— Иванова, не надо притворяться спящей, прошу встать! Полина с притворной неохотой открыла глаза, сделала вид, что потягивается и после только села на кровати. В это время кто-то включил свет, так как в комнате стало сумеречно. Полина от яркого света прикрыла руками глаза. — Иванова, скажите, где четвёртый человек? У вас на столе четыре стакана, четыре ложки и четыре вилки. Где он? — Я спала. Не знаю, — протянула с неохотой Иванова. — Хорошо. Вот постановление на обыск, — я протянул ей бумагу. — Она ещё сидела на кровати. Взяла правой рукой постановление и стала читать. Неожиданно она бросила его, закрыла руками лицо. Упала на кровать и громко заревела. Я нагнулся, чтобы поднять постановление… — и в этот момент из-под кровати, почти перед моими глазами, вспыхнуло яркое пламя и в ту же секунду раздался оглушительный выстрел. Звук его был такой сильный, что я мгновенно оглох и потерял сознание. Сколько времени я находился без сознания, сказать не могу. Когда я очнулся и пришёл в себя, в комнате стояли мрак и темнота. «Ослеп!» — молнией пронзило мой мозг. В ушах стоял шум и ничего больше. «К тому же, глухой!» — подумал я. Я лежал на животе. — Очнулся? Живой? — вдруг услышал сквозь шум в ушах переживающий голос Макарова. Ой, слава богу, живой! Нам показалось, что он тебя — наповал. Пламя выстрела возникло возле твоей головы. Как только прозвучал выстрел, ты сразу же упал. Меня ещё не покидала мысль о слепоте. О глухоте мысль покинула, как только услышал сквозь шум голос Макарова. — Почему темно? — боясь услышать правду, несмело спросил я. — Рудольф Васильевич, не переживай, всё нормально. Лампочка потухла, потому и темно. На улице ночь. После выстрела, видимо, пуля срикошетила от стены и попала в лампочку, висящую на потолке. Разбила её. По всему дому нет света. — Где стрелявший? — постепенно приходя в себя, спросил я у Макарова. — Стрелявший, воспользовавшись темнотой и нашим замешательством, успел выскочить из дома… — Что-о! Сбежал? — выкрикнул я, не дослушав до конца Макарова. — Как же так? Упустили! — Рудольф Васильевич, успокойся! Тебе сейчас вредно волноваться. Не успел! — быстрее стал меня успокаивать Макаров. Помог мне он подняться. Посадил на стул, так как я плохо ещё ориентировался в темноте, а сам продолжал рассказывать: — Выбегая из комнаты, стрелявший сбил с ног Есауленко. Он стоял в момент выстрела у двери. Во дворе быстро выпустил из будки собаку и выбежал на улицу. Угрожая пистолетом, пытался завладеть нашей машиной. Завязалась с нашим водителем драка. Батиенко не растерялся, оказал достойное сопротивление. Подоспевшие на помощь Сидоров и Кикош скрутили ему руки и надели наручники. — Иван Григорьевич, скажи, пистолет изъяли? — поспешно задал вопрос, боясь, что в спешке они забыли про пистолет. — Забрали, забрали, Рудольф Васильевич, — поспешил успокоить меня Макаров. — Когда прибежали на помощь Батиеву Сидоров и Кикош, стрелявший, чувствуя, что он не одолеет троих, успел выбросить его. — Нашли? — уже более спокойно спросил я. — Нашли, нашли… — Ну, что там со светом? — Ребята пытаются сделать. Видимо, выбило пробки от замыкания. Через некоторое время в прихожей и в кухне загорелись лампочки. В зале не было света, и я с Макаровым вышел из зала. * * * В прихожей, на полу, в наручниках лежал плотного телосложения, с седыми короткими, как у боксёров, волосами, выше среднего роста и средних лет мужчина. Наши глаза неожиданно встретились. В глазах, как мне показалось, мелькнул злобный огонёк. — Прошу подняться! — громко сказал я. Мужчина сделал попытку подняться, но у него ничего не получилось. Тогда ребята быстро подняли его и посадили на стул. Я попросил подойти ближе и Полину, которая стояла в сторонке. — Прошу ответить мне на вопрос, кто хозяин этого дома? — я свой взгляд направил на Полину. Полина, видимо, поняв, что я обратился именно к ней, рукой показала на седого мужчину и еле слышно проговорила: — Я его сожительница. — Иванова, назовите тогда фамилию вашего сожителя? — Бажов, — также тихо произнесла она. Я стоял ближе к ней и потому услышал, а другие вряд ли услышали. — Иванова, произнесите фамилию громко, чтобы все услышали? — Бажов! — Все услышали? — спросил я, обращаясь ко всем. — Да… — прозвучали голоса. — Гражданин Бажов, раз вы являетесь владельцем этого дома, то прошу добровольно выдать имеющиеся в вашем домовладении похищенные вещи из магазинов. Добровольность и чистосердечность — они ваши помощники в уголовном деле. Если вы откажетесь добровольно выдать, то произведём обыск. Вот постановление на обыск! Я надеюсь, вы, Бажов, впредь при выполнении мной следственных действий, не будете стрелять в меня повторно? — с лёгким юмором проговорил я. — Я, я… — замычал Бажов, опустив голову. — Я никого не хотел убивать. Клянусь Богом! При этом Бажов пытался даже положить крест на себя, но подняв руки до груди, охнул и опустил их назад. По выражению лица я понял, что, видимо, во время борьбы повредил руку. — Выстрел у меня получился случайно. Я горько усмехнулся и сказал: — Ничего себе случайно! Чуть было голову мою не продырявил, а ты говоришь, случайно. Смотри, красную полосу на моём лбу видишь? Это, гражданин Бажов, не случайно, а преднамеренно, то есть умышленно. Бажов, ты прекрасно видел, что к тебе приехала милиция. Ты не хотел открывать дверь. Нам пришлось с помощью топора выломать дверь и войти в дом. Не так ли? А ты говоришь, случайно. Почему же ты тогда спрятался под кровать и взял с собой пистолет? Что скажешь на это? — Перед тем, как вы вошли в дом, я решил спрятаться. Самым удобным местом, — подумал я, — будет под кроватью. Быстро полез туда, так как вы уже стали заходить в дом. Лежал боком, а пистолет находился во внутреннем кармане пиджака. Когда я лёг, он придавил мне ребро. Мне было больно. Я решил потихоньку, чтобы не создавать шума, убрать его и нечаянно нажал на курок… — Слушай, Бажов, не сочиняй сказку про белого быка. Она давно сочинена без твоего участия. Ты лучше расскажи-ка мне, откуда у тебя пистолет? Бажов мельком взглянул на меня и твёрдо произнёс: — Нашёл… — Просто так нашёл? Шёл, шёл и вдруг лежит перед тобой пистолет, так что ли? — Да, так и было. — Да, кстати, ребята у кого этот пистолет? — У меня, — сказал Кикош и протянул мне пистолет, завёрнутый в носовой платок. «Молодец, Виктор Иванович! — отметил я про себя. — Сохраняет отпечатки пальцев». Я развернул платок. Пистолет Макарова. Можно сказать, почти новый. Я взглянул на номер. Как увидел номер, тут же перед глазами возникла информация, полученная из Гуковской милиции недавно. О пистолете мне сообщил мой знакомый следователь Новиков. В ней говорилось, что при попытке задержать воров, проникших в магазин в ночное время, был смертельно ранен участковый Костюшко и был похищен у него служебный пистолет Макарова и номер его. «Вот откуда у Бажова этот пистолет? Значит, Бажов участвовал в краже из магазина в городе Гуково. Возможно, и он же убийца Костюшко? Вот так дела!». Я, закончив размышлять, пристально посмотрел на Бажова, и невольно вырвалось у меня: — Ты, Бажов, оказывается, не только чистильщик магазинов и ещё убийца! Последнее моё слово заставило Бажова вздрогнуть. Как другие присутствующие, не знаю, но я это хорошо заметил. Он мельком взглянул на меня и быстро опустил голову. Весь он съёжился и стал жалким. Плечи опустились, и он сам, как бы прирос к стулу. — Говоришь, что ты шёл, шёл и нашёл пистолет. Так ты мне ответил, Бажов? На этот раз Бажов не произнёс ни одного слово. — К твоему сожалению, Бажов, я знаю, как ты добыл этот пистолет. Этим займутся Гуковские ребята. Только добавлю, что удачная концовка нашей истории с выстрелом, не освобождает тебя от уголовной ответственности. К покушению на убийство прибавляются хранение и ношение огнестрельного оружия. У нас с тобой, Бажов, впереди будет достаточно времени поговорить обо всём, а сейчас другие дела. Теперь, Бажов и вы, Иванова, выкладывайте все вещи, незаконно добытые, то есть путём краж из магазинов. Я предполагаю, что вы ведь не успели все вещи реализовать? Изъяв почти два мешка похищенных вещей, радиоприёмник «Меридиан», забрав с собой Бажова, Капоненко и Хариянова, Полину Иванову оставили дома под подпиской о невыезде и с условием, что она регулярно будет посещать допросы по вызовам, поблагодарив Грушевского опера Сидорова и понятых, мы поехали в свой отдел. * * * Ночь была в полном разгаре. Ярко светили звёзды на тёмном небе. Дорога была пустынная и только не спящие в ночное время насекомые то и дело разбивались, ударяясь о лобовое стекло машины. Мерно гудел двигатель, и меня стало клонить ко сну. Вероятно, давали знать сегодняшние события и переживания. Засыпал, в голове мелькали картины сегодняшнего дня и оглушительный выстрел перед глазами… — Рудольф Васильевич, — услышал сквозь дремоту, голос Виктора Ивановича Кикоша, — вы воистину родились под счастливой звездой! Такой выстрел возле самой головы — это действительно божье чудо! Бог спас вас. Сегодняшний день можете считать вторым вашим днём рождения. Я лично поздравляю вас! Теперь будете жить долго, до самой старости. — Спасибо, Виктор Иванович, за добрые слова и пожелания! День действительно для меня оказался удачным и счастливым. Удачным, потому, что задержали преступников и к тому же, сразу всех. Это очень хорошо. Счастливым? Вы не поверите, ребята, таких дней у меня в жизни, аж — три! — Как это три, Рудольф Васильевич! — удивлённо воскликнул Есауленко. Его поддержали Макаров и Кикош. — А что и такое бывает в жизни? Расскажите? — Если вам действительно интересно, тогда слушайте. Это было давно, на заре туманной юности, примерно, лет двадцать тому назад. — Я сам сирота. Рос без отца и матери в лихие военные и послевоенные годы. Отец погиб на войне, а мать умерла от полученных ожогов во время пожара, спасая нас. Нас осталось пятеро детей. Самой старшей сестре Зое было четырнадцать лет. Мне, как самому меньшему, было около трёх лет. Так в жизни бывает, что у нас не было ни бабушек, ни дедушек. Выживали, как могли. Конечно, помогали и люди. Тогда ведь люди жили, хотя все бедно, но дружно. Сочувствовали. Почти все тогда жили бедно, но делились, что было у самих. Большой им за это земной поклон! О тяжёлом, голодном, холодном и неласковом детстве говорить очень тяжело. Особенно мне. Как бы тяжело не было, я окончил десять классов. Семь классов я закончил в своей деревне, а дальше учился в другом селе, которое находилось в семи километрах от нашей деревни. Ходили пешком. Дороги в школу не было. Шли по полям, оврагам, лугам. После окончания школы стал вопрос: как быть дальше? Учиться дальше, нужны были деньги. У нас их не было. В колхозах, в те времена за работу платили трудоднями, то есть отмечали палочками. На эти палочки в конце года выдавали определённое количество зерна, соломы, сена и другое. Вот такая была тогда система оплаты в сельском хозяйстве. Желание учиться заставило меня пойти с артельщиками на заготовку леса. Проработал месяц. Заработал триста рублей дореформенных денег (реформа была 1961 году). Выпросил у председателя колхоза справку, тогда колхозники не имели паспортов. Справка служила вместо паспорта, то есть удостоверяла личность человека. Со справками тогда было очень строго. Получить было не так-то просто. После окончания школы, я документы направил в Краснолучский горный техникум, что в Луганской области. Мне помогло получить справку уведомление из техникума. Председатель колхоза сжалился над сиротой и выдал справку. Поступил в техникум. После третьего курса, нас направили на двухмесячную практику на действующие шахты. Нас, человек десять, направили на шахту № 32 треста «Боковоантрацит». Я со своим другом Борисом попал в новую открывшуюся лаву. Месяц работали учениками, а после стали работать рабочими очистного забоя, как полноценные рабочие. Отработали два месяца. На следующий день после отработки мы с Борисом пошли к нашему начальнику участка, чтобы он завизировал наши отчёты. Проверив нашу работу, начальник участка попросил нас выйти на работу во вторую смену, так как в бригаде заболели двое рабочих и к смене он не успеет найти им замену. Мы согласились, так как нам всё равно делать было нечего. Расчёт нам обещали только через день. Заканчивалась наша смена, и тут, неожиданно остановился скребковый конвейер. Звеньевой попросил меня и Бориса пойти и проверить, почему он встал. Мы подошли к ведущей головке конвейера. Там мы увидели нагромождение угля и мычание двигателя. Я подошёл к кнопке, чтобы выключить двигатель. Нажал на кнопку и этот момент что-то тяжёлое навалилось на меня. Дальше ничего не помню. Всё покрылось мраком. Очнулся я от нестерпимой боли в области таза и бедренных костей, когда меня укладывали на носилки. Как рассказали мне позже, я находился под завалом десять часов. Спасло меня то, что моя голова попала на кучу штыба, которая смягчила давление и тем самым спасла мою жизнь. Два месяца я пролежал в гипсе, забинтованный и без движения. Вот этот случай, я считаю вторым моим днём ангела. — Вот видите, Рудольф Васильевич, я потому и говорю, что вы родились под счастливой звездой! — восхищённо воскликнул Кикош после того, как только я закончил говорить. — Не каждому дано такое везение. Да, Рудольф Васильевич, расскажите, пожалуйста, как вы из горняка превратились в следователя? — Если это вам интересно, то, пожалуйста. Я со своим курсом окончил техникум. Получил диплом горного техникума. По направлению или по распределению, я попал работать на шахту «2 Северная» треста «Краснодонуголь». Шахта «2 Северная» в то время гремела на всю страну. Там работал продолжатель стахановского движения Герой Социалистического Труда Николай Яковлевич Мамай. Тяга к учёбе меня не покидала, и я решил поступить в институт. Как видите, после окончания института, вот, весь я перед вами. — Рудольф Васильевич, — вдруг заговорил Иван Григорьевич, — я ничего не понял, когда ты назвал Бажова убийцей. Это что, ты придумал про Гуковских ребят, чтобы напугать его? Почему ты назвал его убийцей? Ты пошутил? — Нет, Иван Григорьевич, не шутил. Он убил в Гуково участкового Костюшко. — Подробнее можешь рассказать?