– А-а! Свалка! Да как они смеют! Секунду спустя Король был уже снаружи, и только горестные его вопли доносились то из одного, то из другого места. Иголка, которой он больше не управлял, бессильно застряла в телогрейке. Особенно не таясь, Рина выбралась из машины и помчалась к недостроенному корпусу игольного завода. Отсюда до него было не больше двух километров. Она бежала вдоль грунтовой дороги, остерегаясь выбегать на нее, потому что толком не знала, куда направились отец, Триш и Ерш. Пару раз ей чудилось, что она видит впереди на дороге залитые луной фигуры. Инкубаторы? Долбушин? Берсерки? Просто скитающиеся ночами копытовцы? Рина предпочитала этого не выяснять. Ныряла в тень и выжидала, пока фигуры не исчезнут. Когда до игольного завода оставалось не больше полукилометра, Рина услышала из кустарника странный звук. Он прозвучал всего один раз, потом все стихло. Прождав немного, Рина вновь хотела побежать, но непонятный звук повторился. Осторожно приблизившись, она увидела лежащего на земле человека. Человек пытался приподняться на руках, после чего опять падал, успев издать тот самый тихий звук-стон. Одет он был пестро, как попугай, и вся спина его куртки и ее рукава были украшены длинными лентами. Рина узнала его. Перед ней лежал Танцор. Сложно представить, чтобы он мог вылететь из седла, однако именно это, похоже, и случилось. На дороге послышались шаги. И тут же кто-то, убеждая себя, громко произнес: – Подумаешь, волк с крыльями! Музы вот тоже крылатые! И абсолютно ни один филолог этому не удивляется! Узнав по голосу писателя Иванова, Рина выскочила на дорогу. Иванов, одетый в свитер с вельветовыми вставками, ошеломленно уставился на нее. – О! – приветствовал он Рину. – А я из Москвы еду. Едва вылез из электрички – из-под платформы вылезает крылатый волк. Вертит головой, рычит и опять прячется! И что ты думаешь: наши копытовские как перли себе, так и прут! Боятся опоздать на последний автобус – вот что их действительно волнует! Нет, вот что я тебе скажу: окажись завтра мир забит драконами, лешими, русалками, кем угодно – никто бы и не почесался! Орали бы на драконов, как сейчас орут на собак, а на русалок скидывали бы все водолазные работы. Но, кстати, не так уж этот зверь похож на волка. Морда плоская, как у гиены. В древних летописях так рисовали львов. Ну когда художник не знает, как выглядит лев, и наугад рисует нечто среднее между волком и котом. И сразу же, точно ее позвали, на дороге появилась гиела. Кожистая перепонка на ее левом крыле была прорвана, но кость, кажется, уцелела. Сбившееся седло болталось, цепляя стременем сухие ветки. Увидев Рину и Иванова, гиела отпрянула и оскалилась. Иванов лихо свистнул в два пальца, и гиела, испуганно сорвавшись с места, скрылась в кустах. – Как вы это сделали? – Мелочи. Привык так собак пугать! – объяснил Иванов. Из кустарника опять послышался стон. Рина потащила Иванова за собой. Берсерк лежал под деревом, похожий на смятый тюк белья. – С гиелы свалился. Можете вытащить его на дорогу? Здесь джипы ездят – они его сразу подберут. – Ты имеешь в виду тех питекантропов с топорами, что тут частенько попадаются? Хм… В последние дни Копытово – самое непонятное место на Земле. – Только лучше не оставайтесь с ним рядом, издали смотрите, из кустов, – посоветовала Рина. Иванов кивнул. – Этого мне можно не объяснять. Я дитя рабочего района, – сказал он и, не задавая больше вопросов, потащил берсерка в сторону дороги. Рина заспешила к игольному заводу и вскоре вынырнула из кустарника неподалеку от него. Окна и двери первого и второго этажей были, как и прежде, заложены кирпичом, однако в одном окне, прямо над плитой, служившей козырьком крыльца, несколько кирпичей было вытащено. Оттуда пробивался слабый огонек. Забравшись на козырек, Рина осторожно заглянула внутрь. В комнате за окном звучали тихие голоса. – Вскоре после того как Родион попал в ШНыр, он влюбился в ведьмочку, в которую в цирке метают ножи и топоры. Хорошенькая, тоненькая, с распущенными волосами. Стоит