Судебный исполнитель выронил револьвер, бессильно опустил руки и застыл в полном недоумении. — Может быть, кто-нибудь из вас, джентльмены, объяснит мне, что все это значит? — глядя на членов комитета, жалобно и беспомощно пробормотал он. Петер Штульпнагель сделал шаг вперед. — Я готов объяснить, — произнес он уверенно. — Вы здесь единственный, кто что-то понимает. — Я единственный, кто что-то знает. Я пытался предупредить этих джентльменов, но поскольку они не захотели меня слушать, предоставил им убедиться на собственном опыте. Своим электричеством вы настолько увеличили жизненную силу этого человека, что теперь смерть не коснется его на протяжении нескольких веков. — Веков! — Да, чтобы исчерпать огромную нервную энергию, которой вы его зарядили, потребуется несколько столетий. Электричество — это жизнь, и вы до предела заполнили батареи мистера Уорнера. Возможно, лет через пятьдесят вам удастся его казнить, но, честно говоря, я совсем в этом не уверен. — Боже милостивый! — воскликнул судебный исполнитель Карпентер. — Что же мне с ним делать? Петер Штульпнагель пожал плечами. — Полагаю, неважно, что вы сделаете сейчас, — ответил он. — Может быть, удастся вытянуть электричество обратно? Что, если подвесить его за пятки? — Нет-нет, об этом не может быть и речи. В Лос-Амигосе мы его держать больше не будем, — решил Карпентер. — Пусть отправляется в другое место. Возможно, тюрьма строго режима его сломает. — Напротив, — возразил Петер Штульпнагель. — Скорее, он сломает тюрьму строгого режима. Вот так мы потерпели полное фиаско и в течение долгих лет старались как можно реже упоминать этот случай. Но теперь он уже получил огласку, а потому считаю, что у вас может возникнуть желание отметить его в своей записной книжке. История черного доктора Маленькая деревушка Бишопс-Кроссинг расположена в десяти милях к юго-западу от Ливерпуля. В начале семидесятых годов здесь обосновался и открыл практику доктор по имени Алоис Лана. Никто из местных жителей не знал, откуда он родом, из какой семьи и почему приехал в Ланкашир. Лишь два факта его биографии не вызывали сомнений: первый заключался в том, что он получил диплом с отличием в университете Глазго, а второй — в том, что он, несомненно, принадлежал к какому-то тропическому народу и был настолько смуглым, что, возможно, в венах его текла индийская кровь. Но в то же время черты красивого лица свидетельствовали о европейском происхождении, а безупречная вежливость и прекрасные манеры заставляли вспомнить об испанском благородстве. На фоне мягкого английского пейзажа необычайно смуглая кожа, волосы цвета воронова крыла и блестящие темные глаза под густыми, почти сросшимися бровями производили неизгладимое впечатление, а потому очень скоро новый врач получил известность как «черный доктор из Бишопс-Кроссинга». Поначалу прозвище звучало насмешливо, но со временем превратилось в почетный титул, распространилось по округе и приобрело славу далеко за пределами тесного местного мирка. Новичок проявил себя бесстрашным хирургом и знающим терапевтом. Практика в этой местности принадлежала Эдварду Роу, сыну Уильяма Роу — прославленного консультанта из Ливерпуля. Однако сын не унаследовал таланта отца, так что, обладая преимуществами внешности, манер и знаний, новый специалист вскоре одержал верх над соперником. Надо отметить, что успеха в обществе доктор Лана добился столь же быстро, как и в профессии. Выдающиеся результаты хирургического лечения достопочтенного Джеймса Лаури, второго сына лорда Белтона, распахнули перед ним двери высшего общества графства, а очарование умной беседы и элегантность отточенных манер заслужили расположение светских особ. Отсутствие известных предков и родственников порою не мешает, а помогает продвижению по социальной лестнице, а яркая индивидуальность красивого доктора сама по себе служила прекрасной рекомендацией. Пациенты находили в выдающейся личности лишь один-единственный недостаток. Судя по всему, мистер Лана был убежденным холостяком. Качество тем более