— Хорошо! — согласился полковник, выслушав доклад Макарова. — По первой версии понятно, а как думаете реализовать план второй версии? — Будем ориентировать общественность. Свяжемся с работниками рынков. Предупредим работников нашей транспортной милиции и соседей-зверевчан, — чётко, по-военному изложил Макаров. — Согласен, — не очень чётко и уверенно прозвучал голос полковника. — Если других версий на данный момент нет, то приступайте к работе. Полковник на секунду замолчал. Немного подумав, добавил: — Неплохо было бы поинтересоваться у работников железнодорожной станции Боковая: не видели ли они в ночь совершения кражи подозрительных лиц с вещами на станции? К чему я это говорю? Станция расположена недалеко от шахтёрского посёлка. Преступники спокойно могли сесть на проходящий поезд и уехать. Вы помозгуйте над моим предложением. Закончив говорить, полковник посмотрел на нас. Мы с Макаровым переглянулись. «Как точно заметил полковник, — промелькнуло у меня в голове. — Как же мы не подумали вчера про эту станцию? Вышла непростительная промашка! Если только преступники не были на своём транспорте или они не местные жители, то вполне могли уехать ночным поездом. Ведь ночью из посёлка рейсовые автобусы не ходят. Не зря говорят: век живи — век учись!». Какие мысли бродили в голове Макарова, я этого не знал. Он молча выслушал полковника, но ничего не сказал. — Иван Григорьевич, — обратился я к оперу, когда мы вышли от начальника отдела, — ты что думаешь по поводу станции Боковой? Ты у начальника промолчал или у тебя есть другие версии? Макаров молча сделал несколько шагов по коридору и только тогда подал голос: — Я думаю, как же мне добраться сегодня до этой станции. Я ведь пеший сегодня. У меня мотоцикл поломался… — Слушай, — придержав его, сказал я, — отложи-ка эту поездку на завтра. — Мы всегда успеем туда. Надо вначале поработать у себя, то есть поработаем по разработанному плану. На завтра я постараюсь достать транспорт для поездки. Как тебе моё предложение? — Пожалуй, ты прав. Согласен. * * * … Станция Боковая располагалась в степи, в одном километре от шахтёрского посёлка. Станция, как будто звучит громко — станция! А глянешь, в степи, возле одноколейной железной дороги, стоит один большой, барачного типа, одноэтажный дом, сделанный из красного кирпича — для работников станции. Рядом, в нескольких метрах, вглубь двора, параллельно дому, расположены несколько хозяйственных пристроек, служащих сараями для хранения угля и дров для топки печей и рабочих инструментов. Чуть впереди дома, ближе к железной дороге, расположено небольшое здание под названием «Вокзал». В этом здании всего два отсека: один отсек служит залом для пассажиров, а второй — небольшая комната, служащая кассой. На территории станции по обе стороны дороги громоздятся горы щебня. Щебень сюда завозят из каменных карьеров на большегрузных самосвалах. Этот щебень потом грузят на железнодорожные платформы и отправляют в разные уголки нашей необъятной страны. Когда мы приехали на станцию, на посадочной площадке никаких пассажиров не было. Только возле горы щебня, как навозный жук, копошился автопогрузчик. Он грузил щебень на железнодорожную платформу. Мы зашли в здание вокзала. В зале никого не было. Только в комнате под названием «Касса» увидели человека в железнодорожной форме. Человек сидел за столом на стуле, а голова покоилась на руках, лежащих на столе. Храп, который издавал человек, дал нам понять, что он находится в глубоком сне. Макаров подошёл к спящему железнодорожнику и тихо, чтобы не напугать его, проговорил: — Ну как, хорошие сны снятся? — Расскажите, мы тоже хотим знать? Услышав чужой голос, человек в форме, уже не молодой, можно предполагать, достиг, вероятно, пенсионного возраста, медленно стал поднимать свою седеющую голову. Подняв голову до уровня, чтобы он мог увидеть нас и, заметив, вероятно, Макарова, остановил свои сонно-мутные, ещё не совсем проснувшиеся глаза, на нём. Глаза его окружали десятки морщинок, лоб, щеки, подбородок были также в морщинках, словно лицо высохло и потрескалось под жарким солнцем пустыни. — Скажите, — вмешался я, — вы кем тут работаете? Человек, по-видимому, ничего не понял, о чём его спрашивают. Услышав мой голос, он взгляд с Макарова перевёл на меня. Облизал свои потрескавшиеся губы и тупо уставился теперь на меня. Видя, что человек не отвечает, я повторил вопрос. — Д-д… — что-то нечленораздельное промычал железнодорожник, и голова его медленно стала падать на стол. Достигнув его, он тут же захрапел. Я и Макаров разочарованно посмотрели друг на друга, не произнося ни слова. Неожиданно Макаров нагнулся и приблизил своё лицо к лицу храпящего. — Фу-у! — и резко отвёл свою голову от него. — Он же вдрызг пьян! — воскликнул Макаров и отошёл от него. «С кем же он так с утра успел налакаться? — стал размышлять я. — Живых душ вокруг нет. Ах, да! Есть одна живая душа! Экскаваторщик!». Я обратил свой взор в сторону экскаватора. — Иван Григорьевич, посмотри на экскаваторщика. Видишь, какие кренделя он вытворяет. Смотри, смотри, он не грузит, а больше рассыпает щебень на землю. Не кажется ли тебе, что экскаваторщик, не в лучшем состоянии, чем наш железнодорожник? — Похоже на то, — грустным тоном прогудел Макаров, отвернувшись от экскаваторщика. — Что будем делать, Рудольф Васильевич? Не дожидаясь моего ответа, Макаров снова стал тормошить железнодорожника. Железнодорожник только отмахивался вялыми руками, как будто прогонял назойливых мух, а сам продолжал храпеть. Все попытки и усилия Макарова привести его в чувство, потерпели крах. Железнодорожник был невменяем. Видя бесполезность затеи Макарова, я сказал: — Перестань его тормошить, Иван Григорьевич! Это тебе ничего не даст. Толку с него всё равно никакого, как в той поговорке: как с гуся — вода! Попусту тратим драгоценное время. На этой, Богом забытой станции мы, вероятно, на интересующий нас вопрос, как сам видишь, ответа не получим. Не так ли сыщик? Я испытующе посмотрел на Макарова. — Ты прав, Рудольф Васильевич. Полдня уже потеряли, результат нулевой, — каким тоном проговорил Макаров, я понял, что он расстроен и нервничает. Это и понятно. Когда ехали сюда, надеялись получить хоть какие-то сведения. Как же не понервничаешь тут? Не только тут занервничаешь, а завоешь! Жаль только, что вой наш никто не услышит. Чтобы хоть как-то успокоить своего опера, я сказал: — Иван Григорьевич, у меня в голове зародилась одна интересная идея. Идея эта, как мне представляется, — стоящая. Если эту идею воплотим в жизнь, картина получится маслом. Выслушав меня внимательно, Иван Григорьевич оживился. — Идею свою можешь изложить мне? Обсудим, может, вместе, а? — Идея для того идея, дорогой Иван Григорьевич, чтобы воплотить её в жизнь, и посему, она должна стать достоянием заинтересованных лиц… В данном случае, для тебя, так как других лиц возле нас нет. Итак, то, что хотели узнать у железнодорожника, к нашему сожалению, этого не случилось. Так? Так, так, можешь не отвечать. Давай-ка испробуем другой, более реальный, осуществимый путь. Может, получится узнать ответ этот вопрос у проводника поезда? Узнать, какой поезд проходил в ночное время через эту станцию и, соответственно, установить, кто сопровождал из проводников его? — Идея, несомненно, стоящая! — воскликнул на радостях Макаров и тут же предложил, немедленно претворить ее в жизнь. — Едем в посёлок Усть-Донецк! Я удивлённо уставился на воодушевлённого и радостного Макарова. — Твой порыв, Иван Григорьевич, я понимаю и с удовольствием согласился бы, но, увы… Как ты представляешь себе это сделать? У нас с тобой, кроме своих, то есть «наших» ног, другого: везущего, летающего транспорта нет, и сегодня негде его взять. На своих ногах, пешим ходом, более ста километров, мне, кажется, фантастика и не более! Не так ли мой дорогой опер? — Я прекрасно тебя понял, Рудольф Васильевич. Ты совершенно прав. Чего греха таить, как топали пять, десять лет тому назад на своих родных, так и топаем, по сей день. В космос летаем, атомные станции, ледоколы, подводные лодки строим, а мы топаем пешком. Курам на смех, на весь отдел, обслуживаем город и район, — шесть машин и то половина гнилая, только на металлолом годится. А на каких мотоциклах ездят некоторые участковые — одна срамота! Мой мотоцикл не лучше других! Сюда, на эту станцию, мы с тобой, как добрались сегодня, забыл? Не надо отвечать. На перекладных. Не знаем ещё, как доберёмся домой. Сюда на перекладных добрались, значит, в Усть-Донецк, как-нибудь доберёмся, а? И на лице Макарова изобразилась не очень-то довольная улыбка. Мы вышли из кассовой комнаты в зал. Нечаянно мой взгляд упал на лист из обыкновенной школьной тетради, висящий на стене. Я подошёл ближе. На листе, от руки чернилами был написан график движения поездов, проходящих через эту станцию. — Иван Григорьевич, — позвал я Макарова, — посмотри, тут, оказывается, есть даже график движения поездов! Услышав меня, Макаров подошёл. Стал рядом со мной и стали читать вместе. — Видишь, в сутки через эту станцию проходят четыре поезда, — вслух проговорил я. — Промежуток между поездами примерно шесть часов. Вот, смотри! Поезд Усть — Донецк — Зверево. Прибывает на эту станцию в час сорок ночи. Это то, что надо нашим ворам. Они могли успеть на этот поезд? — Могли, — уверенно заявил Макаров. — Расстояние от посёлка до станции около километра. Если преступники вышли из посёлка даже в час ночи, вполне могли успеть на поезд за сорок минут. Конечная остановка поезда посёлок Зверево. Можно предполагать, преступники могли поехать в Зверево. Могли? — Могли, могли, Иван Григорьевич, — поддержал я Макарова. — Смотри, по пути следования, кроме Зверево, других, больших селений нет. В маленьких селениях укрыться, спрятаться сложнее, чем в больших. Они прекрасно это понимали. Значит, по всей видимости, преступников надо будет искать в Зверево. Ты согласен со мной, Иван Григорьевич? — По всей видимости, так оно и есть, — согласился Макаров после недолгого раздумья. — Ну что, товарищ опер, ты и сейчас настроен отправиться в путь пешком, или передумал? Может, послушаешь меня, немного старшего тебя по возрасту? — Ну что ты, Рудольф Васильевич! Я охотно послушаю тебя. Излагай? — Мы сегодня, конечно, потеряли много времени. Обидно! Но, кое-что, мы всё же узнали. Теперь, насчёт Усть-Донецка? Пешком топать в Усть-Донецк, это не выход. Нам, сегодня, придётся возвращаться домой. Что поделаешь? Другого выхода у нас нет. Добравшись до отдела, я постараюсь добыть транспорт на поездку в Усть-Донецк. Если начальник не даст транспорт, то попрошу помощи у гаишников. Добро? — Добро! * * * Утром следующего дня, служебная автомашина «Волга» начальника отдела милиции увозила меня и Макарова в далёкий, находящийся в ста километрах, посёлок, под названием Усть-Донецк. Так этот посёлок был назван потому, что он располагался в устье реки Северский Донец, которая впадает в знаменитый в Тихий Дон, воспетый нашим великим земляком Михаилом Шолоховым в своих произведениях. Сам посёлок расположен на правом, холмистом берегу реки Северский Донец. Имеет большой речной грузовой порт, и по этой причине к порту подведена железная дорога. И эта железная дорога проходит именно через станцию Боковую. Посёлок встретил нас яркими лучами весеннего солнца. Ночные тучи, лившие почти всю ночь дождь, куда-то скрылись, улетучились и потому на небе не видно ни единого облачка. День обещал быть тёплым. Над рекой стоял сплошной белый туман. Тянуло от реки прохладой и сыростью. На железнодорожном вокзале нам дали адрес проводника, сопровождавшего поезд в ночь совершения кражи. Пока ехали по асфальтированной дороге к месту проживания проводника, мы не испытывали неудобств. Как только наша машина съехала с асфальтированной дороги на земляную, начались проблемы. Да ещё какие! Долго будет помниться эта поездка. Ночной дождь так намочил землю, что уличные дороги раскисли, стояли на них огромные лужи. Временами нам казалось, что мы не едем, а плывём. От машины волнами разбегалась вода по сторонам. Забрызгивала заборы и калитки дворов. Как только мы проезжали лужу, вода тут же возвращалась на своё место, снова образовав ее. На следующей луже нам не повезло — застряли. Попытки нашей машины самостоятельно выбраться из этой лужи, не принесли успеха. Она ещё глубже зарывалась. Нам ничего не оставалось, как вылезти из машины. Наши туфли сразу же окунулись в холодную воду, смешанную с грязью. Благо, что мы заранее завернули свои штанины брюк до колен. Приплюсовав к машине наши человеческие «лошадиные» силы, кое-как вырвали ее из трясины. Как ни прискорбно, первый успех длился недолго. Через каких-то тридцать-сорок метров, мы вновь оказались в том же положении, что и вначале. Общими усилиями, кое-как вырвались и из этой трясины. Дальше, как будто бы, Бог пожалел нас — достойно помучились, с них хватит! Так, видимо, решил Он. До искомого домовладения добрались без происшествий. Но зато, наш внешний вид выглядел удручающе. В моих туфлях хлюпала грязная жижа. Да и у Макарова дело было не лучше. Брюки и рубашки выглядели ужасно. Комки грязи, как будто кто-то специально налепил их для маскарада. О руках я не говорю уже. Перед тем как постучать в калитку, мы все трое увидели невдалеке чистую лужу. Помыли руки, чуточку хоть привели себя в порядок и только тогда вернулись ко двору. На наш неоднократный, довольно-таки долгий стук, наконец-то, на крыльцо дома вышла, на ходу застёгивая махровый халат и с неприбранными после ночного отдыха волосами рыжего цвета, женщина, среднего роста, не по возрасту полная, и тут же послышался недовольный, недружелюбный, грубый голос: — Что вам нужно? Мы не успели даже рты раскрыть, тут же прозвучал тот же, недружелюбный, как мне показалось, ещё грубее голос: — Если вы к хозяину, то его нет дома! Сказала и как будто отрубила. Женщина тут же повернулась и демонстративно, слегка покачиваясь, направилась в дом. «Какая недружелюбная, злая, грубая женщина! — отметил я про себя. — Вероятно, с мужем не совсем ладит. А, может, муж доводит её до такого состояния? Всё может быть!» — Будьте добры! — крикнул я поспешно, чтобы женщина остановилась. На мой голос женщина, не дойдя с метр до двери, обернулась. — Будьте добры, не скажете, где его можно найти? Пожалуйста, он нам очень нужен! — Зачем он вам нужен? — уже более мягким, но всё же строгим голосом спросила женщина. — Дело у вас какое к нему или… «Ого! Значит, муж виной тому, что она недружелюбная. Вероятно, она нас приняла за друзей мужа по Бахусу».