– И куда ты их спрятала? – спросил он тихо. – При чем тут я? Из-за того, что я сказала «ля-ля-ля»? – Лиана! – Ну хорошо: сознаюсь. Они здесь, неподалеку. Только не берите с собой Андрея! – Почему? – удивился Долбушин. – Тут случай особый. Триш и Ерш люди нервные, арбалетов не любят, а Король Мусора – тот вообще дружит со своей головой только за этикетку от шоколадки. – А люди Тилля, которые следят за моим домом? – спросил Долбушин. – Со слежкой и так разберутся! – произнесла Лиана с предвкушением в голосе. На улице она не стала скрываться, а решительно двинулась к своей маленькой машинке и села за руль. Долбушин разместился рядом, пристроив между коленями зонт. Минут через десять Лиана остановилась у длинного дома, разделенного надвое узкой пешеходной аркой. Лиана и Долбушин скользнули в нее и оказались напротив блочной девятиэтажки. Это была девятиэтажка из той неудачной панельной серии семидесятых годов, где, когда человек чихает на восьмом этаже, с пятого ему говорят: «Будь здоров!» Подходя к единственному подъезду, Лиана оглянулась на арку. Как раз в этот момент из нее неторопливо вышел мужчина в синем свитере, держащий в руке большой пакет. – Примерный семьянин летит в гнездо к своим птенчикам. В пакете у него, конечно, две банки зеленого горошка, докторская колбаса и французский батон, – насмешливо сказала Лиана и скрылась в подъезде. С минуту после их ухода примерный семьянин топтался у арки, видимо вспоминая, не забыл ли он купить приправу для супа, после чего деловито устремился к подъезду. То, что дверь оказалась незапертой на кодовый замок, ему почему-то не понравилось. Он нахмурился, и правая рука его скрылась в пакете, скорее всего собираясь отщипнуть кусочек от французского батона. Не вынимая руки из пакета, он стал красться по лестнице. Лифт, который он почему-то не стал вызывать, но к звукам которого жадно прислушивался, остановился ближе к верхним этажам. До восьмого этажа семьянин поднялся без приключений. Все квартиры здесь были явно обитаемы. Попадались то велосипеды, прикованные к батарее гибкими кодовыми замочками, то коляски, то стопки растрепанных журналов на подоконниках. Нечто странное началось уже после восьмого этажа. Ведущую наверх лестницу перегородили две красные ленты с болтающейся бумажкой «ОСТОРОЖНО! РЕМОНТ!». Клочки обоев в большом пакете, оторванный деревянный плинтус и кисти в высохшей краске подтверждали, что ремонт действительно идет. Остановившись у лент, семьянин прислушался. С девятого этажа долетали неясные голоса. Тренькнул звонок, дверь открылась и закрылась. Не двигаясь с места, мужчина продолжал прислушиваться. Было так тихо, что он слышал, как между стекол подъезда бьется муха. Убедившись, что других звуков нет, семьянин ловко поднырнул под натянутые ленты и начал беззвучно красться наверх. До первой площадки строительного хлама почти не встречалось, не считая упомянутого плинтуса и обоев, но дальше начались завалы. Мусора навалено было столько, что жители последнего этажа, должно быть, вообще не могли подняться к себе без лифта. Но и лифтом им воспользоваться было непросто, поскольку напротив него стоял старый диван с крышкой. – Просто баррикада какая-то! – пробормотал семьянин, пытаясь сообразить, какая из дверей недавно открывалась. Внезапно одна из рам пришла в движение и, съехав по ступеням, острым углом толкнула мужчину в ногу. Это произошло так неожиданно, что семьянин подпрыгнул и, не удержавшись, пнул раму. В следующую секунду вся огромная куча взвилась в воздух, превратившись в крылатого змея. Крыльями ему служили два стула, телом – пластиковые бутылки, а головой – железное ведро, заполненное присохшей строительной смесью. Раскачиваясь как кобра, змей устремился в атаку. Мужчина, завопив, выстрелил. Пакет сорвало, и под ним оказался тяжелый, но, увы, уже разряженный