удивительное, что доктор занимал большой дом и было известно, что успешная практика приносила ему значительный доход. Поначалу местные сплетницы соединяли его имя то с одной, то с другой молодой леди, однако годы шли, а доктор Лана сохранял прежний статус, так что постепенно вся округа пришла к общему мнению, что ему предстоит остаться холостяком. Некоторые наиболее смелые комментаторы даже заходили в умозаключениях так далеко, что заявляли, будто бы он уже женат, а в Бишопс-Кроссинге «похоронил» себя, чтобы избежать последствий раннего неудачного брака. И вдруг, когда свахи в отчаянье оставили доктора в покое, было внезапно объявлено о его помолвке с мисс Фрэнсис Мортон из Лей-Холла. Вся округа хорошо знала молодую леди, поскольку ее отец, Джеймс Холдейн Мортон, являлся местным сквайром, то есть главным землевладельцем. Однако родители уже отдали Богу душу, и мисс Фрэнсис жила с единственным братом, Артуром Мортоном, унаследовавшим все семейное состояние. Она отличалась высоким ростом, прекрасной фигурой, стремительной порывистой натурой и сильным характером. Доктор Лана и мисс Мортон встретились на садовой вечеринке, и между ними сразу завязалась дружба, в скором времени переросшая в любовь. Ничто не могло превзойти их преданности друг другу. Правда, существовало некоторое несоответствие в возрасте — ему уже исполнилось тридцать семь, а ей — всего лишь двадцать четыре, но, кроме этого небольшого недостатка, возражений против данного союза ни у кого не находилось. Помолвка состоялась в феврале, а свадьба предстояла в августе. Третьего июня доктор Лана получил письмо из-за границы. В маленькой деревне начальник почты по совместительству занимает должность главного сплетника, так что мистер Бэнкли из Бишопс-Кроссинга имел в своем распоряжении множество секретов местных жителей. Об этом письме осведомленный чиновник поведал лишь то, что оно пришло в необычном конверте, подписанном мужским почерком. В качестве обратного адреса был указан Буэнос-Айрес, а в правом верхнем углу красовалась марка Аргентинской республики. Прежде доктор Лана писем из-за границы не получал; именно поэтому, прежде чем передать всю корреспонденцию для доставки местному почтальону, мистер Бэнкли обратил на данное отправление особое внимание. В тот же вечер, со второй доставкой, письмо нашло адресата. Следующим утром, то есть четвертого июня, доктор Лана навестил мисс Мортон. Последовала долгая беседа, после которой, как было отмечено наблюдателями, он вернулся домой в состоянии крайнего возбуждения. Мисс Мортон весь день провела в своей комнате, причем несколько раз горничная заставала ее в слезах. В течение недели стало известно о расторжении помолвки. Доктор Лана обошелся с молодой леди бесчестно, и Артур Мортон, ее брат, поговаривал о намеренье выпороть негодяя хлыстом. В чем именно заключалось бесчестное поведение доктора в отношении молодой леди, точно известно не было: кто-то предполагал одно обстоятельство, кто-то другое. Однако все заметили, что с той поры он предпочитал сделать круг в несколько миль, лишь бы не проезжать под окнами Лей-Холла, а чтобы избежать встреч с мисс Мортон, даже перестал посещать воскресные церковные службы. Кроме того, в журнале «Ланцет» появилось объявление о продаже практики в сельской местности. Имен не называлось, однако кое-кто решил, что речь шла именно о Бишопс-Кроссинге. А это означало, что доктор Лана собрался покинуть место своего успеха. Такое положение дел сложилось к вечеру понедельника, двадцать первого июня, когда события приобрели новый характер, а скандал деревенского масштаба перерос в потрясшую всю страну трагедию. Для того чтобы факты того вечера предстали во всей своей значимости, необходимо изложить некоторые подробности. Помимо самого доктора, в его доме обитали лишь две персоны: экономка — пожилая и чрезвычайно почтенная особа по имени Марта Вудз, а также молодая служанка Мэри Пиллинг. Кучер и молодой санитар по вечерам уходили к себе домой. Доктор имел обыкновение допоздна засиживаться в своем кабинете рядом с приемной, в самом далеком от комнат прислуги крыле дома. Для удобства пациентов здесь находился отдельный вход, так что доктор имел возможность принимать посетителей втайне от всех. Действительно, когда кому-то из больных поздно вечером требовалась срочная помощь, доктор впускал и выпускал их именно через эту дверь, поскольку и экономка, и служанка имели обыкновение рано ложиться спать. Двадцать первого июня Марта Вудз зашла в кабинет в половине десятого и увидела, что доктор сидит за столом и что-то пишет. Экономка пожелала господину спокойной ночи, отпустила горничную отдыхать, а сама занялась домашними делами. Когда она поднялась к себе, большие напольные часы в холле как раз пробили одиннадцать. Минут через пятнадцать-двадцать до ее слуха донесся исходивший откуда-то из глубины дома не то крик, нет то призыв. Миссис Вудз немного подождала, но звук не повторился. Встревожившись, она накинула шаль и поспешила в кабинет доктора. — Кто там? — спросил голос хозяина, когда она громко постучала в дверь. — Это я, миссис Вудз. — Прошу оставить меня в покое. Немедленно возвращайтесь в свою комнату! — потребовал голос, по ее убеждению, принадлежавший мистеру Лане. Однако тон показался настолько грубым и не соответствующим обычной манере доктора, что экономка удивилась и обиделась. — Мне показалось, сэр, что вы меня звали, — пояснила она, однако ответа не получила. Поднявшись к себе, миссис Вудз взглянула на часы и увидела, что стрелки показывают половину двенадцатого. Между одиннадцатью и двенадцатью (точное время она сообщить не смогла) к доктору пришла жительница деревни. Долго стучала в дверь, однако ответа так и не добилась. Этой поздней посетительницей оказалась супруга местного бакалейщика, миссис Мэддинг, чей муж страдал весьма опасным заболеванием — брюшным тифом. Доктор Лана сам попросил ее зайти поздно вечером и сообщить, как себя чувствует пациент. Миссис Мэддинг рассказала, что в кабинете горел свет. Однако, поскольку доктор не отвечал, она решила, что его срочно вызвали к больному, и удалилась. От дома к дороге вела короткая извилистая аллея с фонарем в конце. Выйдя за ворота, миссис Мэддинг встретила там человека. Подумав, что это возвращается от пациента сам доктор Лана, она его дождалась и с удивлением увидела молодого сквайра — мистера Артура Мортона. В свете фонаря не составило труда заметить, что тот взволнован и держит в руке тяжелый охотничий кнут. Когда же мистер Мортон свернул к воротам, миссис Мэддинг не преминула к нему обратиться: — Доктора нет дома, сэр. — Откуда вы знаете? — сердито спросил молодой человек. — Я только что стучала в дверь приемной, сэр, но он не открыл. — Однако свет горит, — возразил собеседник, посмотрев на окно. — Это ведь кабинет, не так ли? — Да, сэр. Но я уверена, что сам доктор куда-то ушел. — Наверняка скоро вернется, — заключил мистер Мортон и вошел в ворота, а миссис Мэддинг продолжила свой путь. В три часа ночи муж миссис Мэддинг резко почувствовал себя хуже. Встревоженная симптомами, она решила без промедления отправиться за доктором. Входя в ворота, женщина с удивлением заметила, что в лавровых кустах кто-то прячется. Пригляделась и узнала мистера Мортона, однако, расстроенная собственными проблемами, медлить не стала и поспешила дальше. Подойдя к дому, она с удивлением увидела, что свет в окне кабинета по-прежнему горит, и постучала в дверь приемной. Ответа снова не последовало. Постучала еще несколько раз, но безрезультатно. Миссис Мэддинг подумала, что вряд ли такой аккуратный человек мог лечь спать или куда-то уйти, оставив столь яркое освещение, и предположила, что, скорее всего, доктор просто уснул в кресле. Она постучала в окно кабинета, но ответа не получила и на сей раз. Тогда женщина нашла щель между шторой и рамой и заглянула внутрь. Небольшой кабинет был залит ярким светом мощной лампы, которая располагалась на стоявшем в середине комнаты столе среди книг и инструментов. Людей видно не было, как и ничего необычного, если не считать лежавшей на ковре, в тени