Начало первого ночи, а у меня никаких планов. — Мы не так часто видимся, — говорю ей. — А что так? — иронизирует она. — Таскаться по Куршавелям с потаскухами у него время есть, а с боевым товарищем встретиться нет? — Оль, — вздыхаю. — Я не в курсе его передвижений. — Ладно, — отрезает зло. — Просто передай ему, что если он подарил сыну клюшку, это значит, что на каток они должны сходить в этом году, а не в следующем. — Тебе не кажется, что подобные вещи ты должна обсуждать с ним лично? — Мне так не кажется, — рычит она. — Если мы встретимся лично, боюсь эту клюшку засунуть ему в задницу! — Может поэтому он тебя за километр и обходит? — нахожу я гребаную логику. — Не поэтому! А потому что он безответственный мудак! Так, ладно. — Это тоже передать? — Это он и так знает, — любезно сообщает она. — Спасибо за еду, — закрываю тему, проходя через гостиную и поднимаясь на второй этаж. — Пожалуйста, — фыркает она. — Ты может в следующий раз женишься на малолетке, которая хотя бы плитой пользоваться умеет? — У тебя сегодня месячные? — раздражаюсь, доставая из шкафа толстовку. — Когда женщина обсуждает что-то поважнее минета, это значит у нее месячные? — Ты закончила? — захлопываю ящик. — Да! — Вот и отлично, — нажав отбой, швыряю телефон на кровать. Достало это дерьмо. Стянув шорты, бросаю их на кресло и натягиваю джинсы. Надев толстовку, сбегаю вниз, чувствуя полное отсутствие долбаного аппетита и полное нежелание сидеть на месте. Подумав минуту, обуваю кроссовки и надеваю пуховик. На улице мелкий снег и ощущение апокалипсиса. Ухо закладывает от близкого выстрела фейерверка. Гирлянду на крыльце коротит, но ковыряться с ней нет никакого желания, как и разгребать снежный завал во дворе, поэтому иду в гараж и достаю из запасного холодильника бутылку красного марочного вина, а потом выхожу за ворота, саданув ногой по почтовому ящику, чтобы сбить с него снег. Из-за двухметровой ограды дома напротив несет шашлыками. Метрах в десяти два подростка начиняют сугроб петардами. Застегнув куртку, перехожу на легкую трусцу, двигаясь вниз по улице. Через четыре дома сворачиваю направо. Компания человек в пять зажигает по кругу бенгальские огни. — С Новым годом! — летит в меня чей-то смех. — С Новым годом, — трушу мимо, чувствуя, как от холода начинают гореть уши. Пройдя мимо единственного круглосуточного супермаркета, сворачиваю на параллельную улицу и через минуту добираюсь до нужного дома. Зажав звонок в кованой калитке, прыгаю на месте, чтобы не отморозить зад. — Санечка! — визжит хозяйка, повисая на моей шее и обволакивая запахом терпких духов. — Ты один? — Как видишь, — улыбаюсь, получая легкий поцелуй в щеку и вручая ей бутылку. — Пошли, пошли, пошли… — смеется Таня, затягивая меня во двор. — Холодно… На ней чумовое платье с блестками и кроссовки мужа на ногах. — Знаешь кто ты, Романов? — тараторит, семеня по расчищенной дорожке. — Ты жук! Сто лет тебя не видела! — Работа, — поднимаюсь вслед за ней на крыльцо, пожимая руку мужикам. — Саня, — лыбится Калинкин. — Ты когда в мой ресторан придешь? — смакует свою сигару. — Знаешь сколько я за этого шефа отвалил? — Не вижу, чтоб ты бедствовал, — усмехаюсь, рассматривая его холеную рожу. — Чтоб не бедствовать у меня жена финдир, — прижимает к себе Таню. — У нее в башке калькулятор. Стоящий рядом Чернышов молча затягивается своей сигарой, с философской миной глядя в пространство. Сообщать ему о том, что вместо него мозг вынесли мне, не вижу смысла. Короткая прогулка по улице мои мозги немного проветрила, и все бесит меня уже не так остро. — Отнесешь на кухню? — возвращает Таня мне бутылку. — Не вопрос, — захожу в дом. От детского визга и топота морщусь. Расстегнув куртку, снимаю кроссовки. В кармане куртки опять пищит сигнализация. Да твою ж мать! Достав брелок, опять отключаю. — Неужели я не сплю… — слышу за спиной и разворачиваюсь. Мою шею обвивают руки Марго. На автомате обнимаю за талию и прижимаю к себе. Тело мгновенно реагирует на каждую сногсшибательную округлость, и на то, что одета она в тонкое шелковое платье. — С Новым годом… — улыбается, вставая на носочки и без раскачки одаривает меня поцелуем. Ее новые губы поразительно мягкие. Не пойму, какого хрена мы не пересеклись за последние две недели? У нее всегда одни духи. Сколько ее знаю. Поставив на комод бутылку, сжимаю ее затылок и наваливаюсь на эти губы, как животное. Она вздрагивает и о меня трется. Моя реакция очевиднее некуда. С напором толкаю язык. Ее рука скатывается вниз и сжимает мою ширинку. — Вау… — шепчет, глядя на меня полупьяно. — После развода у всех так? — Не проверял, — закрываю тему. Я бы мог сказать, что моя реакция имеет какое-то отношение к чувствам, но правда в том, что мне просто нужна женщина. — Хочешь в гости зайти? — усмехаюсь, глядя в ее запрокинутое лицо. — Уже давно, — облизывает она губы, пристально смотря в мои глаза. — Только не сейчас. Там Севастьянов. Мне с ним нужно почирикать. Из гостиной доносятся голоса и смех. Народу здесь как всегда полно. — Присоединишься? — обнимает меня за талию. — Угу, — снова смотрю на нее. Покружа глазами по моему лицу, медленно отстраняется. — Да что ж такое, — рычу, нащупывая в кармане брелок. Глядя на дисплей, жму на кнопку. Затыкается, а потом опять срабатывает сигнализация. Твою мать. Разблокировка дверей не срабатывает, слишком большое расстояние. Брелок орет, как бешеный. — Ой, да забудь, — снова прижимается ко мне Маргарита. — Пошли… я тебя накормлю… — У соседей ребёнок маленький, — снимаю с себя ее руки, начиная обуваться.— Нужно отключить. — Ты такой правильный, Романов, — дует она губы, отходя на шаг. — Скоро вернусь, — бросаю на неё насмешливый взгляд, выходя за дверь. — Ты что, уже уходишь? — возмущается Таня. — Сигнализацию прибило, — сбегаю по ступенькам, застёгивая куртку. — До дома сгоняю. — Тебя добросить? — кричит вслед Чернышов. — Сам, — отвечаю. — Ножками.