— Армагеддон. — Вот-вот, точно. Это самое слово пастор и произнес. И уж тогда-то Третий гвардейский полк наверняка отличится. А герцог Веллингтон обязательно скажет свое главное слово. В эту минуту, посматривая на таблички с номерами домов, по улице неторопливо шел пожилой джентльмен с седыми бакенбардами. Увидев старика, сразу направился к нему. — Добрый день! — поздоровался он приветливо. — Наверное, вы и есть мистер Грегори Брустер? — Именно так меня зовут, сэр, — важно ответил ветеран. — Насколько могу понять, тот самый капрал Брустер, который числится в реестре Шотландской гвардии как участник битвы при Ватерлоо? — Да, сэр, это действительно я. Вот только тогда мы называли свой полк Третьим гвардейским. Прекрасные ребята, а сейчас до полного сбора не хватает только меня. — Бросьте! — горячо возразил джентльмен. — Спешить некуда, пусть подождут подольше. Но я — полковник Шотландского гвардейского полка и хотел бы с вами побеседовать. Старый Грегори Брустер мгновенно вскочил и, отдавая честь, поднял руку к заячьей шапке. — Господи Боже! — воскликнул изумленно. — Подумать только! Сам полковник! Подумать только! — Может быть, джентльмену лучше войти в дом? — предложила из-за двери практичная Нора. — Конечно, конечно, сэр, входите. Осмелюсь пригласить в свое скромное жилище. От волнения капрал забыл на крыльце палку. По пути в гостиную колени подкосились, и он беспомощно вскинул руки. Полковник подхватил старика с одной стороны, а Нора поддержала с другой. — Не спешите, шагайте осторожно, — скомандовал полковник, подводя Брустера к креслу. — Благодарю вас, сэр. Едва не упал. Честное слово, до сих пор не могу поверить. Подумать только! Полковник батальона навестил капрала флангового отряда! Чего только не случается в мире! — Весь Лондон гордится вами, сэр, — ответил полковник. — Вы действительно один из тех героев, кто удержал Угумон. Он внимательно посмотрел на костлявые трясущиеся руки с распухшими суставами, на худую шею со вздутыми венами, на сутулые, дергающиеся при каждом вздохе плечи. Неужели это и есть последний из героев Ватерлоо? Потом перевел взгляд на полупустые пузырьки с лекарствами, синие банки с мазями, заметил закопченный чайник с длинным носиком и другие подробности бедной комнаты. «Лучше бы герой погиб под горящими стропилами той бельгийской фермы», — подумал полковник. — Надеюсь, в этом доме удобно, и вы довольны жизнью, — после небольшой паузы произнес он вслух. — Спасибо, сэр, — отозвался капрал. — Все бы ничего, да много беспокойства причиняет кашель. Очень много беспокойства. Постоянная мокрота мешает дышать. И все время хочется есть. Без еды замерзаю. А еще донимают мухи! Не хватает сил с ними бороться. — А как насчет памяти? — осведомился полковник. — О, память у меня великолепная! Да, сэр, готов перечислить по именам всех, кто служил во фланговом отряде капитана Холдейна. — А битва? Саму битву помните? — Как только закрою глаза, сразу вижу перед собой каждое мгновенье того дня. Не поверите, сэр, как ясно вижу! Будьте добры, посмотрите на стол: наша линия тянется от бутылки с успокаивающим средством вправо, к табакерке. Видите? А еще правее, где лежит коробочка с пилюлями, расположена ферма Угумон. Там мы стояли. А наперсток Норы — это Ла-Э-Сент. Да, все верно, сэр. Вот наши пушки, а там, подальше, резерв и бельгийцы. Ах, эти чертовы бельгийцы! — Старик яростно плюнул в камин. — На месте моей трубки стоят французы, а здесь, куда кладу кисет, к нашему левому флангу подходят пруссаки. Боже, как мы радовались, увидев дым их мушкетов! — А что больше всего вас огорчает, когда думаете о той битве? — спросил полковник. — То, что потерял целых полторы кроны, — жалобно пробормотал капрал. — Не удивлюсь, если больше никогда не получу свои деньги обратно. Дал в долг Джейбесу Смиту — тому парню, который стоял в шеренге за мной. «Только до получки, Грег», — попросил он. Да! А на следующий день, возле Катр-Бра, его заколол улан. У меня даже расписки не осталось, чтобы доказать долг, так что полторы кроны бесследно пропали. Полковник со смехом поднялся. — Офицеры Шотландской гвардии просили передать вам небольшую сумму на покупку какой-нибудь приятной мелочи, — проговорил он. Взял лежавший на столе кисет и вложил в него новенькую хрустящую банкноту. — Глубоко признателен, сэр. Но, полковник, позвольте попросить об одном одолжении. — Слушаю вас, капрал. — Когда меня призовут в родной полк, не пожалейте флага и ружейного салюта. Видите ли, я человек не гражданский, а военный. Гвардеец. Последний, кто остался от Третьего гвардейского полка. — Ваше желание будет исполнено, капрал. Непременно позабочусь о воинских почестях. А сейчас до свидания. Надеюсь услышать от вас только хорошие новости. — Какой добрый джентльмен, Нора, — прохрипел старик Брустер, вместе с племянницей глядя в окно на проходящего полковника. — И все же, видит Бог, не достоин даже шпоры моего полковника Бинга! На следующий день старому капралу стало намного хуже. Даже заглядывавший в окно золотой солнечный луч уже не мог согреть иссохшее тело. Доктор пришел, осмотрел больного и молча покачал головой. Старик лежал неподвижно, и только легкое подергиванье посиневших губ да слабо бьющаяся на худой шее вена свидетельствовали, что в изможденном теле еще теплится жизнь. Нора и сержант Макдоналд сидели возле постели, однако капрал Брустер не замечал их присутствия. Он тихо лежал на боку с полузакрытыми глазами, будто очень устал. Молодые люди ненадолго вышли в гостиную, и Нора принялась готовить чай, когда вдруг весь дом огласил громкий крик. Пространство наполнил сильный, полный молодой энергии и огненной страсти голос: — Гвардии нужен порох! — оповестил он и тут же повторил: — Гвардии нужен порох! Сержант немедленно вскочил и бросился в спальню, а Нора с трепетом последовала за ним. Старик стоял посреди комнаты. Широко раскрытые голубые глаза горели, седые волосы топорщились, плечи расправились в гордой военной выправке, голова поднялась, а взгляд исполнился орлиной зоркости. — Гвардии нужен порох! — вновь воскликнул капрал. — Видит Бог, гвардия получит боеприпасы! С этими словами он вскинул длинные худые руки и со стоном упал в кресло. Сержант склонился, заглянул в лицо и тяжело вздохнул. — Ах, Арчи, Арчи, — сквозь слезы спросила Нора, — что с ним? Сержант печально отвернулся. — Ну вот, — проговорил он негромко. — Теперь Третий гвардейский полк в полном сборе. Третье поколение Спускающаяся от Монумента[3] к Темзе улица Скадамор-лейн по вечерам тонет в тени двух нависших над редкими газовыми фонарями пугающе огромных черных стен. Тротуары здесь узкие, а проезжая часть вымощена круглым булыжником, так что бесконечные подводы грохочут, как морской прибой. Среди деловых зданий стоят несколько старомодных домов, в одном из них, с левой стороны, примерно в середине улицы, развернул свою обширную практику доктор Хорэс Селби. Конечно, для столь крупного специалиста место странное, однако заслуживший европейскую репутацию врач может позволить себе жить там, где ему угодно, тем более что, учитывая его специализацию, пациенты далеко не всегда рассматривают уединение как недостаток. Часы показывали десять вечера. Весь день доносившийся с Лондонского моста шум транспорта наконец-то стих, превратившись в смутный гул. Шел сильный дождь, тусклый свет с трудом пробивался сквозь мокрое стекло газовых фонарей и рисовал на блестящих камнях мостовой небольшие круги. Воздух наполняли разнообразные звуки непогоды: шелест и плеск водяных струй, стук падающих с карнизов тяжелых капель, бульканье и журчанье несущейся по двум крутым сточным канавам и проваливающейся сквозь канализационные решетки воды. В этот час на улице Скадамор-лейн можно было заметить лишь одну фигуру: принадлежала эта фигура мужчине, стоявшему возле двери доктора Хорэса Селби. Человек только что позвонил и теперь ждал ответа. Пробивавшийся сквозь фрамугу яркий свет падал на мокрые блестящие плечи и поднятое лицо. Лицо выглядело бледным, чувствительным, четко очерченным, с едва заметной странностью в выражении. Взгляд, отдаленно напоминавший взгляд испуганной лошади, сочетался с детской беспомощностью худых ввалившихся щек и безвольно опущенной нижней губы. Именно по испуганному лицу открывший дверь слуга сразу определил, что незнакомец пришел за медицинской помощью. Как часто на крыльце доктора Хорэса Селби появлялись люди со страхом в глазах! — Доктор дома? После короткого замешательства дворецкий ответил: — Он обедает в компании друзей, сэр. Доктор Селби не любит, когда его беспокоят в личное время. — Передайте, что мне необходимо немедленно с ним встретиться. Скажите, что дело чрезвычайно важное. Вот моя визитная карточка. — Трясущимися пальцами посетитель вытащил из бумажника кусочек глянцевого картона. — Мое имя — сэр Фрэнсис Нортон. Передайте доктору, что сэр Фрэнсис Нортон из Дин-Парк должен безотлагательно с ним встретиться. — Хорошо, сэр. — Дворецкий крепко сжал в пальцах карточку и сопровождавшую ее монету достоинством в половину соверена. — Если вас не затруднит, сэр, повесьте плащ здесь, в прихожей. Уж очень он мокрый. Извольте подождать в приемной. Не сомневаюсь, сэр, что мне удастся убедить доктора выйти к вам. Молодой баронет прошел в просторную комнату с высоким потолком. Пол покрывал такой мягкий и толстый ковер, что шаги оставались неслышными. Две газовые лампы светили вполсилы, а наполнявший воздух слабый аромат придавал комнате религиозную атмосферу. Баронет опустился в стоявшее возле тлеющего камина просторное кожаное кресло и угрюмо осмотрелся. Две стены комнаты занимали книги — толстые, увесистые, с поблескивающим золотым тиснением на корешках. Белую мраморную полку высокого старомодного камина загромождали ватные тампоны, бинты, мензурки и разнообразные маленькие пузырьки. Один из них, с широким горлышком, содержал медный купорос, другой — с горлышком более узким — был наполнен чем-то, напоминавшим обломки курительной трубки. Правда, красная этикетка гласила, что это каустическая сода. Повсюду — на каминной полке, на занимавшем центр комнаты большом столе и на письменном столе — в художественном беспорядке хранились термометры, шприцы для подкожных инъекций, скальпели и шпатели. На самом видном месте, на письменном столе справа, лежали экземпляры пяти книг, написанных доктором Хорэсом Селби по прославившему его вопросу, а слева, на толстом медицинском справочнике, красовалась огромная, размером с репу, модель человеческого глаза. Глаз открывался, демонстрируя хрусталик и две камеры. Сэр Фрэнсис Нортон никогда не отличался особой наблюдательностью, однако здесь и сейчас с огромным вниманием рассматривал все мелочи обстановки. От острого взгляда не укрылась даже разъеденная кислотой деревянная пробка на одном из пузырьков, и баронет спросил себя, почему доктор не использует стеклянные. Отражавшие свет крохотные царапины на столе, небольшие пятна на кожаной поверхности письменного стола, написанные на этикетках химические формулы — ни одна даже самая мелкая подробность не избежала целенаправленного, преувеличенного внимания. Слух также заметно обострился: в ушах болезненно отдавалось тяжелое тиканье стоявших на камине массивных черных часов. И все же, несмотря на громкий отсчет времени и даже вопреки толстым старомодным деревянным панелям на стенах, баронет улавливал доносившиеся из соседней комнаты голоса и даже разбирал обрывки разговора. — Второй игрок должен был принять… — Но ведь ты сам взял последнюю карту! — Как я мог пойти дамой, зная, что у него в запасе туз? Из неясного гула общей застольной беседы выбивались разрозненные фразы. А потом внезапно послышался скрип двери, за ним последовали шаги по коридору, и, вздрогнув от нетерпения и ужаса, сэр Фрэнсис понял, что приближается переломный момент его жизни. Доктор Хорэс Селби оказался высоким дородным человеком импозантной наружности. Крупный нос и твердый подбородок свидетельствовали о силе характера, однако в целом черты лица выглядели одутловатыми и лучше гармонировали бы с париком и шейным платком ранней георгианской эпохи, чем с короткой стрижкой и черным сюртуком конца девятнадцатого века. Он был чисто выбрит — очевидно, для того, чтобы оставить на виду редкой красоты рот — крупный, подвижный, с прячущейся в уголках губ доброй снисходительной улыбкой. Эта улыбка и пара полных сочувствия карих глаз заставляли пристыженных грешников выдавать свои самые сокровенные тайны. Искусно подстриженные небольшие густые бакенбарды начинались ниже ушей и, поднимаясь валиками, уходили в густые пряди начинающих седеть волос. Одна лишь внешность и величественное поведение этого человека уже вселяли в пациентов уверенность и надежду. В медицине, как и среди военных, благородная осанка и уверенные манеры убедительно свидетельствуют о прошлых победах и обещают победы будущие. Лицо доктора Хорэса Селби дарило утешение, как и большие, мягкие, белые руки, одну из которых он протянул посетителю. — Прошу прощения за то, что заставил ждать. Конфликт обязательств, видите ли: с одной стороны, долг хозяина перед гостями, а с другой — долг врача перед пациентом. Но вот наконец я в вашем полном распоряжении, сэр Фрэнсис. Но, Боже мой, до чего же вы холодный! — Да, замерз. — И весь дрожите. Ну-ну, так никуда не годится! Этот дождливый вечер окончательно вас заморозил. Может быть, немного чего-нибудь согревающего… — Нет, спасибо, доктор. Пожалуй, не стоит. Да и дрожу я вовсе не от холода. Просто очень нервничаю. Доктор слегка повернулся в кресле и похлопал молодого человека по колену точно так же, как похлопал бы по шее встревоженную лошадь. — В чем же дело? — спросил он, глядя через плечо в бледное лицо с испуганными глазами. Сэр Фрэнсис Нортон дважды открыл рот, собираясь заговорить, но так и не издал ни звука. Вместо этого быстро нагнулся, поднял правую штанину, спустил носок и показал голень. Доктор взглянул и несколько раз щелкнул языком. — Обе ноги? — Нет, только одна. — Внезапно?