Откуда взялся тут этот незваный гость из другой эпохи, мне, по вполне известным причинам, непонятно. Все, что я пока могу, так это лишь его осматривать. Напоминает огромную металлическую рыбу с трубами на «спине». Еще я успел разглядеть номер «Н09» и британский флаг, прежде чем борт нашей «Паллады» сотряс страшный взрыв, а Лермонтова, словно котенка, подняла и отшвырнула куда-то в сторону волна из горячего воздуха, щепок и дыма. Странно, но боли я не почувствовал совершенно. Только удар обо что-то твердое и звон в ушах. Перед глазами надолго замелькали цветастые зигзаги и круги, но не это главное. Не знаю, сколько еще времени прошло, но до сих пор сдерживающий меня «пузырь» в один прекрасный момент вдруг жалобно натянулся и… ЛОПНУЛ!!! Новая запоздалая волна накрыла тело и сознание! Волна боли! В-ы-ы-ы!! Как будто раскаленный штырь вонзился в левый бок и давит, давит, ДАВИТ! Руки… Теперь уже мои руки мертвой хваткой вцепились во что-то (кажется, обломок мачты) и не отпускают, держат, не давая мне пойти на дно, куда упорно тянут словно налитые свинцом ноги! Мыслей нет! В голове набатом гудит колокол! Звон в ушах исчез, но они по-прежнему словно заложены ватой! В лицо бьет мутная ледяная морская вода! Море кругом злое, сумрачное! Положение дерьмовое, как на «Титанике»! Зато я свободен! Понимаете – СВОБОДЕН!!! Однако если так дальше пойдет, то долго я не протяну. Силы стремительно уходят, а новым взяться неоткуда. Что ж, видно предстоит мне еще раз переместиться из эпохи под названием «николаевское время» куда-то еще. Жаль. Я уже начал привыкать… – …го осторожней!.. аемся!.. – гулко раздается в ушах. Меня куда-то несет, крутит, вертит. Что-то снова обожгло левый бок. Здравствуй, темнота – друг молодежи и путешественников во времени. Куда же ты меня на сей раз выбросишь? Скоро узнаю. Часть II Глава 1 Все же удивительная вещь – иллюминатор. Иной раз смотришь на этот серо-зеленый круг и не можешь определить, ночь сейчас, утро, день или вечер. Зато это отлично умеет определять новый мой хороший знакомый юнга Валерка Чижов – вертлявый, один в один похожий на своего собрата с «Паллады» паренек. А вот и он. Как всегда, одет в синие брюки, просторную рубаху-«голландку» с гюйсом (голубой воротник с тремя белыми полосками), тельняшку. Пилотка чуть сдвинута набекрень, как и полагается по уставу. Протискивается Валерка в мою каморку с неизменно важным видом, но у самого в глазах, словно у мультяшного слоненка, так и вьются миражами, ураганами, вулканами пять тысяч «где?», семь тысяч «как?», сто тысяч «почему?». Ну а кто, как не я, всей этой приставучей компании отпор способен дать? И пусть раны по-прежнему тревожат тело, несмотря на медицинские (фельдшерские) и энергетические (мои) меры, я поправляюсь, основное время проводя в размышлениях о хитросплетениях и вывертах того, что называется «судьба». Думает ли о своей судьбе Валерка, мне неведомо, но спросить у него об этом стоит: – Здравствуй, Валера. – Здравия желаю. Вот завтрак принес, – передо мной на деревянную тумбочку ложится тарелка гречневой каши с тушенкой и чашка кофе. – Режим питания нарушать нельзя… На пост не опоздаешь? – Не-а. У меня минут двадцать свободных есть. Но вот дальше не зевай. Только знай пошевеливайся. Будешь плестись в хвосте, опаздывать – горюшка хватишь. Старшина и матросы все видят и сачков не терпят. Особенно когда с кислой физией день начинаешь. У нас такое ух как не любят. – Понятно… Ну давайте, давайте завтракать… Валерка пару минут смотрел на то, как с тарелки исчезает каша, а сам с нетерпением ждал, когда я