть осознанно вовлечён в этот ужас с пленёнными мальчиками. Но что я отвечу, если Стоун спросит меня напрямую о Смотрителе? Мой отец не заслуживает смерти. Нет ни единого шанса, что он может быть связан с теми людьми, даже если и помог когда-то давно с куплей собственности. Его наверняка обманули. Папа просто не может помогать удерживать невинных детей взаперти. Стоун открывает папку, до сих пор лежащую на его коленях: — Я хочу показать тебе это. Он переворачивает исписанные ручкой страницы, некоторые слова обведены в круги и соединены с другими, образуя паутину. Видимо, это его собственное расследование. — Ублюдки еще не знают, что нам все известно. Эти дети изменили все для нас. — А ты уверен, что… что в этот раз ещё больше детей держат под замком? — О да, эта информация от источника, который не мог солгать. Я фокусируюсь на заметках. Они напоминают доску расследования полицейских, только вместо фото здесь десятки имён. Имя Мэдсон обведено в круг и перечёркнуто. Губернатор Дорман? Я в шоке продолжаю глазеть на это вычеркнутое имя. — Губернатор замешан в этом? — Именно он дал нам информацию о детях, — отвечает Стоун. — Именно он засадил Грейсона. — Он ведь недавно умер. В газетах написали, что это был сердечный приступ. — Определённо не сердечный приступ, — отвечает он просто. Стоун указывает на маленькое изображение с тем самым сгоревшим домом. — Кто бы ни был владельцем, документы собственности утеряны. Или сказать более точно, уничтожены. В последнее время мы выслеживаем крупных акул в бизнесе недвижимости и строительства. Мы поспрашивали пару из них, — что означает: пытали, а может и убивали их, — но никто так ничего и не сказал. Тогда я решил поискать среди начинающих бизнесменов лет двадцать назад, и твой отец как раз начинал строить свой бизнес в то время. Я замираю на месте, пока Стоун пристально смотрит мне в глаза. Я чувствую растущую панику внутри, а также разъедающее чувство вины. Может, я чувствую вину перед Стоуном из-за того, что скрываю свои подозрения от него? Или все-таки перед отцом за одну только мысль предать его? — Я знаю, это было давным-давно, но может он сможет что-нибудь вспомнить. Может быть, кто-то расспрашивал его о заброшенных домах. — Стоун указывает на круг, внутри которого красным написано Смотритель. — Я не надеюсь на это, но, может, он до сих пор знает этого человека. — Двадцать лет назад, — повторяю я. — Я знаю, что о многом прошу, именно поэтому я показываю тебе это, чтобы ты была в курсе дела и понимала, что стоит на кону. Даже если он не знает никого по кличке Смотритель, может, он вспомнит важную информацию. Если бы мы только смогли сложить очередную деталь пазла. В то время твой отец мог быть знаком с Дорманом. Моё сердце выпрыгивает из груди: — Так ты не узнал, кто такой Смотритель? — Нет, но ты только посмотри, все дороги всегда ведут к нему. Слишком много дорог на самом деле. Что если отец все же причастен к кровавому бизнесу? Какова вероятность того, что к нему ведёт столько дорог, а он до сих пор остаётся в неведении? — Мой папа вряд ли сможет нам помочь, — дрожащим голосом говорю я. — Он точно должен был слышать что-то, — Стоун говорит более нетерпеливо. — Как можно работать в сфере городской недвижимости долгое время и ничего не слышать. О боже. — Он больше не занимается строительством. — Все равно поговори с ним. Я киваю: — Потому что где-то там страдают дети. — Это продлится недолго. — Ты собираешься подарить им свободу. — Тут ты права. Я тянусь к нему и сжимаю в руках воротник его футболки. Он, и правда, изменился. Прямо сейчас Стоун сосредоточился на спасении беспомощных мальчиков. И мне нравится это, нет, я в восторге, но как я смогу скрывать от него все? Я каждый день вижу истощённого отца, приходящего домой после очередного тяжёлого рабочего дня, и все ради того, чтобы спасти нашу компанию. Но как бы то ни было, папа продолжает с улыбкой просить меня прочитать написанный мной стих или посмотреть с ним какое-нибудь глупое шоу по телевизору. Он постоянно находит время для меня, а после этого пособничает людям, издевающимся над детьми? Никогда. Стоун не станет задавать вопросов и вдаваться в нюансы. Он допросит моего папу единственным известным ему способом. — Я поговорю с ним, — наконец-то отвечаю я. Уже представляю себе это: «Эй, пап. Помнишь ли ты что-нибудь о продаже маленьких детей на чёрном рынке?». Милый семейный разговор, но все же лучше, чем его беседа со Стоуном. — Спасибо, — благодарит он нежно. — Это очень важно для меня. Я тянусь и сжимаю его тёплую руку. В ответ Стоун пожимает мою, отчего в моем животе вспыхивает пламя. — Конечно, это важно. Ты важен.