– Так уж и нечего, – усомнился Гунвальд Ларссон. – Следующая пятница, – мечтательно произнес Бульдозер. – Подумать только, что нас ждет. – Вот именно, только подумать, – кисло повторил Кольберг. Зазвонил телефон: ограбление банка в Веллингбю. Оказалось, ничего интересного. Игрушечный пистолет, вся добыча – пятнадцать тысяч. Злоумышленника схватили через час, когда он, еле держась на ногах, раздавал деньги прохожим в парке Хумлегорден[39]. За этот час он успел напиться пьяным и купить сигару, да еще в довершение всего получил пулю в ногу от одного не в меру усердного постового. С этим делом спецгруппа разобралась, не покидая штаба. – Тебе не кажется, что и тут замешан Вернер Руус? – ехидно спросил Гунвальд Ларссон. – А что, – оживился Бульдозер, – в этом что-то есть. Косвенным образом он виноват. Его ловкие операции раззадоривают и менее талантливых преступников. Так что можно сказать… – Ради бога, – перебил его Гунвальд Ларссон. – Остановись. Рённ направился в свой кабинет. За его столом сидел человек, которого он очень давно не видел. Мартин Бек. – Привет, – поздоровался гость. – Ты что, в драке побывал? – Угу, косвенным образом. – Это как же понимать? – Сам не знаю, – туманно ответил Рённ. – Я теперь уже ничего не понимаю. А ты зачем пришел? 20 Окно кабинета Эйнара Рённа в штабе уголовной полиции на Кунгсхольмсгатан выходило во двор, открывая хозяину вид на огромный котлован. Постепенно из этой ямины вырастет, заслоняя вид, новое роскошное здание ЦПУ. От ультрасовременного колосса в сердце Стокгольма полиция протянет свои щупальца во все стороны и крепко стиснет ими незадачливых граждан. Ведь не все же могут уехать за границу, и не каждый способен покончить с собой. Выбор места и гипертрофированные размеры нового полицейского штаба вызвали горячую критику, но в конце концов полиция настояла на своем. Заветной целью полиции, вернее, некоторых ее руководящих деятелей была власть. Именно стремление к власти прежде всего определяло действия полиции в последние годы. А поскольку полиция до сих пор никогда не выступала в шведской политике как самостоятельная сила, лишь немногие осознали, чем это пахнет, большинству же ее непрекращающаяся активность казалась непонятной и противоречивой. Новое здание должно служить олицетворением новой силы и власти. Облегчить централизованное управление в тоталитарном духе, а заодно стать крепостью, закрытой для посторонних глаз твердыней. Роль посторонних отводилась в этом случае всему народу. И еще один важный мотив: над шведской полицией в последнее время много смеялись. Слишком много. Теперь смеху будет положен конец, полагали в соответствующих кругах. Впрочем, все это пока не выходило за пределы сокровенных чаяний, лелеемых кучкой людей. И то, что при благоприятных политических зигзагах могло трансформироваться в министерство ужаса и кошмара, пока что было всего лишь огромной яминой в каменистой почве острова Кунгсхольмен. И по-прежнему из окна Рённа можно было свободно обозреть верхнюю часть Бергсгатан и пышную зелень Крунубергского парка. Мартин Бек встал с кресла и подошел к окну. Ему было видно окно той самой квартиры, где Карл Эдвин Свэрд месяца два пролежал мертвый и всеми забытый. – Прежде чем стать специалистом по ограблениям банков, ты расследовал один смертный случай. Фамилия покойного – Свэрд. – Специалистом… Не сглазь! – смущенно хихикнул Рённ. Рённ был человек как человек, но в характере – ничего общего с Мартином Беком, поэтому сотрудничество у них никогда не ладилось. – Но насчет Свэрда ты прав, – продолжал он. – Я как раз занимался этим делом, когда меня отрядили в распоряжение специальной группы. – Отрядили в распоряжение? – Ну да, направили в спецгруппу. Мартин Бек поморщился. Сам того не замечая, Рённ сбивается на военный жаргон… Два года назад в его речи не было словечек вроде «отрядили в распоряжение». – Так, и к какому же выводу ты пришел? Рённ помял свой красный нос и пробурчал: – Я не успел копнуть как следует. А почему ты спрашиваешь? – Потому что это дело, как известно, поручили мне. Своего рода трудовая терапия. – Угу… Дурацкое дело. Прямо как начало детективного романа. Убитый старик в комнате, которая заперта изнутри. А тут еще… Он умолк, словно чего-то устыдился. Еще одна несносная привычка, его поминутно надо подстегивать. Скажем, так. – Ну, что еще? – Да нет, просто Гунвальд сказал, что мне следовало бы тотчас арестовать самого себя. – Это почему же? – В качестве подозреваемого. Да ты погляди – видишь? Дескать, я мог сам застрелить его отсюда, из окна моего кабинета. Мартин Бек не ответил, и Рённ окончательно смешался. – Да нет, это он пошутил, конечно. И ведь окно Свэрда было закрыто изнутри. И штора опущена, и стекло целое. К тому же… – Что к тому же? – К тому же я никудышный стрелок. Один раз с восьми метров промахнулся по лосю. После этого отец не давал мне ружья. Только термос доверял, водку да бутерброды. Так что… – Что? – Да ведь тут двести пятьдесят метров. Если я с восьми метров из ружья по лосю промазал, так из пистолета вообще в тот дом не попаду! Ох, ты извини меня, ради бога… Я просто не подумал… – Что не подумал? – Да нет, я все время говорю про пистолеты, про стрельбу, а ведь тебе это должно быть неприятно. – Ничуть. Ну и что же ты все-таки успел сделать? – Да почти ничего, как я сказал. Провели криминалистическое исследование, но к тому времени там уже столько натоптали… Еще я позвонил в химическую лабораторию, спросил, проверяли ли руки Свэрда на следы пороха или нет. Оказалось, не проверяли. И в довершение всего… – Ну, что? – Да то, что трупа уже не было. Кремировали. Хорошенькая история. Дознание, называется. – А биографией Свэрда ты занимался? – Да нет, не успел. Но я задумал было одно дело. – Какое же? – Сам понимаешь, если человек убит из пистолета, должна быть пуля. А баллистической экспертизы не провели. Ну я и позвонил патологоанатому – между прочим, оказалась женщина, – и она сказала, что положила пулю в конверт, а конверт этот куда-то засунула. Словом, халатность на каждом шагу. – А дальше? – А дальше она никак не могла найти его, конверт этот. Я ей велел, чтобы непременно разыскала и отправила пулю на баллистическую экспертизу. Ну а потом дело у меня забрали. Глядя на дома вдали на Бергсгатан, Мартин Бек задумчиво потер переносицу большим и указательным пальцем. – Послушай, Эйнар, – сказал он, – а что ты лично думаешь об этом случае? Твое частное мнение? В полиции личное и частное мнение о следственных делах обсуждается только между близкими друзьями. Мартин Бек и Рённ никогда не были ни друзьями, ни недругами. Рённ примолк, неприятно озадаченный вопросом Мартина Бека. Наконец он заговорил: – По-моему, в квартире был револьвер, когда туда вломились полицейские. Почему именно револьвер? Очень просто: гильзу не нашли. Стало, быть, Рённ все же кое-что соображает. В самом деле, на полу – скажем, под трупом – лежал револьвер. Потом кто-то его забрал. – Но ведь тогда выходит, кто-то из полицейских врет? Рённ уныло мотнул головой.