Горшеня рывком встал и, высоко вскидывая застревающие в глинистом дне ноги, затопал по ручью туда, где он нырял под железнодорожный мост. Было это недалеко от станции, в лесу, сразу за копытовскими огородами. Глава двадцать пятая Письмо невидимке Все, к чему человек стремится на самом деле, – это радость. Только радость и удовольствие – это абсолютно разные вещи. Из дневника невернувшегося шныра Из леса они выбирались на двух машинах. В первой в одиночестве ехал Долбушин, во второй – Триш, Ерш и Король Мусора. За рулем сидел Ерш, на заднем сиденье – Триш с куклой и между ними Рина, связанная старым шпагатом так умело, что не могла и пальцем шевельнуть. Король Мусора ехал в багажнике. Было слышно, как он там ворочается и пыхтит. Рина требовала отпустить ее, психовала, горячилась. Триш и Ерш слушали ее с поощрительным интересом, а вот кукла обхватила голову ручками. – Ты неважно ругаешься, – сказала она с укором. – Как хочу, так и ругаюсь! – Это понятно. Но каждый должен ругаться в своей культурной плоскости. Культурный человек должен ругаться культурно, а бескультурный – бескультурно. Иначе получается забавно. – Я что, неправильные слова говорю?! – рассердилась Рина. – Да нет, слова правильные, да только они как-то не звучат. Представь себе розовые гольфики для девочек на трактористе, да еще поверх резиновых сапог! – влез Ерш, у которого все сравнения были исключительно носочного ряда. Рина лягнула Ерша через спинку переднего сиденья. Ерш недовольно хрюкнул. – Она мне надоела! Может, спровадим ее в машину к Альберту Федоровичу? – предложил он. – Думаешь, он просто так один едет? Не хочет слушать воплей, – отозвался Триш. – Ну тогда заткнем ей рот носком. Не одолжишь свой? – спросил Ерш. – У тебя что, носков нет? – удивился Триш, знавший, что у Ерша все карманы полны носков. – У меня с собой только самые любимые. Не хочу, чтобы она их перекусала. Разве что Белого Клыка в ход пустить? Он у меня носок боевой, из шерсти упряжной лайки! Так будешь молчать или нет? А то я что-то подустал от воплей. Рина пообещала приуменьшить звук. И без того ясно, что Триш, Ерш и Король Мусора ничего не решают. Не они устроили это похищение. Ну, попадись ей теперь Долбушин! Ишь ты, в другую машину от нее спрятался! Боится ее, значит! Автомобиль с усилием пробирался по грунтовой дороге, нырял в выбоины, утробно урчал, переваливался. – И куда мы едем? – спросила Рина. – Вон за теми фарами! За папой твоим! – Ерш кивнул на габаритные огни переднего автомобиля. – И куда? В город? Триш с Ершом переглянулись. – Точных указаний не поступало. Но пока больше похоже, что в Копытово, – предположил Ерш. – Что, к рогрику? – спросила Рина. – Да тут дело такое. Если рогрик мир продырявит, то хоть Москва, хоть Копытово, хоть Вашингтон – особой разницы нет! – философски отозвался Триш. – Опять же, может, Альберт Федорович надеется еще на что-то? Вообще-то он странный последнее время… – Странный? – заинтересовалась Рина. – В чем странный? – Да я уж не знаю: странный, и все. Раньше у него лицо было как у статуи командора. Офисный такой сухарь. Все по полочкам разложит, план составит, сам себе все докажет. А тут даже мимика какая-то живая появилась. Иной раз посмотришь на него: почти что человек! – ляпнула кукла и опасливо примолкла. Спохватилась: а ну как Рина сболтнет Долбушину, как о нем отзываются? Дорога петляла, шла то полем, то лесом. Фары выхватывали то высокую траву, то темные, вразнобой росшие деревья, то завалившийся деревянный дом с прогнившей крышей. Внезапно они высветили треугольный знак железнодорожного переезда. Машину два раза тряхнуло, и Рина поняла, что они переехали на ту сторону. Ты-дык-тык-тык… ты-дык-тык-тык… звук и промежуток между ними были какими-то знакомыми. Кажется, они и с Кузепычем здесь часто ездили. «Копытово?» – подумала Рина, плохо узнавая его в темноте. Да, это было Копытово, дальняя его часть, та, что выходила за железную дорогу. Местные ее не уважали, рассказывая друг другу сказки про засыпанное болото, на котором она якобы стоит, – зато любили горожане, селившиеся поближе к электричке, чтобы утром поскорее провалиться в объятия любвеобильной толстухи-Москвы. Лаяли потревоженные машинами собаки. Одна из них сидела на крыше пристройки, вплотную примыкавшей к забору, рычала, скаля белые зубы, и глаза у нее светились в темноте, отражая фары. Долбушин вышел из автомобиля и махнул рукой, подзывая к себе Ерша. Тот поспешно подбежал. Было видно, как они о чем-то совещаются. – Чего стоим? Приехали? – спросил из багажника Король Мусора. – Ага. – А свалка есть какая-нибудь поблизости? – Нет, нету, – торопливо соврал Триш, хотя Рина видела, что свалка почти повсюду. С вывозом мусора в этой части Копытово все было очень альтернативно. За вывоз мусора платили только дачники, а местные утверждали, что они не мусорят, и выбрасывали все в овраг, изредка, по настроению, зарывая трактором. – А почему ты сказал, что мусора нет? – шепотом спросила Рина у Триша. Триш демонстративно отвернулся от нее, но кукла ответила: – Тшш, умоляю! Ты когда-нибудь ехала в легковушке, когда на коленях у тебя стоит разваливающаяся тумбочка, а под тобой сырое одеяло, пропахшее котиками? И выбросить ничего нельзя, потому что этот маньяк помнит каждую сломанную спичку? Ерш постучал в стекло машины, подзывая к себе Триша. Тот вылез, пошептался с ним, после чего вернулся к автомобилю и в свою очередь постучал в багажник: – Ваше величество! Мы уходим с Альбертом Федоровичем! Вы охраняете пленницу! Король Мусора недовольно завозился в своем гнезде. Короли не занимаются охраной, для этого существуют рядовые стражники. – Она связана? А веревочка новая или старая? – Новая, – сказал Ерш поспешно, и опять Рине показалось, что он соврал. Да, непросто было жить с Королем Мусора, если и Триш и Ерш ему все время врали. – Отлично, – отозвался Король Мусора. – Я присмотрю. Триш взял из машины арбалет и топор, подмигнул Рине и помчался догонять Ерша и Долбушина. Это была колоритная группа. Отец шагал впереди, опираясь на зонт, и напоминал Петра Первого на известной картине, где тот идет с тростью. За Долбушиным спешил Ерш, всклокоченный, очкатенький, маниакально-деловитый. Замыкал Триш, причем сам он нес арбалет, а топор держала в обеих ручках кукла. Рина подергала веревки, соображая, как можно их развязать. Быть может, в машине есть что-нибудь острое, что можно исхитриться перехватить пальцами? Но где искать? В бардачке, в карманах сиденья? Но как туда подлезть? Она начала неуклюже поворачиваться. – Ты чего там прыгаешь, пленница? Сбежать хочешь? – подозрительно спросил из багажника Король Мусора. – Ага, – подтвердила Рина. – Не сбежишь. Я Триша знаю. Он если уж свяжет, то свяжет, – заявил Король Мусора. – Это конечно! Ему бы только веревочку мучить! – наябедничала Рина. – Какую веревочку? – Жуткий старый шпагат заслуживает покоя и пенсии, а они заставляют его трудиться! – сказала Рина с негодованием. – Врешь! – Посмотрите сами, ваше величество! – Посмотрю! Но горе тебе, если ты меня обманула! Спинку заднего сиденья боднули изнутри, и в салон ужом пролез Король. Уставился на шпагат и, убедившись, что Рина сказала правду, со страшным воплем принялся его развязывать. На головы Ерша и Триша он исторгал проклятия и едва не посылал им вслед эскадрилью летающих утюгов. Развязанная и освобожденная веревочка была десять раз поцелована, приручена, после чего сама как домашний ужик забралась в один из множества карманов Короля. – Думаешь, самая хитрая? Все равно не убежишь. Мне достаточно катушки ниток, чтобы ты никуда не делась! – заверил Рину Король, и тотчас возникшая неизвестно откуда иголка начала кружить вокруг Рины, примериваясь к рукавам ее телогрейки, чтобы сшить их между собой. Рина отбивалась от иголки, но та знай себе мелькала, жаля телогрейку как стальной комар. – Вы видели, куда нас привезли, ваше величество? – спросила Рина самым мирным голосом. – И куда? – А вы взгляните! Король недоверчиво прижался носом к стеклу машины. При свете выкатившейся луны увидел ржавую кровать, дверцу от шкафа – и тут же его наметанный глаз обнаружил овраг, где из вскопанной земли торчали пластиковые бутылки, гнилые рамы и выпуклый задник старого телевизора.