хоть немного расскажу о новых приключениях Джека Воробья на просторах Карибского моря. Неугомонный пират вчера как раз на краю света побывал, а дальше по плану ждут его странные берега. О них я и начал повествование, стараясь уложиться по времени с очередным эпизодом: – …едва Джек стянул со стола пирожное, как открылись двери, и вошли в зал солдаты, а за ними… Тебе не пора ли на пост, товарищ юнга? – Точно! – спохватился Валерка и бросился к выходу. – Обед принесу!.. «Вот ведь неугомонная питерская душа», – я усмехнулся, проводив его взглядом, но после сам себя жестко одернул. Негоже насмехаться над теми, кто, даже бороздя знакомые воды, все равно остается в них не то чтобы чужим, но незнакомым точно. Такая уж у Валерки и его боевых товарищей доля, частью которой теперь стал и я. * * * На войне потери неизбежны. Даже если война эта идет на море. Однако одно дело, когда судно гибнет в бою, и несколько другое, когда оно пропадает без вести и нет о нем ни слуху ни духу. Это скупое предисловие, а сама история чудесного спасения Михаила Лермонтова, чьим телом я ныне полноправно управляю, такова. Тысяча девятьсот сорок второй год. Весна. Идет Великая Отечественная. Из Кронштадтской гавани в боевой поход отправилась наша подводная лодка типа «Щука». Преодолев буквально несколько узлов, она, по непонятным пока для меня (но не для экипажа) причинам, переместилась… на сто десять лет в прошлое. Туда же и, возможно, таким же образом угодил и неизвестный британский эсминец, потопивший своими пушками нашу «Палладу». Мне сказали, что из всего экипажа фрегата уцелел только я. Израненный, обессиленный, потерявший много крови, спасенный советскими моряками-подводниками, чья субмарина оказалась поблизости места гибели «Паллады». Вытащили меня, медицинскую помощь оказали, начали лечить и без лишних объяснений куда-то теперь везут. От вопросов спасу нет. Их много. Очень много. Куда именно угодила «Щука», переместившись в прошлое? Как ее экипаж разобрался в «текущей обстановке»? «Щука» оказалась поблизости «Паллады» специально или случайно? Что стало с гадом-британцем после того, как он свершил свое черное дело? Кроме Валерки и фельдшера Чистякова за эти дни плавания мне удалось поговорить лишь с капитаном подлодки Егором Тимофеевым, но и этот разговор ясности не внес. Я капитану полностью открылся (кто, откуда, как попал), а вот он, как и остальные матросы, явно что-то скрывает и поддерживать беседу не желает. Хотя, если судить по выуженным мною частичкам информации, экипаж прекрасно знаком с датой 9 мая 1945 года, тогда как не должен знать ее в принципе, ведь из сорок второго сюда прибыл. Как все-таки узнали о грядущей Победе? Я им ничего не рассказывал. Тогда кто? Неужели?.. Оставим пока предположения и попытаемся получить факты. Некоторые из них мне известны благодаря блужданиям в Сети. Ну-ка, ну-ка… «Подводные лодки серии III «Щука». Стали первым типом средних подводных лодок, построенных в Советском Союзе, и самым многочисленным в годы ВОВ. Строительство данных субмарин шести различных серий велось с 1930 по 1945 год. Всего за это время было построено 86 единиц. Отличительные особенности «Щук» – сравнительная дешевизна в производстве, повышенная живучесть и маневренность. За годы войны «Щуки» потопили 45 и повредили 8 боевых кораблей и коммерческих судов противника. При этом наши боевые потери были достаточно высоки: из 44 воевавших подводных лодок погибло 31. За боевые заслуги 6 подводных лодок стали гвардейскими. Еще 11 субмарин награждены орденом Красного Знамени. Тактико-технические