Теперь он касается меня всей рукой, скользя ладонью вдоль моей шеи, и притягивает меня ближе. Мозоли трутся о нежную кожу, в то время как его горячее дыхание опаляет мою щеку. О чем бы я ни беспокоилась секунду назад, это уже не имеет никакого значения. — Стоун, — шепчу я, наслаждаясь его именем. Наслаждаясь тем, что мы с ним, наконец, снова вместе. Его рука ложится на кружевную ткань, которая прикрывает вырез платья. Стоун рывком разрывает ее, и я от неожиданности вскрикиваю. — Шшш, я понял тебя. Ты хочешь, чтобы такой больной ублюдок, как я, оттрахал тебе с презервативом, не так ли? Я не понимаю, почему он называет себя так? Моё возражение теряется в крике, когда Стоун скручивает мой сосок между грубыми пальцами. — Я должен был кончить тебе на лицо, чтобы показать всему миру, как тебе нравится играть в грязную плохую девочку. — Я не играю, — говорю я. — Это не игра, и ты не… Стоун накрывает мой рот рукой, прерывая на полуслове. «…ты не грязный ублюдок» — вот, что я хочу сказать, но он сильнее прижимает руку, потому что не хочет слышать этого. — Такая вежливая, — с этими словами Стоун целует меня в лоб. Его пальцы снова скручивают сосок, посылая электрический разряд прямо между моих ног. — Я сказал: никаких разговоров. Поняла? Я качаю головой из стороны в сторону в знаке отказа, но он не отпускает меня, игнорируя мой ответ. Я не могу сконцентрироваться с его пальцами на моих сосках, отчего моё тело опять горит от желания. Стоун ведь специально заводит меня. Я мямлю слова ему в руку, потому что мне необходимо сказать ему, что он вовсе не ублюдок. Он самый замечательный мужчина, которого я знаю, он хороший, храбрый и добрый. Но его рука уже у меня между ног, заставляет забыть обо всем, и все окончательно перемешивается в голове. — Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя с презервативом? Хочешь, чтобы я сделал тебя плохой и грязной, в то время как эта упаковка предназначалась хорошему парню с танцев? Он может дарить тебе дорогие подарки и возить в дорогие рестораны, но не может грязно оттрахать тебя так, как это могу я? Поэтому ты хочешь меня? Мои бедра двигаются навстречу его движениям, пока он все так же крепко зажимает мне рот рукой. Стоун скользит пальцем глубже, вторгаясь в меня. Я всхлипываю, не в силах контролировать эмоции. — Ты этого хочешь? Я всхлипываю и киваю в знак согласия. Он убирает руку, тогда я выкрикиваю в отчаянии, ведь я была так близко: — Да! Пожалуйста. Стоун смотрит на меня, и я точно могу сказать, что в эту секунду он пытается сделать правильный выбор. Он резко поднимается на ноги, рывком потянув меня следом за собой. Мир вокруг начинает вращаться, когда Стоун закидывает меня к себе на плечо. Мы куда-то идём, после чего я падаю на кровать. — Тебе лучше раздеться к тому моменту, как я вернусь. И затем он поспешно выходит из комнаты. Я пытаюсь вылезти из своего платья, стараясь как можно быстрее стащить с себя всю одежду. Когда Стоун возвращается, он становится напротив и начинает изучать меня нахмуренным взглядом. Я лежу перед ним полностью обнажённая и большего всего на свете желаю, чтобы он прикоснулся к моей коже, но не потому, что он испорчен. А потому что я все в нем люблю, и потому что доверяю ему как никому другому. Из всех людей, которых я когда-либо встречала, только Стоун никогда не лгал мне. Он бросает на кровать клатч со словами: — А теперь достань презерватив, я не могу ждать всю ночь. Я тянусь к клатчу, но что-то не так в том, как он говорит со мной. Что-то изменилось. Стоун медленно снимает кожаную куртку, после чего через голову стаскивает футболку и швыряет ее на пол. Его грудь очерчена ярко выраженными мышцами, а внизу живота красуются заветные шесть кубиков, которые мне тут же хочется облизать. Но я отвлекаюсь: вся верхняя часть его прекрасного тела покрыта белыми полосами разных размеров — шрамами. Некоторые из них неровные и рваные, в то время как другие наоборот ровные и гладкие. Все его тело несёт в себе историю, и я не могу оторвать глаз, наслаждаясь красотой и впитывая в себя всю его боль. — Прости, салон тату был закрыт, поэтому ты не увидишь дерьмовых роз, или что там ещё набивают подростки. Хочешь трахнуть плохого парня? Придётся потерпеть это уродство. — Я думаю… — Заткнись, меньше слов — больше дела. Дай мне его, — Стоун протягивает руку ко мне. Я хотела сказать, что шрамы прекрасны, но его настроение резко изменилось. В моей груди поселяется нехорошее предчувствие. Не из-за страха, нет, из-за непонимания. Я кладу обёртку ему на ладонь, наслаждаясь лёгким прикосновением наших пальцев. — Подвинься, — он толкает меня вперёд к изголовью кровати. Я неуклюже двигаюсь вверх, ожидая, что он последует за мной. Моё голое тело раскинуто прямо перед ним, но Стоун даже не смотрит на меня, разворачивая презерватив. — Девушка вроде тебя не должна так себя вести, — говорит он, уверенно раскатывая латекс по длине члена. Может, Стоун слишком сосредоточен и поэтому больше не смотрит на меня? Я не чувствую больше связи между нами. — Но если ты действительно хочешь этого… — Стоун, — я пытаюсь привлечь его внимание. — Я хочу тебя. Всегда хотела. — Ты только думаешь, что хочешь меня. — Ты не можешь читать мои мысли. Но он не слушает. Стоун забирается на кровать, снова собирая мои волосы в кулак. Со странным блеском в глазах, он рывком переворачивает меня, вжимая моё лицо в грубую ткань покрывала. — Задницу вверх. Сейчас же. — Подожди. — Я представляла себе все не так, я думала, мы будем лицом к лицу. Стоун с характерным звуком болезненно шлёпает меня. — Я сказал вверх. Только не говори мне, что ты ожидала зажжённых свечей и лепестков роз. Медленно я становлюсь на колени, задирая попку как можно выше. Я напоминаю себе, что доверяю ему, он мог столько раз причинить боль, но не делал этого. Стоун становится на колени позади меня. Его руки ложатся на мои бедра, но в прикосновениях больше нет никакой нежности. Я совсем не понимаю, что случилось. Почему он вдруг разозлился на меня? Его пальцы пробираются между моих ног, размазывая влагу грубыми движениями. — Стоун? — Ноги шире. — Не дожидаясь, он шире разводит мои ноги резким движением. Моё лицо тут же заливает краска, когда я представляю, какой обзор сейчас ему открывается. Я пытаюсь проглотить ком, вставший поперёк горла, а щека продолжает тереться о грубую ткань покрывала. Всю свою жизнь я совершала ошибку за ошибкой, не замечая этого. Сделала ли я что-то неправильно в этот раз? Я поворачиваю голову в попытке понять, что же пошло не так. И я вижу Стоуна, стоящего на коленях, пока его грудная клетка вздымается от учащённого дыхания. В глазах мужчины, в которого я влюбилась всем сердцем, застыла боль. Он выглядит таким потерянным. Спустя секунду Стоун прижимается всей своей толщиной к моим складочкам. — Что произошло? — спрашиваю я дрожащим голосом. Стоун тут же хмурится, натыкаясь на мой взгляд. — Разве я разрешил тебе поворачиваться? Мы так не договаривались. Ты будешь лежать лицом в покрывало и принимать меня так глубоко, как только возможно, — он шлёпает меня на этот раз сильнее раза в два. — Ау! — вскрикиваю я. — Ляг обратно на покрывало, или ты уже передумала? Моё сердце бьётся как сумасшедшее. В голове снова и снова звучит голос, твердящий, что все это неправильно. Во время минета Стоун был груб, но вёл себя по-другому. Так, словно между нами был секрет, о котором знали лишь мы вдвоём. — Почему ты до сих пор смотришь на меня? Я пристально всматриваюсь в его лицо и теперь отчётливо вижу: в его взгляде нет боли, там застыло чувство одиночества. Всеми своими движениями и действиями он пытается отгородиться от меня, отключив все свои чувства. В мою грудь словно всадили нож, когда я осознаю, что, находясь рядом со мной, Стоун все равно остаётся самым одиноким человеком на планете. Почему же он так упорно продолжает отталкивать меня? Почему заставляет меня бороться с ним? Дело не в том, что ему нравится грубый секс, он просто пытается свести все к единственному, о чем он так хорошо знает. К боли. — Нет, — говорю я. — Уже наигралась? — усмехается он. Я встаю на колени и поворачиваюсь к нему лицом, прикасаясь ладонями к его груди. — Что ты делаешь? — выплёвывает он, хватая меня за запястья. — Отпусти меня! — я чуть ли не кричу, отталкивая его руки от себя. Стоун отпускает меня, удивлённый вспышкой злости.