– Представим себе, что у них был сообщник или сообщница, – увлеченно продолжал Бульдозер. – С такой возможностью тоже ведь надо считаться. Если не ошибаюсь, в том деле, на котором они погорели в последний раз, участвовала подружка Мальмстрёма? – Он прищелкнул пальцами, вспоминая. – Точно: Гунилла Бергстрём… И заработала на этом полтора года, так что ее найти нетрудно. Руус глянул на него исподлобья. – Да-да, ведь она еще не сбежала, – пояснил Бульдозер. – Но, кроме нее, есть на свете и другие девушки, а упомянутые господа, похоже, не против женской помощи. Или я ошибаюсь? Вернер Руус снова пожал плечами и выпрямился. – Откуда мне знать, – безучастно произнес он. – Меня это не касается. – Ну конечно, – кивнул Бульдозер. Он задумчиво поглядел на Рууса, потом наклонился и положил ладони на стол. – Итак, вы утверждаете, что последние полгода не встречались с Мальмстрёмом и Муреном и они не давали о себе знать? – Да, утверждаю, – сказал Вернер Руус. – И еще раз повторяю, что я не могу отвечать за их поступки. Да, мы знакомы со школьной скамьи, я этого никогда не отрицал. И то, что мы потом встречались, тоже признаю. Но это не значит, что мы неразлучные друзья и они посвящают меня во все свои дела и затеи. Меня безумно огорчает, что они пошли по кривой дорожке, но я не имею ровным счетом никакого отношения к преступной деятельности, в которой их обвиняют. Я уже говорил, что с удовольствием помог бы направить их на верный путь. Но мы давным-давно не встречались. – Надеюсь, вы понимаете, что эти слова могут сильно повредить вам, если выяснится, что вы все-таки общались с названными лицами, – на вас тоже может пасть подозрение. – Нет, не понимаю. Бульдозер дружелюбно улыбнулся: – Так уж и не понимаете… – Он хлопнул ладонями по столу и встал. – Вы извините меня, но мне надо кое-что выяснить. Придется на несколько минут прервать нашу беседу, потом продолжим. Бульдозер быстро направился к двери. На пороге внезапно обернулся и внимательно посмотрел на Вернера Рууса. У стюарда было весьма озабоченное лицо. Бульдозер торжествующе потер руки и затрусил по коридору. Как только дверь захлопнулась, Вернер Руус встал, неторопливо проследовал к окну и остановился, разглядывая улицу через щели жалюзи. Постоял так, тихо насвистывая, потом кинул взгляд на свой «Ролекс», нахмурил брови, быстро подошел к столу и сел в кресло Бульдозера. Пододвинул к себе телефон, поднял трубку, соединился с городом и набрал номер. В ожидании ответа он один за другим выдвигал ящики и штудировал их содержимое. Наконец заговорил: – Привет, крошка, это я. Слушай, может, встретимся немного попозже? Мне тут надо потолковать с одним мужиком, это часа на два. Он взял из ящика ручку с клеймом «Казенное имущество» и поковырял в свободном ухе. – Ну конечно, потом куда-нибудь сходим и перекусим. Я голодный как черт. Он покрутил ручку перед глазами, швырнул ее обратно в ящик и закрыл его. – Нет, не из кабака, здесь что-то вроде гостиницы, но жратва паршивая, так что я потерплю до нашей встречи. Семь устраивает? Ладно, значит, в семь я за тобой заеду. Ну все. Он положил трубку, встал, сунул руки в карманы и заходил по кабинету, продолжая насвистывать. Бульдозер отыскал Гунвальда Ларссона. – Руус сейчас у меня, – сообщил он. – Ну и где же он обретался в пятницу? В Куала-Лумпуре или Сингапуре? – В Лиссабоне, – торжествующе ответил Бульдозер. – Это ж надо, какую работенку себе отхватил – идеальная ширма для гангстера. Каждый раз такое роскошное алиби – любой позавидует. – А еще что он говорит? – Да ничего. Изображает полное неведение. О налетах на банки понятия не имеет, Мальмстрёма и Мурена сто лет не видел. Скользкий как угорь, хитрый как лиса, брешет как собака. – Словом, ходячий зверинец, а не человек, – подвел итог Гунвальд Ларссон. – И что же ты думаешь с ним делать? Бульдозер Ульссон сел в кресло напротив Ларссона. – Думаю отпустить его. И наладить слежку. У тебя есть человек, которого Руус не знает? – А докуда за ним следить? Если до Гонолулу, я сам возьмусь. – Нет, серьезно. Гунвальд Ларссон вздохнул. – Ладно, что-нибудь придумаем. Когда начинать? – Сейчас, – сказал Бульдозер. – Сейчас я вернусь к себе и отпущу его. У него отгул до четверга, за это время он наведет нас на Мальмстрёма и Мурена, надо только следить в оба. – До четверга… Тогда одним человеком не обойтись, нужен второй на смену. – И чтобы люди были первый сорт, – подчеркнул Бульдозер. – Если он почует слежку, все пропало. – Дай мне четверть часа, – ответил Гунвальд Ларссон. – Как позвоню, значит готово. Когда Вернер Руус двадцать минут спустя остановил такси на Кунгсхольмсгатан, через ветровое стекло серого «вольво» за ним наблюдал инспектор Руне Эк. Руне Эк, тучный седой мужчина в очках, пятидесяти пяти лет, страдал язвой желудка, по причине каковой врач недавно прописал ему строжайшую диету. Вот почему он без особой радости провел четыре часа в «Оперном погребке»[23], пока Вернер Руус и его рыжеволосая партнерша ели и пили за милую душу, сидя за столиком на веранде. Всю долгую, светлую летнюю ночь со вторника на среду Эк хоронился в ольховой роще в Хэссельбю на берегу Меларена, любуясь исподтишка бюстом рыжеволосой, качавшимся на волнах, меж тем как Вернер Руус рассекал кролем воды озера, словно какой-нибудь Тарзан. Когда утреннее солнце подрумянило макушки деревьев, Руне Эк продолжил свою сугубо секретную деятельность, прячась в кустах перед одноэтажной виллой в коттеджном поселке Хэссельбю. Убедившись, что парочка одна в доме и к тому же крепко спит после купания, он вернулся к своей машине и ближайшие полчаса очищал волосы и одежду от клещей. Еще через час его сменили, а Вернер Руус по-прежнему пребывал на вилле. Похоже было, что он вовсе не спешит вырваться из объятий рыжеволосой красотки и нанести визит своим друзьям Мальмстрёму и Мурену. 14 Получи кто-нибудь возможность сравнить силы полицейской спецгруппы и шайки, которая грабила банки, он убедился бы, что во многом они почти равны. Спецгруппа располагала огромными техническими ресурсами, зато у противника был большой оборотный капитал и ему принадлежала инициатива. Из Мальмстрёма и Мурена, наверное, вышли бы хорошие полицейские – физические данные блестящие, да и с интеллектом, в общем, обстояло не так уж плохо. Да только поди убеди их посвятить себя столь сомнительной профессии. Оба они в жизни ничем, кроме преступлений, не занимались, и теперь, когда одному исполнилось тридцать три, а другому – тридцать пять, они вполне заслуживали звания квалифицированных специалистов. Но поскольку их основное занятие далеко не всеми признается почтенным, Мальмстрём и Мурен обзавелись и другими профессиями. В паспортах, водительских удостоверениях и прочих документах они именовались: один – инженером, другой – управляющим. Совсем не глупо, если учесть, что страна буквально кишела инженерами и управляющими. Естественно, все документы были поддельные и выписаны на другие фамилии, тем не менее и на первый, и на второй взгляд они производили солидное впечатление. Паспорта, например, выдержали уже не одно испытание на пограничных пунктах Швеции и ряда других стран. Да и сами господа Мальмстрём и Мурен выглядели очень даже положительно. Лица приятные, пышущие здоровьем, взгляд открытый. Четыре месяца свободы отразились на их облике: оба отлично загорели, Мальмстрём отрастил бороду, Мурен – усы и баки. Причем загорали не где-то там на Мальорке или Канарских островах – нет, они провели три недели в Восточной Африке, совершили так называемое фотосафари. Хорошенько отдохнули. А затем последовали деловые поездки, одна – в Италию, чтобы пополнить свое снаряжение, другая – во Франкфурт, чтобы нанять толковых ассистентов. На родине они слегка пощупали несколько банков и ограбили двух частных дисконтёров, которые предпочли не обращаться в полицию, чтобы не привлекать к себе внимания налоговых инспекторов. Эта деятельность принесла им неплохой валовой доход, но издержки тоже были немалые, да и в ближайшем будущем предстояли довольно большие расходы. Известно, однако, что дивиденды прямо пропорциональны капиталовложениям; живя в обществе «смешанной экономики», они хорошо усвоили эту истину. А цель, которую они себе поставили, была достаточно амбициозной. Мальмстрём и Мурен работали во имя идеи, которую новой отнюдь не назовешь, но от этого она нисколько не проигрывала. Они собирались еще разок как следует потрудиться, а затем уйти на покой. Осуществить наконец действительно большую операцию. Приготовления были в основном завершены, проблема финансирования решена, план почти полностью разработан. Они не знали еще где и когда, зато знали самое главное: как. До заветной цели оставалось совсем немного. Хотя Мальмстрём и Мурен, как уже говорилось, были профессионалы с изрядным опытом, до настоящих воротил они не доросли. Настоящие воротилы не попадаются. Настоящие воротилы банков не грабят. Они сидят в конторах и управлениях и нажимают кнопки. Они ничем не рискуют. Они не посягают на священных коров общества, а занимаются легализованным присвоением, стригут шерсть с рядовых граждан. Они наживаются на всем. Отравляют природу и людей – потом «исцеляют» недуги негодными лекарствами. Намеренно запускают целые городские районы, обрекая их на снос, – потом строят другие дома, которые заведомо хуже старых. Но главное – они не попадаются. А Мальмстрём и Мурен попадались, их словно преследовал злой рок. Но теперь, кажется, они разобрались, в чем их ошибка: разменивались на мелочи. – Знаешь, о чем я думал там, под душем? – спросил Мальмстрём. Он только что вышел из ванной и теперь тщательно расстилал на полу купальную простыню; второй простыней он обернул бедра, третья лежала на плечах. Мальмстрём был болезненно чистоплотен. В этот день он с утра уже четыре раза принял душ. – Знаю, – ответил Мурен. – О бабах.