характеристики. Водоизмещение: надводное – 584 тонны, подводное – 707,8 тонны. Габаритные размеры: длина – 58,8 метра, ширина – 6,2, осадка – 4. Скорость хода: надводная – 14,3 узла, подводная – 8,1–8,3. Дальность плавания (с нормальным запасом топлива) – до 2580 миль (надводный ход), до 105 миль (подводный ход)…» Полезные сведения, но, увы, немного не те, что мне необходимы в данный момент времени. Нужная информация пока недоступна, как я ни стараюсь ее добыть. «– Могу я хотя бы узнать, куда мы направляемся? – Вы все узнаете, когда доберемся до места, товарищ Крынников…» На этой дежурной ноте всякие расспросы закончились. И вот теперь я снова ощущаю себя словно пленник какой-то, хотя меня и не держат взаперти. Пять дней назад начал потихоньку «ковылять» по отсекам (ярь помогает), знакомиться с устройством подлодки, но вот матросы и капитан стоически отмалчиваются и поддерживать беседу не желают. На Валерку надежды тоже мало. Стоит мне незаметно подвести его к нужному направлению, как он резко обрывает разговор и со словами: «Пора мне, дядь Миш» уходит, оставляя меня с одиночеством и неизвестностью. Все же не стоит тревожить парня. И так горя хватил, став сиротой. Отец – моряк, командир тральщика, пропал без вести с кораблем в самом начале войны. Мать работала медсестрой на госпитальном судне, всюду возя с собой сына. В августе сорок первого судно потопили фашисты, мать, скорее всего, погибла, а уцелевшего Валерку подобрали подводники. С тех пор остался с ними, став рулевым-сигнальщиком. И службы не боится, несмотря на то что кругом идет война и для любой подлодки опасность таится повсюду. Вот про войну Валерка рассказывал очень даже охотно: «– Бывало, потопим фашиста, но и нам достанется. Часа три-четыре потом за нами их катера охранения гоняются и бомбят. Оторвешься иной раз только под вечер; уходишь к самому берегу, ложишься на грунт, ждешь, когда враги уберутся, а после новый приказ: например, прикрывать переход кораблей транспорта. Мы тогда с места срываемся и идем на новую позицию. Утюжим порой прямо по минным полям, боясь зацепить бортом минрепы[55]. И не всплыть! Над морем фашистские самолеты: то «юнкерсы», то «мессеры». Все же всплываешь, чтобы отсеки провентилировать, а эти гитлерюги тут как тут. Коршунами кружат и по нам палят. Что делать? Камнем летим в глубину по срочному погружению. Дальше еще приказ: в Кронштадт возвращаться. Возвращаемся, на перископной глубине идем. Не идем, крадемся – кругом мин, сетей и катеров, что огурцов в банке. И дисциплина у нас строгая, и учиться надо много, а работать и того больше. И берега родного неделями не видим, и опасностей хоть отбавляй. Вот такая наша служба…» Слушал я Валерку и понимал, что он из тех людей, которые с морем связаны навеки с самого детства. И узы эти война скрепила. Кровью скрепила. Прочно скрепила… Мне в этом отношении повезло гораздо больше. Я ведь морской стихией тоже с детства буквально бредил. Мирного детства. Безмятежного. Счастливого. Все началось аккурат после шампурной дуэли. Ближе к весне, начитавшись «Остров сокровищ», вздумали мы с Петькой в пиратство удариться. А какой пират без посудины моря и океаны в поисках добычи бороздит? Вот и новоявленные флибустьеры, дождавшись мая, решили на импровизированной верфи позади гаража строить судно. Ужас сколько досок и гвоздей извели, прежде чем перед нами возникло некое неуклюжее, тяжеленное подобие плота с одной-единственной мачтой, парусом и картонным «Веселым Роджером» в придачу. Называлось «Бегемот». Вообще-то я хотел «Моржом» назвать, как у Флинта, но Петька