стола, грязной белой перчатки. Но когда глаза немного привыкли к свету, в противоположном конце густой тени стала видна ступня, и миссис Мэддинг с ужасом осознала, что то, что она приняла за перчатку, на самом деле было рукой лежавшего на полу человека. Чувствуя, что произошло что-то ужасное, она позвонила в парадную дверь и разбудила миссис Вудз. Предварительно отправив горничную в полицейский участок, женщины вдвоем поспешили в кабинет. Возле стола, с дальней от окна стороны, лежал на спине доктор Лана. Мертвый. Было очевидно, что смерть насильственная, так как один глаз доктора почернел, а лицо и шея были покрыты синяками. Заметно отекшее и распухшее лицо заставило предположить, что доктора удушили. Одет он был в свой обычный рабочий костюм, правда, на ногах оказались не ботинки, а мягкие домашние туфли с абсолютно чистой подошвой. Ковер же был затоптан грязными ботинками, особенно возле двери. Очевидно, следы оставил убийца: войдя через дверь приемной, совершил ужасное преступление и незаметно удалился. Судя по большому размеру следов и характеру повреждений на теле, этот преступник был мужчиной. Дальше данного обстоятельства полицейские не продвинулись. Не было никаких следов ограбления, даже золотые часы доктора остались на месте, в кармане. В комнате стоял сейф, который оказался запертым, но пустым. Миссис Вудз считала, что покойный хранил там большую сумму, однако именно в этот день он оплатил наличными крупный счет за овес для лошадей, и было решено, что сейф опустел именно из-за этого, а не вследствие кражи. Пропала только одна вещь — однако чрезвычайно красноречивая: от постоянно стоявшего на боковом столе портрета мисс Мортон осталась пустая рама, а само изображение исчезло. Следует отметить, что еще вечером, прислуживая хозяину, экономка видела портрет на месте, и вот он пропал. С другой стороны, на полу обнаружилась зеленая глазная повязка, которой раньше аккуратная миссис Вудз не заметила. Впрочем, повязка вполне могла принадлежать доктору: ничто не указывало на ее связь с преступлением. Подозрения сосредоточились на одном человеке, и сквайр Артур Мортон был немедленно арестован. Улики против него представлялись хотя и косвенными, но крайне серьезными. Молодой человек обожал сестру, а после ее разрыва с доктором Ланой не скупился на угрозы возмездия. В вечер убийства, около одиннадцати часов, его видели идущим к дому доктора с кнутом в руке. По заключению полиции, брат оскорбленной молодой леди проник в кабинет и набросился на доктора, чей испуганный или гневный крик оказался настолько громким, что миссис Вудз услышала его из своей комнаты. Когда экономка прибежала и спросила, что случилось, доктор Лана потребовал, чтобы она немедленно ушла, — очевидно, потому что надеялся договориться с непрошеным гостем. Беседа продолжалась долго, становилась все более напряженной, а закончилась дракой, в которой доктор погиб. Вскрытие выявило неизвестное при жизни серьезное заболевание сердца. Возможно, именно оно привело к смерти от телесных повреждений, которые не стали бы роковыми для здорового человека. Затем Артур Мортон забрал портрет сестры и отправился домой, а увидев входившую в ворота миссис Мэддинг, спрятался от ее взгляда в лавровых кустах. Такую версию развития событий выдвинула сторона обвинения, и все сочли месть брата ужасной. С другой стороны, присутствовали существенные доводы в защиту обвиняемого. Подобно сестре, молодой сквайр отличался горячностью и пылким нравом, но в то же время пользовался уважением как человек искренний, открытый и честный. В округе его любили и уважали, а потому считали, что подобное преступление никак не может оказаться делом его благородных рук. Сам подозреваемый сообщил, что собирался обсудить с доктором Ланой неотложные семейные дела (с начала и до конца расследования он ни разу не упомянул имя сестры). В то же время сквайр не отрицал, что, скорее всего, разговор стал бы не самым приятным. Узнав от встреченной пациентки, что доктора нет дома, мистер Мортон подождал до трех часов