арбалет. Змею выпущенный болт ни причинил вреда. Ведро с присохшей строительной смесью тюкнуло стрелявшего по затылку, а еще секунду спустя рухнувшее тело было погребено под завалами мусора. Крышка старого дивана у лифта откинулась, и оттуда выглянула кукла. Она была носатая, с длинной узкой бородой, которая была сплетена вместе с волосами во множество косичек. – Хозяин, не бойся, вылезай! – пропищала она, и из-под крышки выбрался человек, очень похожий на свою куклу, такой же лысый и бородатый. Он деловито посмотрел на торчащую из-под горы мусора ногу и покачал головой. – Ай-ай-ай! Любопытство не порок! Но утолять его надо с помощью энциклопедий, а не шастая по чужим подъездам! – назидательно изрек он. Кукла закивала, признавая пользу энциклопедий. – Вероятность, что он пнет раму и этим обозлит добрейшего Короля Мусора, составляла один к десяти. Ну, нолик мы откинули, а один к одному – с такими шансами уже можно работать! – пробормотала она. Гора хлама пришла в движение, и из-под нее показалась странная личность. Не пошевелись она, никто не определил бы, где заканчиваются банки из-под горошка и банановая кожура и начинается Его Величество Король Мусора. Король притянул к себе прорванный выстрелом берсерка молочный пакет и, цокая языком, погладил его как раненого котенка. – Да-да, любите вещи, и они тебя полюбят! А то поматросил и бросил! Что за потребительское отношение! – пристыдил Триш свою куклу. Кукла закивала, соглашаясь с ним. – Вот-вот! – пропищала она. – Надо было не пинать раму, а сказать: «Простите, ваше величество!» И он бы его пальцем не тронул! Услышав свое имя, Король Мусора обернулся на голос. – Отдыхайте, ваше величество! И простите ваших верных слуг за беспокойство! – льстиво произнес Триш. Куча миролюбиво забурчала, улеглась и затихла. Триш поднял арбалет берсерка и, продолжая спорить с куклой, исчез в квартире. Лиана и Долбушин ждали его в комнате. В ней было очень чисто. Весь мусор до последнего фантика следовал за своим королем, приползая и уползая вместе с ним, так что проблема уборки решалась сама собой. – У нас тут то почти стерильно, то очень антисанитарно. Все зависит от того, где в данный момент находится его величество! – шепотом, чтобы Король на лестнице не услышал, объяснил Триш Долбушину. Кукла согласно закивала и полезла пожимать руку главе финансового форта, что и проделала с большим искусством, потрясая ее сразу двумя мягкими ладонями. – Обожаю вельможные длани! – восклицала она. – Берсерк жив? Не убежит? – поинтересовался Долбушин. – Отдыхает. Не беспокойтесь. Король за ним присмотрит. Как-то он одолел двоих ребят Тилля с помощью старого зарядника от телефона. Мы с Ершом были так потрясены, что хотели завести для зарядника особую музейную банку, но он куда-то уполз, – наябедничал Триш. – А где Ерш? – спросила Лиана, безуспешно отыскивая в комнате плотного человечка в узеньких очочках, повелителя всех носков мира. Триш и его кукла обменялись красноречивыми взглядами. Кукла изобразила ручками уклончивое, но крайне ехидное движение: – Ерш занимается пропагандой. – Чем-чем? – удивился Долбушин. – Пропаганда у него особого рода! Сплошное носколюбие. У нас имеется пачка денег – следы былой щедрости уважаемой Лианы. Всю середину пачки мы давно потратили и подменили на мелкие купюры, но по краям пачка еще имеет солидный вид. Ерш засовывает ее во влажный, довольно противный с виду носок и бросает на газетку у метро. Разумеется, все брезгливо проходят мимо. Целая толпа черствых, абсолютно равнодушных к страданию бедного носка индивидуев! Нет ни одного человека, который пожелал бы поднять непонятно чей носок! И тут появляется прекрасный Ерш – весь в белом, как купец Паратов из «Бесприданницы». Он опускается перед носком на колени и на глазах у мгновенно собравшейся толпы извлекает из носка пачку денег! Занавес! Триш величественно выпрямился: – Он хочет заставить человечество уважительно относиться к носкам! А теперь, господа, позвольте узнать цель вашего визита. Если надо кого-то убрать – не стесняйтесь! Даже не надо объяснять причин неприязни – просто скажите, что он разбрасывает носки или не уважает мусор! – Мы пришли увидеть Того-Кто-Знает-Все! – сказала Лиана. Кукла Триша что-то зашептала хозяину на ухо. Триш очень смутился: – Увидеть, конечно, вы его можете. Только, пожалуйста, не удивляйтесь! Прошу следовать за мной! Он поманил Долбушина и Лиану в соседнюю комнату. Рядом с гудящей морозильной установкой, производящей собачий холод, сидел ледяной человек в лыжной шапочке и с красивым полосатым шарфом на шее. – Ой… Он же был жидкий! Мы же его в ванну наливали! – охнула Лиана. – А теперь он ледяной, да!.. Сменил образ! – похвастался Триш. – А он вообще нас видит? – усомнился Долбушин. Триш цокнул языком: – Да, видит. Но, боюсь, у вас не хватит терпения с ним пообщаться. Видите его руку? Сейчас она чуть приподнята. А вчера была сантиметров на десять ниже. Думаю, он хочется почесаться. Или зевнуть. Подождем с недельку – и выясним точно!.. Мы с Ершом даже поспорили! – Он и сейчас, конечно, знает все, но очень-очень медленно знает, – ехидно добавила кукла. Лиана обошла статую кругом. – А нельзя его разморозить? – спросила она. – От экстренной разморозки у него чудовищно портится характер. Он кипит и с ходу переходит в жидкое состояние. Если кто-то захочет, чтобы его обварило – вы скажите, не стесняйтесь! Я тогда покатаюсь в лифте, а потом прибегу на ваши крики! – сказал Триш. Долбушин покачал головой, повернулся и направился к двери. – Подарите мне всего минуту вашего бесценного времени, добрый господин! Перед тем как Тот-Кто-Знает-Все попросил его заморозить, он надиктовал Ершу письмо для вас! – крикнул ему вслед Триш. Долбушин вернулся. Триш отлепил от пробковой доски приколотый кнопкой конверт. Внутри был единственный листочек, исписанный острым, точно из иголок состоящим почерком. Долбушин дважды внимательно прочитал письмо и, нахмурившись, сунул его в карман. – Чего там? Неприятности какие-то? – спросил Триш. – А вы не читали? – не поверил Долбушин. – Не-а. Если там про гибель человечества, то это страшно. Чего лишний раз себя огорчать? – Триш кивнул на согласно закивавшую куклу. – А если про что-то другое, то нам неинтересно! – И Ерш ничего не говорил? Он же писал! Кукла захихикала: – Ерш может помнить только про носки. Даже при том, что многие народы их вообще не носят, носков в мире больше двадцати миллиардов. И многие не получают внимания, штопки и заботы. Где тут о другом помнить! В лифте Лиана тихо спросила у Долбушина: – Ну что там в письме? Не доставая конверта, тот потрогал нагрудный карман: – Тот-Кто-Знает-Все предугадывал, что у шныров может появиться новая закладка. Эльбам в хранилищах станет жарко, и, объединившись, они попытаются пробить ход в болото. Мы сами виноваты. Вначале раздаривали наш мир по кусочкам, в обмен на псиос, а теперь решили отдать весь остаток разом. Чего мелочиться! Лиана выслушала его спокойно, лишь немного побледнела. – А делать-то что будем, Альберт Федорович? – спросила она. Долбушин усмехнулся. Лиану редко волновали абстрактные вопросы. В этом отношении она была женщиной устойчиво пещерной. Когда на тебя нападает саблезубый тигр – поздно разглагольствовать, за что тебе это ниспослано. Надо или шевелить ножками, или помирать. Лиана потому и преуспевала, что всегда шевелила ножками. Долбушин достал из кармана письмо и протянул его Лиане. Та быстро пробежала его глазами: – Ага, вот! Он пишет: «Что делать, я не знаю, но если мир каким-то чудом уцелеет, приходите на Новый год и принесите мне в подарок пену для ванны и бумажный кораблик». Оптимистично, не правда ли?