– Как бы то ни было, завтра надо допросить Фольке Бенгтсона, – сказал Мартин Бек, уходя от неприятной темы. – Да, – согласился Рад. – Пора уже. – По-моему, надо еще устроить и пресс-конференцию, – заметил Кольберг. – Хоть и противно. Мартин Бек мрачно кивнул. По лицу Рада было видно, что он предвкушает интересный, даже увлекательный день. Мартин Бек и Кольберг смотрели на дело иначе. 10 Это была роскошная процессия. Ровно в час дня шестого ноября тысяча девятьсот семьдесят третьего года они вышли из андерслёвского полицейского участка; впереди выступал констебль в форме. Следом за Мартином Беком шагал Кольберг, сопровождаемый по пятам псом Тимми. Замыкал шествие Рад, как всегда в зеленых резиновых сапогах и охотничьей шапке на затылке; рука его держала туго натянутый поводок. Кольберг и Мартин Бек сели в патрульную машину, а Рад затолкал своего пса в томатного цвета «аскону» и сел за руль, чтобы возглавить выезд. Двигались медленно, и когда Кольберг оглянулся, чтобы рассмотреть церковь, которую они только что проехали, то заметил не менее десяти автомобилей, вытянувшихся в линию вслед за ними. Он подозревал, что все они принадлежат представителям «четвертой власти»[81]. В кортеже не хватало только одной машины – зеленого «зингера» Оке Бумана. Объяснялось это очень просто. Верный вчерашнему обещанию, Кольберг позвонил в Треллеборг и заранее известил Бумана, что намечено на этот день. На полпути к Думме Рад затормозил, съехал на край дороги и остановился. Вылез из машины, перепрыгнул канаву и исчез в сарайчике. Через минуту он появился, спокойно застегивая ширинку на виду у всех. При этом в рядах репортеров было заметно движение, как будто они боролись с желанием последовать за представителем закона. С невозмутимым видом Рад подошел к патрульной машине и наклонился к окну. – Тактический ход, – сказал, ухмыляясь, Рад, – чтобы убедиться, что никто не отстал. Он обвел кортеж серьезным взглядом, затем вернулся к своей машине и поехал дальше. – Завидую Херрготту, – сказал Кольберг. – Веселая душа. – Это верно, – сказал вдруг водитель. – Такого весельчака поискать надо. Работать с ним сплошное удовольствие, я рад, что Рад – мой начальник, извините за каламбур. Да он никогда и не строит из себя начальника. Чином куда старше меня, но ни разу не дал мне это почувствовать. – Давно в полиции служишь? – спросил Мартин Бек. – Шесть лет. Больше никуда не смог устроиться. Не знаю, как вам нравятся мои слова, но начинал я службу в Мальмё и чувствовал себя так паршиво, что дальше некуда. Люди смотрели на меня как на зверя, да я и сам чувствовал, что со мной что-то неладное творится. В шестьдесят девятом послали нас разгонять демонстрацию – как пошли мы колошматить народ дубинками! Я сам девчонку одну ударил, лет семнадцати, не больше, да еще с ней ребенок маленький был. Мартин Бек посмотрел на Эверта Юханссона. Молодой парень, открытый, искренний взгляд. Кольберг вздохнул, но промолчал. – Потом я сам себя увидел в телевизоре. Прямо хоть иди вешайся. В тот же вечер решил бросить эту службу, но… – Давай, давай. – Ну, просто у меня жена молодец. Это она придумала, чтобы я попросился в провинцию. И мне повезло. Попал сюда. Иначе не носил бы я сегодня эту форму. Рад свернул направо, и вскоре они оказались у цели. Дом небольшой, старый, но не запущенный. Недалеко от калитки стояла машина Оке Бумана; сам владелец сидел впереди с книгой в руках. Фольке Бенгтсон орудовал лопатой около курятника. Он был в комбинезоне, в кожаных сапогах, на голове клетчатая кепка. Рад подошел к багажнику своей «асконы» и достал пакет с эмблемой супермаркета. – Присмотри, пожалуйста, за псом, Эверт, – попросил Рад. – Знаю, знаю, задание нелегкое, но и наше не намного лучше. И постарайся не пускать на участок компанию репортеров. Он вошел в калитку, Мартин Бек и Кольберг последовали за ним. Кольберг аккуратно закрыл за собой калитку. Фольке Бенгтсон отставил лопату в сторону и встретил их на крыльце. – Привет, Фольке, – поздоровался Рад. – Привет, – сказал Фольке Бенгтсон. – Мы можем зайти и поговорить? – Поговорить? – Да, – подтвердил Рад. – У нас есть все необходимые бумаги и тому подобное. Ты же меня знаешь, без надобности я бы не пришел. – Да, ну ладно, тогда заходите. – Спасибо, – сказал Мартин Бек. Кольберг промолчал. Войдя в дом, Рад достал из сумки ботинки и переобулся. Мартин Бек слегка опешил. Он корил себя за плохое знание деревенских обычаев и нравов. А ведь все логично: отправляешься в гости в сапогах – захвати ботинки. Фольке Бенгтсон тоже снял сапоги. – Пойдем в гостиную, что ли, – произнес он бесцветным голосом. Мартин Бек быстро осмотрел комнату. Обставлена скромно, но аккуратно. Единственные предметы роскоши – большой аквариум и телевизор. Снаружи доносился шум тормозящих машин, его сменил нестройный галдеж. Бенгтсон почти не изменился за девять лет. Если тюрьма и наложила свою печать, то в глаза это не бросалось. Мартину Беку вспомнилось лето шестьдесят четвертого. Бенгтсону было тогда тридцать восемь лет, он производил впечатление спокойного, сильного, здорового человека. Синие глаза, волосы чуть тронуты сединой. Высокий, плечистый, симпатичный. Аккуратная, располагающая внешность. Теперь ему сорок семь, седины прибавилось. В остальном никакой разницы. Мартин Бек провел по лицу ладонью. Ему вдруг отчетливо представилось, как трудно было одолеть сопротивление этого человека, заставить его раскрыться, проговориться, хоть в чем-то признаться. – Ну так, – начал Рад. – Вообще-то не мне вести допрос, но я полагаю, ты понимаешь, о чем речь. Фольке Бенгтсон кивнул. Или не кивнул. Во всяком случае, дернул головой. – Очевидно, тебе знакомы эти господа. – Как же, – ответил Бенгтсон. – Я сразу узнал старшего ассистента Бека и ассистента Кольберга. Добрый день. – Теперь они уже комиссары полиции, – поправил его Рад. – Ну да это большой роли не играет. – Гм, – вступил Кольберг. – Строго говоря, я только исполняющий обязанности комиссара. А настоящая должность – старший криминальный ассистент. Но, как сказал Херрготт, это роли не играет. Кстати, может, перейдем на «ты»? – Пожалуйста, – согласился Бенгтсон. – Тем более что здешние вообще не церемонятся. Я заметил, что дети даже пастору говорят «ты». В тюрьме тоже обходились без церемоний. – Неприятно тюрьму вспоминать? – спросил Мартин Бек. – Почему же неприятно. Я там превосходно чувствовал себя. Полный порядок, правильный образ жизни. Куда лучше, чем дома. Ничего плохого сказать не могу. Мне жилось хорошо, никаких осложнений, как говорится… Кольберг сел на один из стульев у круглого обеденного стола и закрыл лицо руками. «Этот человек безумен, – подумал он. – И теперь этот кошмар начнется снова». – Может, присядем? – сказал Бенгтсон. Мартин Бек сел, Рад тоже. Никто из них не подумал о том, что стульев только три. – Речь пойдет о Сигбрит Морд, – сказал Мартин Бек.