отговорил. Вдруг, чего доброго, призрак грозного пирата рассердится и нагрянет в гости с возгласами: «Дарби МакГроу! Дарби МакГроу! Дарби, подай мне рому!» Не стоит Флинта тревожить. Дальше по плану у нас был спуск на воду. Без оркестра, крестной матери, митинга, речей. До озерца Соленого (сто метров всего от гаража) тащили мы нашу посудину исключительно за счет своей мускульной силы. Дотащили, в воду столкнули, забрались на палубу и… стремительно пошли ко дну. Только мачта, головы и «Роджер» торчат над водой. Ну, забыли мы о законах физики, не учли грузоподъемность, не знали азы непотопляемости. Плюс железное правило Врунгеля: «Как вы яхту назовете, так она и поплывет». Хоть наше плавание на «Бегемоте» и закончилось столь бесславно, но не закончились идеи. Кто сказал, что пираты обязательно бывают лишь надводными? Могут же и под водой действовать. Когда одиноко дрейфующий «Бегемот» был выловлен рыбаками, высушен, освобожден от гвоздей и пущен на дрова, мы, распевая «Пятнадцать человек на сундук мертвеца», уже везли на тачке к Соленому новое творение пиратско-инженерного гения: сколоченную из фанеры, квадратную двуместную подлодку «Акула-95». Все на аппарате как положено: перископ из выгнутой пластмассовой трубы, целлофановые иллюминаторы, ручной ржаво-лопаточный винт. Водились даже два «акваланга». Для этих нужд мы приспособили выброшенные еще зимой на помойку из школьного кабинета ОБЖ старые, местами прогрызенные мышами противогазы. И это еще хорошо, что отверстие пенопластового люка у нас получилось достаточно большим, чтобы протиснуться. Застрянь мы в нем, когда, несмотря на нехилую такую пластилиновую гидроизоляцию обшивки, подлодка быстро начала заполняться водой, все могло закончиться трагично. Как не утонули тогда балбесы, ума не приложу. Теперь вот снова я на подлодке. На сей раз настоящей военной, боевой, идущей неведомыми мне курсами. Не знаю почему, но с самого утра не покидает чувство, что именно сегодня мое пребывание на «Щуке» завершится. Если так, то напоследок стоит еще разок пройтись по отсекам, попытаться пообщаться с матросами, узнать истину. Этим и займусь прямо сейчас. Глава 2 «– …Подводник обязан знать свой боевой пост, отсек и всю подлодку как свои пять пальцев, иначе он не подводник, а из тех, кто на подводах ездит. – Зачем это? – А действительно, зачем? Зачем торпедисту знать, как устроена помпа для откачки воды, а радисту включать электромоторы или открывать кингстоны и клапаны вентиляции цистерн? А затем, что нельзя иначе. Подлодка – корабль небольшой, а машин и приборов в нем немерено. Управься-ка с ними, если в своем деле не мастер. В бою под водой всякое бывает. Ра-а-аз! – палуба наперекосяк, вода хлещет из пробоин, свет потух, а товарищи твои заняты или, того хуже, из строя вышли. Вот и нужно учиться друг у друга, помогать, когда трудно. У нас девиз, как у мушкетеров: «Один за всех, все за одного». И потому на отлично подлодку нужно знать что командиру, что коку…» Хорошо я помню этот старый, еще детский разговор с Иваном Кузьмичом Елагиным, ветераном-подводником, жившим в соседнем подъезде. Знал бы он, что повзрослевший мальчишка Мишка Крынников не просто запомнит все услышанное, но и однажды окажется на боевой подлодке, неведомой силой вырванной из Великой Отечественной и переброшенной в прошлое. Кстати, есть ли здесь, в девятнадцатом веке, полноценные подлодки? Откуда ж им взяться? Все только на уровне разработок, испытаний, проб и ошибок. С давно канувших в Лету петровских времен «потаенного судна» Ефима Никонова[56] (а это фактически прообраз современных субмарин) можно вспомнить разве что относительно недавние искания инженер-генерала Шильдера. Первым в мире смог реализовать идею строительства подлодки из металла. И не одной. Трех. Ракетно-минных. Первая. Построена и испытана в тысяча восемьсот тридцать четвертом году. Длина – шесть метров, ширина – полтора, высота – почти два. Строилась на судоверфи Александровского литейного завода три месяца. Император Николай Первый аппарат посмотрел, оценил, велел доработать, отрядил специалистов. Те энергично принялись за дело, собрав специальный станок и ракеты, способные запускаться с подлодки, как в надводном, так и в подводном положении с помощью электричества. Горизонтоскоп (прапрадедушка перископа) в передней башенке тоже имелся. А вот скорость мала. По инженерным расчетам, чуть больше одного узла по проекту, но в реальности и одного не выжмет. Как двигалась подлодка? В надводном положении с помощью съемных мачт и парусов. Если в дальнее плавание, то на буксире пароходом «Отважность» – эдакой паровой плавбазы, тоже вооруженной ракетными установками. Кстати, о вооружении: Пороховая мина – сосуд с шестнадцатью кг пороха, крепится к носовому гарпунному наконечнику (еще один прапрадедушка, но уже шестового устройства минных катеров). Как использовалась? Очень просто. Пробиваем наконечником борт вражеского судна, даем задний ход, отводя подлодку на безопасное расстояние и раскручивая специальный длинный провод: один конец на мину, другой – к гальванической батарее. В общем, дистанционный взрыв за счет электроимпульса. Ракеты. Шесть пороховых калибра 102 мм. Размещены в специальных трубах (на каждом борту крепятся по три таких) и закрыты пробками с резиновыми колпаками, выбиваемыми ракетами при стрельбе. Но все это нужно совершенствовать и дальше. Вот вам ассигнование, господин Шильдер, для проектирования нового подводного судна. Срочно стройте. Подлодка № 2. Габариты меньше и строилась уже два года (с тридцать пятого по тридцать восьмой). Ракеты (их по-прежнему шесть) без отличий, а механизм гарпунно-гальванической пороховой мины стал новой конструкции: вместо копьевидного носа – сменный гарпун с миной, вставляемый в удлиненный бушприт. Испытания? Прошли в июле тридцать восьмого в Кронштадте и опять же в присутствии императора. Прошли успешно. Макет вражеского судна миной и ракетами под водой взорван, но вот скорость… Она стала еще меньше. Как быть? Снова дорабатывать изобретение по Высочайшему одобрению, организовав «Комитет о подводных опытах». И опять испытания. С погружением-всплытием хорошо, но с ходом традиционно проблемы. К тому же поломки не отпускают. Дорабатывать! Подлодка № 3. Сконструирована, испытана с помощью нового «водогона Саблукова» (водометного двигателя с приводом от ручного гидравлического насоса) и… забыта. В октябре сорок первого военный министр Чернышев, наложил резолюцию: «Высочайше повелено дальнейшие опыты над подводною лодкой прекратить и вместе с тем обратить особое внимание на усовершенствование подводных мин и действие ракет». И все. Совсем все. Работы остановили, подлодку передали в личную собственность Шильдеру. Тот еще шесть лет с ней в «домашних условиях» у Петровского острова работал, опыты ставил, но затем, лишившись и сил, и средств, сдался, разобрал свое детище, на металлолом продал. Ничего не напоминает? А вот мне напоминает, но разводить демагогию насчет этого грустного явления не стану. Лучше воспользуюсь редкой возможностью подслушать разговоры матросов у аккумуляторных батарей. Меня подводники пока не заметили и потому говорят о своем: