И Дитрих, и венгерка хихикали. Гусев отбросил сигарету. Черный пес остановился и начал вынюхивать. Потом — колеблясь и ненадолго — поджал хвост. Он терпеливо ожидал своего часа. — Пошли в забегаловку, — Гусев легко встал и закрыл автомобиль. — Мне нужно чего-нибудь съесть. К счастью, ресторан, занимающий большую часть острова и пришвартованное к нему судно, работала двадцать четыре часа в сутки. Наши герои уселись под деревьями, среди раскидистых кустов. Заказали свиную шею с гриля, прижаренную только с одной стороны; чеснок с решетки; тоненькие колбаски, запеченные в разрезанном вдоль луке-порее; оболочки небольших луковок с тремя видами сыра внутри; пикантные грибы на листьях хрена и салат из пекинской капусты, вымоченной в винном уксусе, с добавлением икры, каперсов и анчоусов, политой заваренным желтком[19]. Ирмина из винной карты выбрала замечательно охлажденное «мерло» урожая 2000 года. — Прошу прощения, — Дитрих задержал официанта. — Вы, случаем, не знаете, что там случилось? — показал он на штурмовую бронированную машину, припаркованную у выезда на мост. — Знаете, по радио уже говорили. Три солдата-дезертира то ли перепили, то ли наркотики, короче, начали пулять из калашей по людям в ресторане. Похоже, там десятки жертв. Завтра передадут на всю страну по телевизору. И в CNN наверняка увидите. Советую купить завтрашнюю газету. Черный пес сделал шаг вперед. Он глядел на Гусева, щуря глаза. — О, господи! — поглядел Гусев на венгерку. — Вы направили в мой сон Вызго, а он… — А что он? — перебил его Дитрих, чуть не подавившийся салатом. — Ведь это всего лишь сон. — Сон? Ирмина прикусила губу. Она подняла рюмку с вином, но до губ не донесла. — Это все побочные следствия методики Борковского, — шепнула девушка. — В проекте «Призрак» все было еще хуже. И… — тут она замялась. — Даже и не знаю, не было ли восстание в Венгрии побочным эффектом проекта «Кал». — Да что за чушь, — Дитрих потянулся за луковкой с сыром. — Работая с Яреком, Борковский ничего не вызвал. — Ага, а то, что в 1997 году залило половину Вроцлава, это мелочь? То, что Ополе было практически снесено с поверхности земли, тоже ничего не значит? — Погоди, погоди. В полицейских записях имеется кое-что про сны Ярека. Никакой воды не припоминаю, хотя они брали меня консультантом. За день перед смертью он вел себя крайне странно — просидел полтора десятка часа в Интернет-кафе, собирая информацию относительно атомной бомбы. Должно ли это значить, что по нам запустят термоядерной таблеткой? — Не смейся. Они, то есть пани президент Азия со штабом, сказали, что Ярек их не интересует. Что это еще одно дело, вызванное кем-то, кто мошенничает в проводимой ими игре. Но это их не интересует точно так же, как и тот мутант, или что там было, который за одну ночь во вроцлавском парке пробежал четыреста километров… — Ты о ком говоришь? — О парнях пани президент Азии Мацейчук. — Господи Иисусе! — Дитрих чуть не подавился свининой. — Вы считаете, будто бы они действительно существуют?! — Кто знает? — тихо буркнула Ирмина. Она налила себе вторую рюмку вина. — А вдруг это наше будущее? — Господи, что за бредни! Это ведь только сон! — А все это вокруг? — Гусев тоже налил себе вина, потом глянул на отражающиеся в реке маячки штурмовой машины. — Три солдата устроили резню в забегаловке…Так же, как Вызго. Какой-то псих распыляет в трамвае газ… — Пошли в машину, там приемник есть, — сказала Ирмина. — Погоди. У меня тут где-то «вокмен» с радио. — Гусев начал хлопать себя по карманам. — Но он только под наушники. — У меня в телефоне имеется, — Дитрих вынул сотовый, дал громкость на всю катушку и начал выискивать какую-нибудь местную станцию с новостями. — Вот, слушайте… «Представитель полиции не желает предоставлять подробных сведений вплоть до момента установления проверенных фактов. Число смертельных жертв стрельбы на Рынке, скорее всего, доходит до двух десятков, число раненых не известно. В ходе операции получили огнестрельные ранения два офицера из антитеррористической бригады. Один из них, в тяжелом состоянии, борется за жизнь в железнодорожном госпитале. К сожалению, эта ночь запишется черными буквами в истории Вроцлава. Как мы уже сообщали вам ранее, психически неуравновешенный мужчина выбросил в окно девятого этажа двух собственных детей и жену, после чего прыгнул за ними. Все они скончались на месте. Пока что, к сожалению, мы не можем связаться с нашим сотрудником в районе Брохова, но у нас имеется новая информация. К сожалению, это еще не конец черной серии. В редакции обрываются телефоны. По не проверенным пока что сообщениям, не идентифицированный мужчина захватил автобус маршрута 142 и, угрожая ножом…». Дитрих выключил радио в своем телефоне. Улыбнулся. — Это мы и пан Вызго вызвали все это? — взял он очередную луковку с сыром. — Просто ужасно душно, упало давление, и это повлияло на разных психов. — Это побочные явления, — шепнула Ирмина, опуская голову. — Правда? Сейчас я вам докажу, что это не так. Я тут покопался в литературе, потому что, когда ты рассказывал содержание своих снов, у меня словно бы открылся клапан в мозгую Нет никаких будущих миров. Это только сон. — Правда? — спародировал его Гусев. — Именно так, — Дитрих придвинул к себе тарелку со свиной шеей, поджаренной только с одной стороны. — Вам что-нибудь говорит фамилия Лесьмян? Он усмехнулся еще более коварно. На крючок попалась Ирмина. — Известный поэт[20]. — Хмм, — тут он вынул из кармана пачку листков, покрытых мелким почерком. — Так вот, представлялся он, как «пан Зникомек»[21], «который две сразу девушки любит», — шелестел он листками. — В стихотворении «Ночь» он оправдывается перед реальной девушкой в измене, совершенной с «той, другой», которой не существовало. Та девушка, которая жила на самом деле, знала про ту, которой не существовало. Это было соперничество кого-то живого с упырем. Впрочем, через творчество Лесьмяна все время проходит загадочная фигура «девушки, которой не было». Это она напоминает спящему, что ему только лишь снится. И самое главное: ее плач раздается из-за СТЕНЫ МЕЧТАНИЙ!!! Ха-ха-ха… — После этого Дитрих занялся грибочками. — И что? — спросил он с полным ртом. — Просто, ты смолоду начитался Лесьмяна, забыл об этом, но вот теперь из закоулков памяти выплывают стертые воспоминания. Девушка, которой не было, Стена Мечтаний и всякая тому подобная хрень. — А кожная болезнь? Дитрих застыл с наколотым на вилку грибом. Он наморщил лоб. — Погоди, — пытался он вспомнить. — Сейчас. Лесьмян женился на одной врачице-накожнице, вот только хорошо ли он ее знал? — Ну, видишь… — Что я вижу? — Она, пани президент Азия, проводит на нас опыты уже множество лет, — сообщила Ирмина. — Лесьмян тоже был агентом. Он хотел иметь дерматолога, чтобы узнать, что такое болезнь витилиго и Карта Страха. Дитрих расхохотался. — И что случилось с той «девушкой, которой не было»? — спросил Гусев. — Она… — Иван проглотил очередной грибок. — Она после длительного «не существования»… перестала существовать еще раз, — пожал он плечами. — По-моему, это в стихотворении «Пан Блыщиньский»[22]. Ирмина замерла с куском свинины во рту. Гусев только вздохнул. — Эээ… — не мог он собрать мысли. Пытался сконцентрироваться, только это ему не удавалось. Присутствие штурмовой машины и выстрелы, раздавшиеся в центре, собраться никак не помогали. — Я всегда говорил, что тебе следует стать писателем, — сменил он тему. — У тебя имеется способность к наблюдениям, ты можешь ассоциировать факты… — Ты все повторяешь мне это, повторяешь и повторяешь. — Дитрих отпил глоток «мерло». — А я писать не умею. — Умеешь. Тебе нужно лишь превозмочь себя. Поднимался рассвет, но Дитрих никак не мог заснуть в квартире, освещенной первыми лучами солнца. Он следил за своим пушистым котом, который, как-то исключительно, ни поджег себе хвост свечкой, ни висел под потолком, вцепившись зубами за ленту метеорологического баллона. Огромный перс сидел на письменном столе и пялился на пачку листков. То были заметки, сделанные Иваном, когда он разыскивал информацию о Лесьмяне. Одного из листков он не показал ни Ирмине, ни Гусеву. То было письмо, найденное в одной из биографий поэта, которая во втором томе содержала даже письма его приятелей. «Зепп» еще раз пробежался взглядом по скачущим буквам. Письмо какого-то коллеги или знакомого поэта, человеку, определенному только лишь инициалами. «Пускай W. переговорит с Лесьмяном! Я прочитал последние стихотворения у нотариуса. Похоже, он пытается что-то дать понять читателям. Пускай W. его придержит. Лесьмян не имеет право расписывать сенсации про Стену Мечтаний, даже в закамуфлированной форме! Еще мгновение, и он выболтает все о девушке, которой не было, и о Карте Страха. А ты же знаешь, чем это может закончиться… Кто-то обязан его придержать!». Карта Страха перестала действовать где-то возле улицы Красиньского. Касание к каким угодно линиям и пятнам на руке Ирки уже не давало никаких эффектов. Гусев огляделся — как и в реальном мире, здесь стояла высокая средневековая защитная башня и остатки разбитой стены, которая когда-то была фрагментом городских укреплений. В реальности башню превратили в прекрасный, многоэтажный винный ресторан, в котором он сам частенько бывал. Здесь же башня стояла темная и мертвая. Вокруг нее ничего не шевелилось. Еще раз Гусев провел по руке Ирки. Девушка испытывала страх на окраинах круга, включавшего десятка полтора ближайших улиц, но это чувство уходило по мере того, как они удалялись от центра «лишенного чувствительности». Все выглядело так, словно бы они находились в глазу тайфуна: вокруг безумствовал шторм, а они стояли в зоне тишины. — Так Стена Мечтаний где-то здесь? — спросил Гусев. — Не знаю. Ее ведь разобрали, — шепнула Ирка, печально глядя ему в глаза. — Не знаю, — повторила. — Я ведь тебе только лишь снюсь. «…она сама напоминает ему, что всего лишь снится ему», — услышал Гусев про себя слова Дитриха. Сам он чувствовал, что дрожит. Перед его внутренним взором проходили все те рассказы о людях в психиатрических больницах, которые много лет, беспрерывно, пытаются забраться на невидимую стену. На стену, которой нет, но которая — благодаря этому — хранит какую-то тайну даже лучше, чем раньше. И ко всему этому девушка, которой не было, которая после длительного не-существования, еще раз может и не существовать вновь. — Интересно, как же мне следует найти Фальшивое Кладбище? — Ууууээеее…. Ууууу… мгхгххх, — сообщил сопровождавший их сумасшедший. Гусев мельком глянул на него. — Думаешь, это хорошая метода? — захихикал он. Ирка слегка усмехнулась. Двери, ведущие в башню, открылись с тихим скрипом, пропуская рослого мужчину с факелом в руке. Во второй руке он держал куриную ножку, или, может, фазанью, и потихоньку откусывал от нее. В ноктовизоре Гусеву было легко узнать: это тот же самый человек, который в прошлый раз приказал пленить его в толпе, и только лишь пану Вызго удалось встать над ситуацией. — Вижу, пани Асия не сдается, — мужчина подошел ближе, поднимая факел. — Подсылает нам все более интеллигентных агентов. Гусев активировал все устройства, вшитые в его одежду ребятами пани президент по спецэффектам, но мужчина успокоительно поднял руку. Потом глянул на куриную ножку. — Там, в реальном мире у вас, должно быть, какой-то пир. — Все, что происходит там, имеет свое отражение здесь. И наоборот, — бросил он обгрызенную ножку за спину. — Боже, как же я не люблю мяса… — оттер он губы от жира. — Вы мне не скажете, где находится Фальшивое Кладбище? — пытался настоять Гусев. — До него дойти нелегко. Нужно пересечь то место, где была Стена Мечтаний, а вот этого никто пока еще не пережил. — Потому я и не желаю, чтобы вы меня туда провели. Будет достаточно, если вы укажете путь. — А укажите мне хотя бы одну причину, ради которой я должен это сделать. Гусев пожал плечами.