Чем мой гениальный преподаватель сейчас занимается? Он обо мне вообще думает? — Шуб-баб-Люба, ты в клуб поедешь? — падает на мое плечо рука Вани, парня Лены. Подпрыгнув на стуле от неожиданности, трясу головой. — Нет. — Скучная ты, Стрельцова, — вздыхает он. — Я экономная, — сбросив его руку, встаю, решая, что мучать себя уже достаточно. Опустив лицо, боком продвигаюсь вдоль одинаковых деревянных столов, обходя барную стойку по дуге. Задев плечом какую-то девушку, проскальзываю в туалет, а когда выхожу оттуда, вижу у барной стойки того, кого предпочла бы вообще никогда больше не видеть. Ну, вот! Под кожу забирается холодок. Бегая по залу глазами, жую губы. Сцепив ладони на манер армрестлеров, Касьянов и его друг здороваются. Вся моя смелость испаряется в тот момент, когда обернувшись через плечо, Никита смотрит прямо на меня. Я не знаю, какого черта ему от меня надо! Он просто прицепился ко мне, как паразит… кажется, все что я могу сделать, это сдаться и подождать, пока он найдет себе другую жертву. Я не знаю, чем ему ответить. Когда шла сюда как-то забыла об этом подумать! Я готова сдаться, потому что ноги моей больше никогда здесь не будет. Сдернув со стула шубу, проклинаю то, что она белая. И то, что мое платье изумрудно зеленое. Это как облиться спиртом и себя поджечь. — Ты куда? — удивляется Ваня, подтягивая к себе ноги, чтобы меня пропустить. — Эм… — поторапливаюсь. — У меня ЧП… Выскочив на улицу, сворачиваю направо, но когда за спиной снова хлопает дверь, хочу скулить. — У нас тут трусливый кролик… — хватает меня за локоть Никита. Обернувшись, молча смотрю прямо в его глаза, замерев и не двигаясь. От холода трещит воздух, и мелкие снежинки царапают щеки, но от напряжения я вообще ничего не чувствую! С глумливой улыбкой он осматривает мою прическу и кивает на свой чертов «Порш» со словами: — Пошли, прокатимся. — У меня другие планы, — хрипло говорю я. Его глаза стеклянные. Он пьян, и во мне нарастает паника, потому что он вцепился в мою руку, как клещ. — Подвинь свои планы, — дергает меня в сторону машины. — От-ва-ли, — шиплю я. Из дверей кафе высыпает большая компания. Проследив за моим взглядом, Касьянов усмехается и нагло спрашивает: — А то что? Орать будешь? В горле собирается горький ком, а сердце бьется о ребра. Я бы все равно не смогла бегать от него вечно… но я лучше умру, чем сяду в его машину… Сунув свободную руку в карман, достаю оттуда газовый баллончик. Касьянов настолько заторможенный, что не успевает даже приблизительно сориентироваться, когда нажимаю на кнопку и поливаю его лицо едкой смесью. — Сука! — воет, падая на землю. Развернувшись, со всех ног уношусь по тротуару, обгоняя даже свою тень. Мимо прохожих, которые от меня шарахаются. Просто бегу, проваливаясь каблуками в снег и даже не пытаясь застегнуть свою шубу. Останавливаюсь только тогда, когда легкие начинают гореть. Задыхаясь, перебегаю дорогу и запрыгиваю в первый проходящий автобус, даже не посмотрев на его номер. Упав на сиденье, закрываю глаза, пытаясь успокоить сердце. Отлично, Стрельцова. Ты справилась сама! Кажется, я выкопала себе могилу… Стерев со щеки слезу, в панике роюсь в сумке. Выдыхаю, найдя в ней телефон. Моя рука дрожит, а в голове каша, может поэтому пальцы быстро набираю сообщение, о котором я жалею в ту же секунду, как нажимаю отправить: Я: «Поиграем?» Жарюсь в адских муках, видя за окном городскую елку. По крайней мере я еду в правильном направлении… одумавшись, решаю удалить это проклятое сообщение, но к своему ужасу вижу, что оно прочитано. — Вот же черт… — шепчу с отчаянием. Глава 27. Люба В отчаянии покосившись на полупустой салон автобуса так, будто кто-то здесь может силой мысли залезть в мои сообщения, чувствую, как бухает в висках кровь. Страх того, что я натворила там, у «Тик-Так», и того, что я натворила здесь, в своем мессенджере, соединяется в один кислотный коктейль, который прожигает насквозь желудок, и горечь от этого заполняет горло. Мне страшно. Гораздо сильнее я боюсь того, что наделала там, у «Тик-Так», но я бы не села в этот проклятый «Порш»… боюсь даже представить, что было бы, сядь я в него… За окном проплывает украшенный гирляндами фасад городского универмага. Колотясь с головы до ног, проваливаюсь в сообщение, которое пришло тридцать секунд назад. Мой Ромео: «Мы разве не закончили?» Этого достаточно, чтобы образ корчащегося в муках Касьянова отправился в задницу до тех пор, пока я смогу его там держать. Я буду держать его там, потому что все равно понятия не имею, что мне с ним делать. Прижавшись горящим виском к стеклу, игнорирую повисшие на ресницах слезы и пишу в ответ: Я: «Это другая игра» «Что за игра?» — получаю спустя пять секунд. Если бы я знала… До него я не была такой игроманкой. Глядя на экран, шмыгаю носом. Я думаю… мне кажется, что серьезности в его жизни и так хватает. В его работе и вообще. Но он умеет веселиться. Иначе мы бы даже в первую игру не сыграли. Он совсем не сноб… просто легкие морщинки у него на лбу делают его старше, чем он есть на самом деле. Именно это всегда пугало меня в нем. Мне казалось, что он для меня слишком взрослый. Слишком солидный и недоступный, чтобы всерьез мечтать о чем-то реальном. Теперь я знаю, что это не совсем так. В нем серьезности на мизинец, черт возьми. Два дня назад в том кафе он заглянул мне за шиворот, чтобы убедиться в том, что на моем затылке нет никаких тату! Он хотел проиграть… Сделав рваный вдох, печатаю: Я: «Называется импровизация» Мой Ромео: «Продолжай» Пропади оно все пропадом! Вместе с Касьяновым, его тачкой и всем остальным. Я: «Я сейчас голая» Автобусные двери с шипением открываются, и мои ноги обдает холодом, но а меня окутал вакуум эфирной тишины. Люди выходят и заходят, а мой телефон все молчит. Он молчит так долго, что мне хочется сгореть дотла и превратиться в пепел, но я хочу, чтобы господин Романов знал о том, что мне не нужно никаких «крестиков-ноликов»… Мне девятнадцать. И я не маленькая, что бы там не думал мой брат. Гипнотизирую экран, и давлюсь воздухом, когда спустя целых три минуты на экране моего телефона высвечивает: Мой Ромео: «Я тоже» Китайский смартфон выскальзывает из пальцев. Ловлю его, стукнувшись лбом о спинку переднего сиденья. Потирая лоб, перечитываю сообщение, чтобы убедиться в том, что мой напарник принял правила этой игры. Шее становится жарко. Чувствую кровь в собственных венах. Она закладывает уши так, что я перестаю слышать что-то вокруг. Особенно с ума меня сводит то, что я не знаю, блефует он или нет, в отличии от меня! Я: «Хочу увидеть твою тату…» Мой Ромео: «Хочу, чтобы ты ее потрогала» Боже… Я знаю, как он выглядит без одежды выше пояса, потому что фото с его медового месяца на Мальдивах облетели весь университет, и на его груди, кроме набора идеально выточенных мышц, нет никаких тату. Тогда где она, черт ее побери, находится и где конкретно я должна его потрогать?! Это игра вслепую… ужасно мне нравится… Я: «Я ее трогаю» Мой Ромео: «Смелее» Я: «Так? Губами?» Мой Ромео: «Так отлично. У тебя очень мягкие губы» Мне срочно нужно на воздух, потому что мои пальцы действуют быстрее моей головы. Я: «Ты твердый?» Ветер обдувает горящие щеки, когда выхожу из автобуса и опускаюсь на сиденье автобусной остановки. Мой Ромео: «А ты не видишь?» Я: «Можно потрогать?» Мой Ромео: «Давно пора, только сжимай крепче» Я: «Я имела ввиду губами» Мой Ромео: «Осторожнее. Кусаться не надо» Я: «Ты большой» Мой Ромео: «Только не спрашивай, помещусь ли» Я: «А ты поместишься? Я волнуюсь…» Мой Ромео: «Сейчас узнаем» Закрыв глаза, делаю очень глубокий вдох. Это самая пошлая, самая неприличная переписка в моей жизни! И самая будоражащая, потому что этот мужчина, кажется, умеет играть во что угодно.