у деревянного щита, а в нее все это летит! – увлеченно говорил кто-то. Рина узнала Лару. – Стоп! – со звуком дисковой пилы отрезал другой голос, который мог принадлежать только Фреде. – Если она действительно была ведьма, то ей это не опасно. Лара цокнула языком: – Это был цирк при форте Белдо. А там, понимаешь, каждая завидущая магесса заговаривала нож так, чтобы он попадал. И она это прекрасно знала! – Да? И чем все закончилось? – с подчеркнутым безразличием спросила Фреда. – Не знаю точно… как-то плохо… – ответила Лара. – А еще я слышала, но уже не про Родиона… про Белдо… когда он был молодой и красивый… а он был, говорят, очень красивый… он выбирал неуверенных в себе женщин, на месяц – на два делал их королевами, а потом подселял им личинку эльба. – И они соглашались? – Многие соглашались. А потом постарел, стал главой форта и понял, что можно подселять личинку и без этого. Вроде как с одомашниванием скота. Вначале на кабанов в лесу охотятся со стрелами и копьями, довольно рискованно и опасно, а заканчивается все тем, что люди начинают просто разводить свиней и резать их, беспомощных и жирных… – сказала Лара. Фреда фыркнула: – Я тут подумала… Знаешь, кто когда-нибудь станет главой магического форта? Ну не сейчас, а лет так через дцать… ну если мир уцелеет. Гамов! Рине надоело слушать. Она просунула голову, проверяя, пройдут ли в щель и плечи тоже. Лара, увидев ее, вскрикнула и схватилась за шнеппер. – Не вздумай стрелять: это я! Ничего себе караульщики! На улице слышно, как вы треплетесь. Кто тут упомянул Гамчика, и где мой Сашка? – спросила она. * * * Цветочек-Федя оказался личностью, созвучной Витяре. Он был прост как дитя и не любил, когда обижают цветочки. Когда по дороге проехал трактор с прицепом, нагруженным скошенной травой, Федя вышел из себя и долго бежал следом, потрясая кулаками. Когда же тракторист выскочил с монтировкой, Федя легко, как морковку, выдернул из земли столб с дорожным знаком, да еще с куском бетона, к которому столб крепился. Тракторист сравнил свою монтировку с палочкой Феди и, бросив трактор, удрал в лес. Немного посомневавшись, Ул захватил этот трактор как трофейный, и дальше они уже ехали на нем. Витяра забрался в прицеп и, разметав руки, лежал на траве. – А нас дяди с мигалками не повяжут? Мы же вроде как трактор угнали? – крикнул Витяра из прицепа. – Не-а, – отозвался Ул. – Я мимо копытовского отделения час назад проходил. Видел в окошке бабушку Нюшу. В синем спортивном костюме, со свистком… Она свистит, а полицейские бегают: потные все, красные – ужас! – Ой! – посочувствовал Витяра. Бабушка Нюша, старейшая боевая ведьма форта Белдо, любила повторять, что настоящий мужчина начинается от шести тысяч отжиманий. Отвертеться было никак нельзя. Бабушка Нюша обладала сильнейшей интуитивной магией. Даже Белдо опасался с ней встречаться, чтобы немедленно, с места, не побежать двойной марафон. – Стой! Видишь? – крикнул Федя. Он стоял на подножке трактора, показывая Улу на что-то. Землю пересекала длинная, точно выжженная борозда с запекшимися краями. Забравшись на крышу трактора, Ул разглядел вдали у леса крошечные фигурки и крышу машины. Чтобы разглядеть подробнее, он использовал одно из свойств русалки. Средним пальцем левой руки коснулся своего левого глаза, а указательный правый палец поместил на вспыхнувшую русалку на нерпи. Старшие шныры называли этот способ «бинокль». С помощью «бинокля» Ул рассмотрел рогрика и охранявший его отряд. Машина берсерков, до того неподвижная, пришла в движение. – Поехали! – сказал Ул торопливо. – Им явно не нравится интерес нашего скромного трактора к их мелким делишкам. В этот раз в прицеп вместе с Витярой посадили еще и Федю, чтобы он не побежал сливаться с рогриком или колотить его своим столбом. Ул забрался в кабину и стал разворачиваться. Дорога была песчаная, с множеством луж. Ул разгонялся и гнал по лужам, поднимая кучу брызг. Внезапно на лобовом стекле появилась надпись: «Ну? И куда же мы спешим?» Буквы были