Она взвесила его на ладони. Тяжелый. Монита вышла в прихожую и сунула пистолет в свою сумку. Потом вернулась на кухню, положила камни обратно в портфель, обмотала его бечевкой, постаралась точно воспроизвести все узлы и поставила портфель туда, где нашла его. Взяла веник, подмела в гостиной, вынесла осколки в прихожую и высыпала в мусоропровод. Потом выключила проигрыватель, убрала на место пластинку, вышла на кухню, достала окурок из раковины, бросила его в унитаз и спустила воду. Надела пальто, застегнула сумку, повесила ее на плечо и напоследок еще раз прошла по всем комнатам, проверяя, все ли так, как было. Пощупала в кармане, на месте ли ключ, захлопнула дверь и побежала вниз по лестнице. Придет домой – все как следует продумает. 25 В пятницу, седьмого июля, Гунвальд Ларссон поднялся очень рано. Правда, не вместе с солнцем, это было бы чересчур – согласно календарю, в этот день солнце взошло в Стокгольме без одиннадцати минут три. К половине седьмого он принял душ, управился с завтраком и оделся, а еще через полчаса уже стоял на крыльце того самого типового домика на Сонгарвеген в Соллентуне, в который четырьмя днями раньше наведывался Эйнар Рённ. Пятница эта обещала быть напряженной, предстояло новое свидание Мауритссона с Бульдозером Ульссоном – надо полагать, не столь теплое, как предыдущее. И возможно, удастся наконец изловить Мальмстрёма и Мурена и сорвать их грандиозную операцию. Но прежде, чем спецгруппа засучит рукава и примется за работу, Гунвальду Ларссону хотелось решить один маленький ребус, который всю неделю не давал ему покоя. Вообще-то, пустяк, соринка в глазу, но лучше от нее избавиться, а заодно доказать самому себе, что он верно рассуждал и сделал правильный вывод. Стен Шёгрен явно не поднимался вместе с солнцем. Не одна минута прошла, прежде чем он отворил, позевывая и путаясь в завязках махрового халата. Гунвальд Ларссон сразу взял быка за рога. – Вы солгали полиции, – мягко произнес он. – Я солгал? – На прошлой неделе вы дважды описали приметы налетчика, будто бы похожего на женщину. Кроме того, вы подробно описали машину марки «Рено-16», которой налетчик якобы воспользовался для бегства, и двоих мужчин, которые были в той же машине. – Верно. – В понедельник вы слово в слово повторили свою версию следователю, который приезжал сюда, чтобы побеседовать с вами. – Тоже верно. – Верно и то, что почти все рассказанное вами – чистейшая ложь. – Я точно описал налетчика, что видел, то и сказал. – Конечно, потому что другие тоже его видели. И к тому же вы сообразили, что в нашем распоряжении, вероятно, будет пленка из кинокамеры в банке. – Но я по-прежнему уверен, что это была женщина. – Почему? – Не знаю. По-моему, девчонку можно чутьем угадать. – На этот раз чутье вас обмануло. Но меня привела сюда другая причина. Мне нужно получить от вас подтверждение, что история про машину и двоих мужчин – ваша выдумка. – А зачем это вам? – Мои мотивы вас не касаются. Тем более что они чисто личные. Сонное выражение покинуло лицо Шёгрена. Он испытующе поглядел на Гунвальда Ларссона и медленно произнес: – Насколько мне известно, неполные или неверные показания не считаются преступлением, если они не даны под присягой. – Совершенно верно. – В таком случае я не вижу смысла в нашем разговоре. – Зато я вижу. Мне важно разобраться в этом деле. Предположим, я пришел к какому-то выводу и хочу его проверить. – И что же это за вывод? – Что вы морочили голову полиции не из корыстных побуждений. – В нашем обществе хватает таких, у которых только своя корысть на уме. – Но ты не такой? – Стараюсь… Правда, не все меня понимают. Например, жена не могла понять. Оттого у меня теперь нет жены. – По-твоему, грабить банки – хорошо и полиция – прирожденный враг народа? – Что-то в этом роде. Только не так упрощенно. – Ограбить банк и убить преподавателя гимнастики – отнюдь не политическая акция. – В данном случае – нет. Но вообще надо учитывать идейные мотивы. А также историческую перспективу. Иногда ограбление банков вызвано чисто политическими причинами. Взять, например, революцию в Ирландии. Кроме того, бывает еще и неосознанный протест. – Ты предлагаешь рассматривать уголовных преступников как своего рода революционеров? – Что ж, это идея, – сказал Шёгрен. – Да только видные сторонники социализма отвергают ее. Ты читаешь Артура Лундквиста?[46] – Нет. Гунвальд Ларссон предпочитал довоенные детективные романы Юлиуса Региса[47] и подобных авторов. Сейчас настала очередь С. А. Дусе[48]. Но это к делу не относилось. Его выбор определялся потребностью в развлечении, а не в самообразовании. – Лундквист получил международную Ленинскую премию[49], – сообщил Стен Шёгрен. – В сборнике, который называется «Человек социализма», он говорит примерно следующее, цитирую по памяти: «Порой доходит до того, что явных преступников изображают как носителей сознательного протеста против язв общества, чуть ли не как революционеров… в социалистической стране такое невозможно». – Продолжай, – сказал Гунвальд Ларссон. – Конец цитаты, – ответил Шёгрен. – Я считаю, что Лундквист рассуждает примитивно. Во-первых, необязательно быть идейным, чтобы восставать против общественных пороков, если тебя доведут. А во-вторых, социалистические страны тут вообще ни при чем – с какой стати людям грабить самих себя? После долгого молчания Гунвальд Ларссон спросил: – Значит, никакого бежевого «рено» не было? – Не было. – И никакого бледного шофера в белой футболке, никакого парня в черном, похожего на Харпо Маркса? – Нет. Гунвальд Ларссон кивнул, думая о своем. Потом продолжил: – Дело в том, что грабитель, похоже, попался. И никакой он не стихийный революционер, а паршивая крыса, которая паразитировала на капитализме, кормилась перепродажей наркотиков и порнографии и ни о чем, кроме барыша, не думала. Одна корысть на уме. И он сразу начал закладывать своих приятелей, торопился спасти собственную шкуру. Шёгрен пожал плечами: – Таких тоже немало… Но все равно человек, который ограбил этот банк, он, как бы тебе объяснить, – горемыка. Ты меня понимаешь? – Понимаю, понимаю. – Слушай, а откуда у тебя вообще такие мысли? – Угадай, – ответил Гунвальд Ларссон. – Попробуй поставить себя на мое место. – Тогда кой черт тебя понес в полицию? – Случайность. Вообще-то, я моряк. К тому же это было давно, когда мне многое представлялось не так. Но это к делу не относится. Я выяснил то, что хотел. – Значит, все? – Вот именно. Привет. – Привет, – отозвался Шёгрен. – Всего доброго. Лицо его выражало полное недоумение. Но Гунвальд Ларссон этого не видел, потому что уже ушел. Не слышал он и последних слов Шёгрена: – Все равно я уверен, что это была девчонка.