ночи, но не дождался и ушел домой. Что же касается смерти уважаемого человека, то о ней он знал ничуть не больше того констебля, который его арестовал. Раньше доктор Лана был его близким другом, однако не заслуживающие упоминания обстоятельства положили конец дружеским отношениям. Невиновность мистера Мортона подтверждалась рядом фактов. Не приходилось сомневаться, что в половине двенадцатого доктор Лана был еще жив и оставался в своем кабинет. Миссис Вудз уверенно подтвердила, что именно в это время услышала его голос. Сторонники подозреваемого предположили, что доктор кого-то принимал. На это указывали такие факты, как привлекший внимание экономки крик и нетерпеливое требование хозяина оставить его в покое. Если так, то вполне вероятно, что смерть настигла джентльмена в период между услышанным экономкой криком и первым неудачным визитом миссис Мэддинг. Но в таком случае сквайр Мортон никак не мог оказаться причастным к преступлению, поскольку, по ее собственным словам, миссис Мэддинг встретила его у ворот на обратном пути. Если данная гипотеза верна и доктор Лана действительно кого-то принимал до ее встречи с молодым человеком, то кем мог оказаться этот «кто-то» и какие мотивы имел для столь острой неприязни к глубоко уважаемому в округе джентльмену? Было признано, что если друзья мистера Мортона сумеют пролить свет на эти вопросы, то внесут значительный вклад в доказательство его невиновности. Но пока ничто не мешало общественности считать и говорить — а общественность действительно так считала и говорила, — что не существует доказательств того, что приходил кто-то, кроме сквайра, в то время как существуют веские доказательства его зловещих мотивов для встречи с покойным доктором. Когда стучала миссис Мэддинг, доктор вполне мог подняться в свою комнату или, как она подумала, уйти по вызову, а вернувшись, застать дожидавшегося мистера Мортона. Некоторые из сторонников подозреваемого стояли на том, что исчезнувший из рамки портрет мисс Фрэнсис не был обнаружен среди вещей брата. Впрочем, этот аргумент не изменил настроения следствия, поскольку до ареста вполне хватило бы времени сжечь или как-то иначе уничтожить улику. Что же касается единственного неопровержимого доказательства присутствия в кабинете постороннего человека — а именно грязных следов, то толстый мягкий ковер до такой степени их смягчил и рассеял, что сделать мало-мальски надежные выводы оказалось невозможно. Самое большее, что можно было сказать, заключалось в следующем: следы укладывались в версию принадлежности подозреваемому, тем более что наутро его ботинки выглядели очень грязными. Во второй половине дня прошел сильный дождь, а потому ботинки каждого, кто выходил на улицу, не отличались чистотой. Таковы голые факты, связанные с чередой странных и романтических событий, привлекших внимание общественности к разыгравшейся в Ланкашире трагедии. Неизвестное происхождение доктора, его выдающаяся экзотическая личность, положение обвиненного в убийстве человека, предшествующая преступлению любовная история — все эти обстоятельства соединились воедино и превратили историю в одну из тех драм, что время от времени привлекают интерес и пристальное внимание всей страны. Население трех королевств бурно обсуждало дело черного доктора из Бишопс-Кроссинга и выдвигало многочисленные теории, которые могли бы объяснить факты. Однако можно смело утверждать, что среди всех этих теорий не оказалось ни единой, способной подготовить умы широкой публики к необыкновенному продолжению, вызвавшему волнение в первый день суда и достигшему кульминации во второй день. Сейчас, когда я пишу эти заметки, передо мной лежат длинные статьи из газеты «Ланкастер Уикли» с подробным изложением событий, но мне придется ограничиться лишь кратким изложением всех событий вплоть до того момента, когда вечером первого дня показания мисс Фрэнсис Мортон пролили на дело совершенно новый свет. Представлявший сторону обвинения мистер Порлок Карр изложил факты с присущим ему мастерством, и по мере рассмотрения