высокие, высветленные. Писали грязью, взятой из лужи. Взгляд Ула метнулся к сумке, в которой у него лежал шнеппер. И тотчас шнеппер оказался у него в руке. Не то Ул сам его взял, не то кто-то всунул его ему в ладонь и даже палец на курок положил. «Ну не могу я терпеть! Жми давай! Тут я!» Перед шнеппером что-то мелькнуло. Ул, не задумываясь, выстрелил. Дверь трактора снесло, а на стекле появилась еще одна надпись: «Миллиметраж! Вот такусенькая пролетела! Правда, долго пролетала. Я в магазин уж сбегал». Секунд пять Ула никто не трогал. Трактор продолжал мчаться по дороге. Потом прежние надписи исчезли и появилась еще одна, но уже не грязью, а черным маркером: «Жаль, я так ускорился, что не могу с тобой общаться. Кстати, а твоя девушка в беде. Мне лень ей помогать. Вы все тут как статуи дурацкие… Ходишь между вами, а вы все застыли!» Видимо, на сей раз выражение лица Ула изменилось стремительее обычного, потому что на стекле возник ободряющий восклицательный знак, а потом уже текст: «А у тебя неплохая реакция! Еще месяц переписки со мной – и ты станешь самым быстрым тормозом галактики… Продолжим тренировки! Видишь эту железочку? Угадай, что это! Педаль тормоза! Я его отпилил! Как ты думаешь: почему?» Подчиняясь наитию, Ул резко вывернул руль – и вовремя, потому что впереди неизвестно откуда возникло бревно. «Браво! Ты избежал столкновения! А теперь все внимание на дорогу! Не сбей свою девушку!» Перед носом у трактора из леса вынырнуло огромное существо в тулупе. Ул узнал Горшеню. Гигант двигался ломкими шагами. Изредка он касался огромной ручищей своего котла, откуда доносились непонятные глухие звуки. Ул заглушил мотор, одновременно вывернув руль в сторону леса. Прицеп, дернув, поставило к трактору боком. Из прицепа донеслись негодующие вопли Витяры и цветочка-Феди, не понимающих, что такое вытворяет Ул с трактором. Ул, спрыгнув на землю, метнулся к Горшене. Гигант слепо повернулся к нему, некоторое время постоял на месте, после чего нырнул в лес и сразу в нем затерялся. Перед тем как он скрылся, Улу услышал зовущий его голос: – Ул! Это ты? Помоги мне! Я здесь! Ул узнал бы этот голос из тысячи. Не мешкая, он бросился следом, но внезапно упал. Кто-то вытащил у него брючный ремень и крепко стянул им его ноги. Рыча, Ул рванул ремень, пытаясь его разорвать. Рядом с лицом Ула на траве появилась издевательская, выложенная из шишек надпись: «Минута драматизма! Дай злодею время унести красавицу!» Ул смог наконец освободиться от ремня. Откуда-то вылетела золотая пчела и, привлекая внимание Ула, дважды стукнулась о его лоб. Потом повернулась и деловито полетела. Ул заспешил за ней. Пронесся между двух рябин, выскочил из оврага и неожиданно для себя опять увидел Горшеню. Тот стоял у сосны и ухитрялся так сливаться с ней, что даже горшок его представлялся чем-то вроде не к месту висящего скворечника. Ул бросился к нему: – Яра, ты меня слышишь? Тулуп на животе Горшени был распахнут. Поблескивал пробитый медный котел, а из дыры пробился знакомый Улу возглас-стон: – Я здесь! – Как ты там оказалась? – Долго рассказывать! Вытащи меня отсюда! Кажется, у меня началось!.. Ребенок! – Яра постаралась произнести это спокойно, но голос предательски просел, задохнулся. Все на свете позабыв, Ул бросился к котлу и забарабанил по нему. Горшене удары Ула не причиняли беспокойства. Пуговицы смотрели слепо и пусто. – Горшеня идет показывать, где Митяй нырял… Митяй говорил «нельзя». Горшеня понимает. Он покажет и тоже скажет «нельзя»! – произнес он, бессмысленно таращась поверх головы Ула. Глупая глиняшка! Так вот на чем сторговался с ним эльб! Нельзя? Прекрасно! Покажи, где слабая точка мира, и предупреди, что тут нельзя! Ул продолжал барабанить по котлу. Потеряв терпение, Горшеня махнул рукой. Ул отлетел, не сразу поняв, отчего вдруг закувыркался мир. Горшеня уже опять двигался, одним внешне неуклюжим ломким шагом преодолевая расстояние, которое Ул не покрыл бы и за два прыжка. Но Ул все же догнал его, опять забежал вперед и преградил ему дорогу: