Купив газеты, они зашли в гостиницу и проследовали в столовую. Время ланча, многие столики были заняты. Они сели в углу возле веранды и развернули газеты. «Треллеборгс Аллеханда»[76] оповещала об исчезновении Сигбрит Морд в небольшой заметке на первой странице. Текст деловой, спокойный, выдержанный в том же духе, что и высказывания Рада. Упоминались только три фамилии: пропавшей женщины, Рада и Мартина Бека. Репортер отнюдь не умалчивал о том, что к поискам привлечен отдел по расследованию убийств, однако не навязывал читателю никаких предвзятых мнений. Слово «убийство» больше не упоминалось. Газета напечатала фотографию Сигбрит Морд, снятую для паспорта, и просила всех, кто видел пропавшую после семнадцатого числа, сообщить об этом. «Квелльспостен» размахнулась куда шире. На первой полосе – снимок на две колонки: двадцатилетняя Сигбрит Морд с конским хвостом и большими белыми клипсами. Внутри – еще фотографии. Дом Сигбрит Морд, дом Фольке Бенгтсона, «известного по убийству Розанны», автобусная остановка, где пропавшую видели в последний раз, испуганный Фольке Бенгтсон в полицейской машине – фото восьмилетней давности, наконец, Мартин Бек с разинутым ртом и взлохмаченными волосами. В тексте делался упор на то, что ближайший сосед Сигбрит Морд отбывал срок за убийство; отдельная заметка излагала основные моменты дела Розанны. Два местных жителя делились своим мнением о пропавшей: «Славная, милая женщина, всегда приветливая, улыбающаяся». И о Фольке Бенгтсоне: «Странный, диковатый человек, затворник, ни с кем не ладил». Фру Сигне Перссон, «возможно, предпоследний человек, видевший фру Морд живой», очень ярко описывала, как она видела Сигбрит Морд на автобусной остановке и как та, «по-видимому», села в машину Бенгтсона. Особое внимание было уделено «грозе убийц, шефу комиссии по расследованию убийств Мартину Беку», но, когда Мартин Бек дошел до слов «шведский Мегрэ», он швырнул газету на соседний стул. – Тьфу, – сказал он с чувством и поискал глазами официантку. – Может, еще не раз придется это говорить, – сказал Кольберг. – У нас еще есть «Экспрессен»[77], и «Афтонбладет»[78], и целая куча помимо них, и все они набросятся на тебя, требуя заявлений. – Пока что я не собираюсь высказываться. А потом, наверное, придется устроить небольшую пресс-конференцию, – сказал Бек, глянув на Кольберга. Подошла официантка, они заказали рагу из говядины по-сконски[79] со свеклой и маринованными огурчиками. Ели молча. Кольберг управился первым, как всегда. Вытер пот и обвел взглядом зал; почти все посетители уже разошлись. Кроме Кольберга и Мартина Бека, остался всего один клиент, он сидел за столиком возле двери на кухню. Перед ним стояла бутылка минеральной воды и стакан. Он курил трубку и листал газету, время от времени поглядывая в их сторону. Лицо его кого-то напоминало Кольбергу, и он, словно невзначай, присмотрелся к нему. Лет около сорока, густые светлые волосы длинными прядями спускались на воротник светло-коричневой замшевой куртки. Очки в металлической оправе, курчавые баки, подбородок гладко выбрит. Лицо худое, с выступающими скулами, около рта – горькие складки. Нахмурив брови, он выскребал из трубки пепел в пепельницу. Пальцы длинные, жилистые. Вдруг клиент поднял голову и встретил взгляд Кольберга. Синие глаза его смотрели спокойно, уверенно. Кольберг не успел отвести свой взгляд, и несколько секунд они словно изучали друг друга. Мартин Бек отодвинул тарелку и допил пиво. В ту минуту, когда он поставил бокал, человек с трубкой сложил свою газету, встал и подошел к их столику. – Вы меня не узнаете? Мартин Бек внимательно посмотрел на него и покачал головой. Кольберг ждал. – Оке Гуннарссон. Правда, теперь моя фамилия Буман. Они сразу вспомнили. Шесть лет назад он в драке убил своего сверстника и коллегу журналиста Альфа Матссона. Оба были под крепкой мухой, Матссон первый затеял драку, убийство было непреднамеренным. Когда Гуннарссон опомнился, он взял себя в руки и очень толково постарался замести следы. Дело было поручено Мартину Беку, ему пришлось даже на неделю выехать в Будапешт, но в конце концов он выследил Гуннарссона. Кольберг присутствовал при аресте, но победа не доставила им удовлетворения, они успели проникнуться симпатией к Гуннарссону и видели в нем скорее жертву обстоятельств, чем хладнокровного убийцу. В то время Гуннарссон носил бороду, стригся коротко и был куда тучнее. – Садись, – пригласил Мартин Бек, убирая со стула газету. – Спасибо. – Оке сел. – А ты изменился, – сказал Кольберг. – И вес сбросил. – Я не старался. А вообще-то, нарочно изменил внешность. И не так уж плохо, если вы не узнали меня сразу. – Почему Буман? – спросил Кольберг. – Девичья фамилия матери. Самое простое. И теперь я так привык, что старую свою фамилию почти и не вспоминаю. Буду вам признателен, если вы тоже ее забудете. – Ладно, Буман, – сказал Кольберг. – Что ты делаешь в Андерслёве? – спросил Бек. – Ты здесь живешь? – Нет, – ответил Оке Буман. – Приехал, чтобы попробовать взять у вас интервью. Я живу в Треллеборге. Работаю в «Треллеборгс Аллеханда». Это мой материал на первой полосе вы только что читали. – Ты же совсем по другим темам специализировался, – заметил Кольберг. – Верно. Да только в провинциальной газете приходится быть мастером на все руки. Мне еще повезло, что устроился на работу. Мой опекун помог. – Давно ты в этой газете? – спросил Мартин Бек. – Уже полтора года. Мне шесть лет дали – помните небось. Непредумышленное убийство. Три года отсидел, остальные сбросили и выпустили условно. Первое время на воле я себя жутко чувствовал. Чуть не хуже, чем в тюрьме, а там ведь ой как несладко. Я не знал, куда деться. Главное было – держаться подальше от Стокгольма. В конце концов взяли меня в авторемонтную мастерскую в Треллеборге. И назначили опекуна – мировая баба. Она уговорила меня, чтобы я снова начал писать. Вот и попал в газету. Только главный редактор да еще два-три человека в городе знают… В общем, мне чертовски повезло. По лицу его нельзя было сказать, что он очень счастлив. Принесли кофе, некоторое время царило молчание. Журналист посасывал трубку, нерешительно глядя на Мартина Бека. – Меня ведь газета прислала, чтобы я расспросил вас об этом исчезновении, – сказал он извиняющимся тоном. – А я тут сижу и все про свои дела говорю. – Да нам ведь, в общем-то, и нечего добавить к тому, что ты уже написал, – ответил Мартин Бек. – Ты ведь беседовал с Херрготтом Радом? – Говорил, конечно, – подтвердил Оке Буман. – Но если вы оба сюда явились, значит что-то подозреваете. Только по-честному – вы допускаете, что Фольке Бенгтсон убил ее? – Мы пока ничего не допускаем. С Бенгтсоном даже и не говорили еще. Нам известно только одно: что Сигбрит Морд с семнадцатого октября не бывала дома и никто, похоже, не знает, где она. – Но ведь вы читали «Вечерку». – За их догадки мы не отвечаем, – сказал Кольберг. – А вот твоя газета производит вполне пристойное впечатление. – Мы думаем вскоре созвать пресс-конференцию, – объяснил Мартин Бек. – Сейчас в этом нет смысла, нам просто нечего сказать. Но если ты наберешься терпения, я позвоню и скажу, как только выяснится что-нибудь новое. Идет? – Идет, – ответил Оке Буман. У Мартина Бека и Кольберга было такое чувство, словно они перед ним в долгу. И они сами не смогли бы объяснить почему. 9 Мартин Бек снова и снова вспоминал руки Бертиля Морда, и после ланча ему вдруг пришло в голову съездить в Треллеборг и послать по телексу запрос в Париж, в Интерпол, по поводу этого Морда. Большинство людей, в том числе многие сотрудники полиции, считают Интерпол никчемной организацией. Дескать, она тяжела на подъем, сплошная бюрократия, а в общем одна только видимость. В данном случае эта характеристика себя не оправдала. Ответ пришел через шесть часов. Бек и Кольберг устроились в доме у Рада и не без удовольствия принялись изучать присланный документ. Полиция Тринидада и Тобаго сообщала, что Бертиль Морд был задержан шестого февраля тысяча девятьсот шестьдесят пятого года за убийство смазчика, бразильца по национальности. В тот же день полиция рассмотрела его дело и нашла Бертиля Морда виновным в нарушении общественного порядка, а также в «justifiable homicide»[80], что в Тринидаде и Тобаго считалось ненаказуемым. За нарушение общественного порядка его присудили к штрафу в размере четырех фунтов. Смазчик пристал к женщине, находившейся в обществе Морда, и, следовательно, сам был виноват в том, что произошло. Морд покинул страну уже на следующий день. – Пятьдесят крон, – сказал Кольберг. – Не так уж дорого за то, чтобы отправить на тот свет человека. – Justifiable homicide, – произнес Рад. – Это как же по-нашему будет? Шведский закон предусматривает право на самозащиту… Но как же все-таки перевести? – Непереводимая формулировка, – сказал Мартин Бек. – Несуществующее понятие, – подхватил Кольберг. – Ну нет, – рассмеялся Рад. – В Штатах оно очень даже существующее. Стоит полиции кого-нибудь убить – justifiable homicide! Дословно – оправданное убийство. Там без этого дня не проходит. Наступила мертвая тишина. Кольберг с отвращением отодвинул тарелку с недоеденным бутербродом. Потом он жадно глотнул пива и вытер рот рукой. – Так на чем мы остановились? У Морда тухлое алиби, а то и вовсе никакого. А он известный буян. А как с мотивами? – Ревность, – сказал Мартин Бек. – К кому ревновать? – Бертиль Морд способен ревновать к коту, – заметил Рад и невесело усмехнулся. – Потому они и не держали кота. – Не густо, – сказал Кольберг. – Перейдем к Фольке… – начал Рад. – У Фольке Бенгтсона, – подхватил Кольберг, – нет никакого алиби и есть судимость за убийство. Но есть ли у него мотивы? – Он ненормальный – чем не мотив, – сказал Рад. – Если говорить об убийстве Розанны Макгроу, – возразил Мартин Бек, – то там был мотив. Правда, достаточно сложный. – Чепуха, Мартин, – вмешался Кольберг. – Есть одна вещь, о которой мы с тобой никогда не говорили, но я об этом думал много раз. Ты убежден, что Фольке Бенгтсон был виновен в убийстве… Я тоже в этом убежден… А доказательства? Конечно, он тебе признался – после того, как мы подстроили ему провокацию, а я сломал ему руку. На суде-то он отпирался. Что же было доказано? Только то, что он пытался изнасиловать или, возможно, – повторяю: возможно! – убить сотрудницу полиции, которой мы поручили заманить и соблазнить его и которая была почти раздета, когда он пришел к ней на квартиру. И вот тебе мое мнение: в правовом государстве Фольке Бенгтсон не был бы осужден за убийство Розанны Макгроу. Доказательства слишком слабы. Не говоря уже о том, что у него психика не в порядке, а его вместо больницы заперли в тюрьму.