улик становилось все более ясным, насколько трудная задача стояла перед адвокатом мистером Хамфри. Несколько свидетелей под присягой сообщили, что собственными ушами слышали, как молодой сквайр, не стесняясь в выражениях, угрожал доктору расправой за якобы дурное обращение с сестрой. Миссис Мэддинг — тоже под присягой — повторила собственные показания насчет позднего визита подозреваемого к убитому, а еще один свидетель подтвердил, что подозреваемый знал о привычке убитого засиживаться допоздна в уединенном крыле дома и выбрал для визита столь странный час именно потому, что надеялся получить жертву в свое полное распоряжение. Слуга сквайра был вынужден признать, что слышал, как хозяин вернулся примерно в три часа ночи, что подтверждало заявление миссис Мэддинг о том, что во время второго посещения она заметила его возле ворот среди лавровых кустов. Много времени заняло обсуждение грязных ботинок и предполагаемое соответствие следов, так что когда сторона обвинения узнала, насколько убедительна и неопровержима эта, пусть и косвенная, улика, судьба подозреваемого была признана практически решенной: конечно, если сторона защиты не представит каких-нибудь исключительных по убедительности доказательств невиновности. В три часа дня следствие удалилось на совещание, а в половине четвертого, когда зал суда встал, чтобы приветствовать его возвращение, дело получило новое, неожиданное развитие. Изложение дальнейшего хода событий я почерпнул из упомянутого ранее издания, правда, опустив вступительную речь адвоката: «Все присутствовавшие в переполненном зале суда чрезвычайно взволновались, когда в качестве первого свидетеля защиты появилась мисс Фрэнсис Мортон, сестра подозреваемого. Наши читатели, конечно, помнят, что молодая леди была обручена с доктором Ланой, а расторжение помолвки настолько расстроило ее брата, что тот решился на убийство. Необходимо особо отметить, что мисс Мортон не вызывалась в суд ни на стадии предварительного расследования, ни во время окончательного рассмотрения дела, а потому ее неожиданное появление в роли главного свидетеля защиты немало удивило публику. Мисс Фрэнсис Мортон — высокая красивая брюнетка — давала показания негромким, но ясным и чистым голосом, хотя с начала и до конца ее выступления никто не сомневался, что она глубоко страдает. Молодая леди упомянула о помолвке с доктором, бегло коснулась ее расторжения по причине, связанной с семьей жениха, и удивила суд утверждением, что всегда считала негодование брата неразумным и неумеренным. В ответ на прямой вопрос адвоката мисс Фрэнсис заявила, что не питает к доктору Лане ни малейшей неприязни и считает его поведение абсолютно благородным. Не зная полного спектра обстоятельств, брат занял другую позицию, и она вынуждена признать, что, несмотря на ее уговоры, не раз высказывался в адрес доктора с излишней резкостью и даже угрожал применением силы, а в вечер трагедии объявил о твердом намерении „разобраться“ с ним. Она всеми силами старалась переубедить брата, однако во всем, что касалось его чувств или намерений, Артур с детства проявлял немыслимое упорство. Вплоть до этого момента казалось, что свидетельство молодой леди направлено скорее против обвиняемого, чем в его пользу. Однако вскоре вопросы адвоката пролили на дело совершенно иной свет и открыли неожиданную линию защиты. Мистер Хамфри: — Вы верите в виновность брата в преступлении? Судья: — Не могу принять ваш вопрос, мистер Хамфри. Мы основываем решения на вопросах о фактах, а не о вере. Мистер Хамфри: — Вы знаете, что брат не виновен в смерти доктора Ланы? Мисс Мортон: — Да, знаю. Мистер Хамфри: — Откуда вам это известно? — Известно потому, что доктор Лана не мертв. В зале суда возникло настолько бурное волнение, что перекрестный допрос свидетельницы пришлось прервать. Мистер Хамфри: — Но почему вы точно знаете, мисс Мортон, что доктор Лана не мертв? Мисс Мортон: — Потому что после его предполагаемой смерти он написал мне письмо. Мистер Хамфри: — Это письмо у вас с собой? Мисс Мортон: